Все говорили без умолку, громко и одновременно, на разных языках — по-французски, по-английски и по-немецки.

Каролина Летесснер откликалась на все реплики, обращенные к ней, живо, кратко и умно, и каждая ее фраза вызывала взрыв добродушного веселья у ее собеседников.

Селина жадно наблюдала за ней, наслаждаясь ее грациозной непринужденностью, умением сохранять достоинство и быть доброжелательной ко всем и приветливой с каждым.

— Да, она абсолютно не меняется! — Сэр Джон поделился своим восхищением этой женщиной с Тивертоном.

— Я с вами согласен, — отозвался Квентин. — И я сразу узнал этих пестрых бабочек из драгоценных камней, залетевших в ее темные локоны и уютно устроившихся там.

Сэр Джон расхохотался:

— Интересно, она по-прежнему хранит свою пудру в золотом яблоке и так же ей подстилают коврик от ступеней до подножия кареты, чтобы она, не дай бог, не ступила ножкой на грешную землю.

— Добавим к этому списку ее туалетное зеркало, подобного которому нет во всем мире, и лорнет, оправленный крупными бриллиантами, — вторил приятелю Квентин Тивертон. — Все ее вещицы — уже достояние истории нашей эпохи как образцы высшего шика и элегантности.

— Париж многое потерял с ее отъездом и совсем заскучал без нее, — улыбнулся сэр Джон. — Будем надеяться, что, оставив Санкт-Петербург, она не пренебрежет французской столицей.

— Восемь лет — долгий срок, — задумчиво произнес Квентин Тивертон.

В этот момент Каролина Летесснер заметила его и радостно воскликнула:

— Квентин! Как приятно вновь видеть вас!

Круг юных почитателей слегка разомкнулся, пропуская Тивертона, чтобы тот мог приложиться губами к руке прекрасной дамы.

— В силах ли я выразить свою радость по поводу вашего возвращения? — сказал он.

— Ваша радость несравнима с тем ощущением счастья, какое испытываю я, очутившись в родных местах, — заявила дама.

— Мы слышали постоянно, каким успехом вы пользовались на чужбине, — продолжал Тивертон. — Россия радовалась своему приобретению, а мы горевали о потере.

Великий князь, отвлекшись от беседы с кем-то из знакомых, пожал руку Тивертону:

— Приятно вновь увидеться с вами, старина!

— Вы опередили меня, ваше высочество. Я буквально собирался это же сказать вам.

— Мы приехали только вчера, и это наше первое появление в казино, — объяснил Великий князь. — Вы видите перед собой месье и мадам Летесснер. Так мы пожелали именоваться впредь.

Все вокруг рассмеялись, но в этот момент Гортензия Шнайдер, актриса, у которой перебывало в любовниках столько королевских особ, что ее прозвали «le passage des Princes», воскликнула хорошо поставленным театральным голосом, перекрыв все шумы и разговоры:

— В свое время я насмотрелась на откормленных телок, но такой мне на глаза еще не попадалось.

Воцарилось напряженное, чреватое грозными последствиями молчание. Оно нарушилось резким стаккато Каролины Летесснер. Ледяным тоном она произнесла:

— А я ни разу не видела столь уродливой старой коровы.

И тут все заговорили громко и одновременно.

Некоторые джентльмены потребовали немедленного удовлетворения от лорда Каррингтона, который сопровождал Гортензию Шнайдер, другие апеллировали к Великому князю, явно разгневанному, но сохранявшему спокойствие.

Самые непримиримые из соперничающих лагерей настаивали на том, чтобы кто-то из двух дам — Каролина Летесснер или Гортензия Шнайдер — немедленно были бы удалены из казино.

Вызван был директор-распорядитель, но тут из-за игорного стола поднялся сын Великого герцога Баденского.

Четким шагом он пересек салон и поднес руку Каролины Летесснер к губам:

— Красоты, ума и находчивости очень недоставало нам здесь, в Бадене, пока не явились вы!

Затем, взяв Каролину под руку, он повел ее к столу с рулеткой, и таким образом те, кто был настроен против нее, попали в неудобное положение и с виноватым видом, стыдясь своей несдержанности, принялись извиняться.

— Почему эта женщина так сказала? — попыталась осторожно выведать у Тивертона Селина.

Она сгорала от любопытства. Никак она не ожидала, что столь элегантно одетые леди, украшенные бриллиантами, начнут вульгарно браниться, будто уличные торговки.

— Приемный отец Каролины был мясником, — ответил Квентин Тивертон. — Хотя ей покровительствовали умнейшие люди и знатнейшие вельможи, рукоплескала публика Парижа и Санкт-Петербурга, о ее низком происхождении не забывают.

Он засмеялся:

— Чтобы ее побольнее уколоть, достаточно только об этом намекнуть.

Селина подумала, что, несмотря на величественный вид этой дамы и на то, что спутник ее, несомненно, особа королевской или царской крови, сцена, подобная сегодняшней, больше подходила не для роскошного казино, а для рыбного рынка.

Посмотрев на Гортензию Шнайдер, она заметила, что на той драгоценностей навешано не меньше, чем на Каролине.

Не странно ли, что женщины, вышедшие из самых грубых низов, смогли обрести такое богатство! И удивительно, что Квентин Тивертон так хорошо их знает, знаком с ними и осведомлен об их прошлом.

Она не уставала размышлять на эту тему весь вечер, и даже когда они явились на ужин к герцогу Д'Амайлу.

Было уже далеко за полночь, когда они покинули казино, и экипаж повез их на виллу герцога.

По дороге Селина не удержалась от вопроса, который давно вертелся у нее на языке:

— Принесла ли я тебе… удачу?

Ей почудилось, что Квентин слишком долго медлит с ответом.

— Ответ будет положительный, хотя я предпочитаю не обсуждать свои проигрыши или выигрыши.

— Я знаю, что не должна была задавать этот вопрос, но мне так любопытно. — Она сделала паузу и продолжила: — Было так волнительно смотреть, как крутится рулетка и скачет шарик!

— Твой французский приятель поражен твоим даром ясновидения, — сухо произнес Квентин Тивертон. — Он позже подсел ко мне за столом баккара и поведал о твоих предсказаниях.

— Мне нельзя было принимать от него деньги, которые он предлагал? Я неправильно поступила? — спросила Селина.

— Я думаю, что ты поступила бы глупо, отказавшись от них, — ответил Квентин. — Наоборот, ты была слишком щедра, позволив ему забрать себе выигрыш от второй ставки.

Явное недовольство в его тоне убедило Селину, что он осуждает ее за наивное и даже глупое поведение.

Она расстроилась.

— Но ведь наверняка было бы неправильно… брать деньги из рук совсем чужого мне человека, — попыталась оправдаться Селина.

— Правильно — неправильно! — съехидничал Тивертон. — Здесь такие понятия не в употреблении, Трудно отыскать разницу между «правильным» и «неправильным», когда оно заключается лишь в одном — быть голодным или сытым.

Селине понадобилось некоторое время, чтобы обдумать сказанное им и свой ответ.

— Зная, как много ты потратил на меня, я теперь вижу, что с моей стороны было очень неразумно отвергать то… что он собирался мне дать.

Наступило длительное молчание. Затем Квентин Тивертон заговорил. Казалось, что каждое слово дается ему с трудом:

— Нет! Ты была права! Конечно, права! Это я не прав и срываю свое раздражение на тебе. Я кляну себя за неспособность оберегать и следить за тобой как положено. Ведь в прошлом мне пришлось заботиться только об одном себе.

Фонарь, со вставленной туда единственной свечой, тускло освещал внутренность экипажа.

И все же Селина разглядела печаль на лице Квентина Тивертона.

— Я для тебя… такая обуза… прости…

— Осмелюсь надеяться, что это не продлится долго, — резко произнес он. — Ты произвела впечатление в казино. Меня уже завалили кучей приглашений на всякие сборища. Не буду обманывать себя, что этим я обязан блеску своей персоны.

После некоторых колебаний Селина высказалась робко:

— Я рада, что тебе… не было стыдно за меня.

— Неужели ты воображала, что я буду тебя стыдиться? Такого и быть не могло!

Как-то странно прозвучало это восклицание Тивертона.

Разговор их прервался, потому что экипаж подъехал к величественному парадному подъезду виллы, возвышающейся над городом и окруженной обширным садом.

Дворецкий доложил об их прибытии. Они обнаружили герцога сидящим в кресле. Его раненая рука покоилась в специальной повязке. Тем временем Леони Леблан, шурша зеленым шелковым платьем, усыпанном изумрудами, перемещалась по салону, развлекая многочисленных гостей.

Она протянула руки навстречу Квентину Тивертону с восклицанием:

— Вот и мой галантный спаситель! Я уже рассказала всем этим джентльменам, как орда головорезов обратилась в бегство при одном лишь вашем появлении Квентин, хотя их было несчетное множество, а вас сопровождал всего один слуга.

— Мне повезло, что я смог оказать вам услугу, — поклонился Квентин Тивертон.

Мадам Леблан перевела взгляд на Селину:

— Я надеюсь, мисс Тивертон, что вы оправились от шока, причиненного видом мертвого бандита на дороге и зрелищем истекающего кровью его королевского высочества.

— Самые страшные испытания выпали на вашу долю, мадам, — пролепетала Селина. — Вы вели себя очень храбро.

— Я думаю, что мы обе не подкачали и проявили истинное мужество, — благосклонно откликнулась Леони Леблан. — Подойдите ближе, милая, и позвольте мне представить вас моим друзьям.

Она назвала скороговоркой такое множество имен и титулов, что Селина при всем желании не могла их запомнить, но она грациозно приседала в реверансе при каждом знакомстве, а после того, как хозяйка дома оставила ее, обнаружила, что окружена плотным кольцом джентльменов, жаждущих выслушать из ее уст подробности приключения, в которое она была вовлечена.

— Возмутительно, что шайки разбойников бродят чуть ли не у самых стен города! — заявил один из гостей. — Я беру на себя обязательство решительно поговорить с маркграфом и настоять, чтобы он позаботился о безопасности посетителей курорта, иначе Баден-Баден просто опустеет.