Она чуть отстала от надзирателя, который провел ее в женское отделение и дал время привлечь внимание матери, чтобы передать ей через двойную решетку одеяло. Мать ушла в темный угол и свернулась на полу, укрывшись одеялом.

Когда Фелисити опустила руки, поняв, что мать не будет с ней разговаривать этим утром, ее взгляд упал на голое тельце замерзшего ребенка, лежавшее на полу между решетками. Невинная жертва несправедливости, царившей в Ньюгейте… Она закрыла рукой рот, сдерживая крик.

Взявшись за решетку, Фелисити всмотрелась в темноту. Откуда-то издалека доносились детские крики и плач. Сколько детей томилось в заключении вместе с матерями? Сколько безгрешных маленьких узников жило в невообразимо жестоких условиях?

Фелисити смотрела через решетку, и сердце ее готово было разорваться от жалости, а в голове зарождались пока еще смутные мысли. Когда время истекло и за ней явился надзиратель, решение созрело. Она не могла спокойно смотреть, как умирают женщины и дети, попавшие в водоворот английской пенитенциарной системы. И не будет!

Фелисити решительно развернулась и уверенными шагами вышла из здания тюрьмы. Начнет она с детей. Она продаст все, что у нее есть: лучшую одежду, серьги, обувь — все, что нужно, чтобы купить фланели и пошить детям одежду. Быть может, она спасет всего несколько жизней, но это станет хорошим началом.

Ее переполняли мысли. Возможно, удастся убедить Присциллу помочь. Да что там говорить: если бы все дамы света и квакеры увидели невыносимые условия, в которых содержат их сестер в Ньюгейте, то пришли бы в ужас.

Что ж, она позаботится, чтобы они об этом узнали.

Объединив силы, дамы из общества смогут изменить жизнь этих несчастных женщин и детей.

Позже, в тот же день

Повесив на крючок ротонду, Фелисити вошла в гостиную и увидела Присциллу, занятую чтением романа.

О, она знала, что не стоило возвращаться так поздно, но ее настолько захватили мысли об улучшении жизни женщин и детей в Ньюгейтской тюрьме, что она не заметила, как проехала нужную улицу, и только через четверть часа, опомнившись, велела извозчику разворачиваться.

— Присцилла, у тебя есть карманные деньги? — спросила Фелисити.

— Ни гроша.

— У меня тоже.

Она посмотрела на ящик с серебряными кубками, все еще стоявший у двери. Нет, это будет воровство. Она заставила себя отвернуться. Но мысль о кубках, возникнув, уже не покидала ее, и Фелисити снова повернулась к ящику.

Всего лишь за один кубок можно выручить достаточно денег, чтобы одеть десяток малышей в женском отделении тюрьмы.

Тут же возникла другая мысль: как она может думать о подобном? Она не была воровкой или интриганкой, как ее родители.

Но она не была и тем, кто может позволить детям умирать от холода, если есть возможность этого не допустить. Подняв голову, Фелисити глубоко вздохнула. По крайней мере, можно это предложить.

Она взяла один из кубков и повернулась к Присцилле.

— Присцилла, ты знаешь, как продать серебряный кубок, скажем… на улице?

— Я бы не стала продавать его на улице. Я бы отнесла его ювелиру. — Присцилла опустила книгу и с улыбкой посмотрела на Фелисити. — Что ты задумала? Новое платье? Туфли? Я уже и сама об этом подумываю: мои туфли для танцев совсем износились. — Она встала с кресла.

— Вообще-то я думала о фланели.

Присцилла поморщилась.

— Не модно.

— Нет-нет, фланель, чтобы пошить пеленки.

— Пеленки? — Присцилла какое-то время озадаченно смотрела на Фелисити, потом глаза ее округлились.

— Боже, Киллиан что-то говорил о том, как помешал вам с Грантом. Так вы с ним… Ну, вы женаты… Значит, ребенок?

— Господи, нет! — Фелисити закрыла дверь гостиной. — В Ньюгейтской тюрьме от холода умирают дети. Десятки детей. Невинных маленьких ангелочков.

Выражение лица Присциллы сделалось еще более удивленным.

— Я знаю, это сумасшедшая идея, но, как думаешь, не мог бы Грант отдать мне один из кубков? Продав его, можно купить фланели и пошить пеленки и одежду для деток постарше… Можно спасти много жизней.

— Ох, Фелисити! Благотворительность. Грант был прав, когда говорил, какая ты добрая. Я помогу тебе. В конце концов, это же благое дело. Только представь, как я буду заниматься благотворительностью! Отец будет гордиться мной, если я стану помогать тебе. — Она схватила один из кубков. — Сколько продадим? Шесть?

— Что ты, нет. Так много не понадобится. Фланель не такая уж дорогая.

— Тогда два? Когда понадобится еще одежда, будет за что купить. — Присцилла нагнулась и стала рыться в ящике.

Фелисити взяла ее за плечи.

— Нужно сначала спросить Гранта.

— Он купил кубки в кредит, и долг лежит на семье… На мне в том числе. Я говорю, возьмем два кубка. Что он сможет сказать, когда узнает, что вырученные за них деньги пошли на спасение замерзающих детей? — Она достала из ящика два кубка. — Какая же ты славная, Фелисити! Я так рада, что ты стала женой Гранта и моей сестрой!

Спустя три дня

В шесть утра Фелисити и Присцилла уже стояли у ворот Ньюгейтской тюрьмы. Пока не вошли в здание, у Присциллы слипались глаза, но отвратительный запах подействовал на нее, как сильная нюхательная соль, и сонливость как рукой сняло. Потом она бросилась в угол, где ее стошнило.

— Наверное, я не смогу идти дальше.

— Сможешь. Ты сильная. Помни: мы спасаем жизни детей.

Присцилла закрыла нос и рот руками.

— Какая же ты храбрая, Фелисити!

— Ты тоже.

Надзиратель провел их по коридору, в конце которого слышались жалобные женские стенания.

— Я хочу войти в камеру, — сказала Фелисити.

— Не положено. Я вам это уже говорил, мисс.

— Вы знаете, кто это? — Фелисити указала на Присциллу. — Это дочь герцога Синклера. Позвольте нам войти. Разве вам не известно, каким влиянием пользуется леди Присцилла в Лондоне? Одно ее слово — и вы навсегда лишитесь места в тюрьме.

Под высокомерным взглядом Присциллы надзиратель заметно стушевался.

— Но я… Я не смогу обеспечить вашу безопасность, если вы туда войдете.

— Нам ничего не грозит, уверяю вас, — уверенно произнесла Фелисити.

— Ну хорошо, если мы договоримся. Но я не смогу защитить вас.

Надзиратель открыл первую решетку, потом вторую, и их тут же окружили заключенные.

— Отойдите! — воскликнула Присцилла, выставив руку вперед, и посмотрела вокруг, глядя свысока на женщин. — Мы пришли, чтобы помочь детям. Не вмешивайтесь.

Заключенные отступили, не зная, что и думать.

Откуда-то из тени вышла мать Фелисити и начала помогать им с узлами.

— Так это твоя новая сестра? — чуть слышно спросила она.

— Я же просила тебя не говорить об этом. — Девушка повернулась и увидела, что Присцилла услышала их разговор.

Пока они поднимали фланелевые и соломенные свертки по лестнице, мать Фелисити наблюдала за Присциллой.

— Пожалуй, ты удачно вышла замуж, — заметила она, когда Фелисити подошла к ней. — Ты только посмотри, какое на ней атласное платье!

Присцилла повернулась и посмотрела на узницу. Даже сквозь грязь она заметила ее сходство с Фелисити.

— Вы родственница Фелисити? — спросила она.

— Я ее мать. Мортима Лайтфут. — Она вскинула одну бровь и улыбнулась, обнажив те желтые зубы, которые еще остались у нее во рту.

Присцилла перевела взгляд на Фелисити.

— Это твоя мать? — Глаза ее широко раскрылись.

— Да. Мама, это леди Присцилла, сестра моего мужа.

— Рада знакомству. — Присцилла кивнула и с ошеломленным выражением лица пошла обратно к лестнице.

— Рада знакомству? Со мной? В самом деле? — Мортима засмеялась вместе с другими женщинами, стоявшими у нее за спиной.

Неожиданно Присцилла развернулась. Если Фелисити в присутствии матери робела, то она испытала совсем другие чувства.

— Если не хотите меня рассердить, помогайте нам и не путайтесь под ногами, Мортима. У нас с вашей дочерью важное дело.

Пока Мортима и ее подруги ходили по камере, Фелисити и Присцилла начали одевать детей во фланелевые костюмчики, которые принесли с собой. Но скоро стало понятно, что этого не достаточно. Им придется очень скоро вернуться.

Пока же они одевали детей и пеленали младенцев, разговаривая с молодыми матерями и вселяя в них надежду добрыми словами.

Для больных они насыпали на пол свежую солому и вынесли старые грязные подстилки.

Даже для Присциллы, которая не привыкла заботиться ни о ком, кроме себя самой, то было долгое, но счастливое утро.

На Гроувенор-сквер Присцилла и Фелисити вернулись до полудня. Миссис Уимпол принесла наверх ведра с горячей водой, чтобы они переоделись и вымыли тела и волосы, к которым прилип тюремный запах.

Накинув халат, Присцилла начала расчесывать мокрые золотистые локоны Фелисити.

— Я ужасно устала, но мое сердце уже рвется обратно. Нам понадобится еще ткань.

— Многие из заключенных там ходят в лохмотьях, — с горечью в голосе произнесла Фелисити. — Как можно сохранить хоть какое-то самоуважение, если тебе приходится жить, как зверю, в клетке?

Часы в коридоре пробили двенадцать.

— Пора одеваться и завтракать. — Открыв шифоньер, Присцилла достала из него сорочку и легкое платье. — Должны быть какие-то благотворительные общества, которые смогут нам помочь. Чем больше людей будет участвовать, тем большего мы сможем добиться.

— Согласна. — Фелисити сходила в свою спальню и вернулась в простой утренней одежде. — Тюремщик упоминал об одной квакерше из общины в Ист-Хэме, миссис Элизабет Фрай. Говорят, она многое делает для изменения условий жизни заключенных. В Ньюгейте, несмотря на возражения властей, она организовала школу для детей заключенных.