Однако сейчас Пьюрити находилась в безопасности рядом с ним. Он коснулся ее губ, и боль исчезла, прильнул к ней поцелуем, и желание пробудилось в нем с новой силой.

Она пошевелилась…

Знакомое тепло охватило ее. Она почувствовала столь памятное ей прикосновение на своих губах. Ощущение: было невыразимо приятным, радость — всепоглощающей.

Пьюрити повернулась и потянулась, прижимаясь к нему плотнее. Губы ее приоткрылись, словно в немом призыве…

Приоткрыв глаза, она встретила взгляд Касса. Она вернулась к действительности и тут же почувствовала боль. Пьюрити отстранилась от него, мысленно укоряя себя за сожаление, которое при этом испытала.

— Что ты здесь делаешь, Касс? — произнесла она, бросив взгляд на дверь комнаты. — Как сюда попал?

Выражение его лица оставалось непроницаемым.

— Тебе пора было бы знать, что даже запертая дверь не может меня остановить.

Пьюрити вздохнула, пытаясь побороть нараставшее волнение. Перед ней был человек, которого она любила, и они вместе могли бы наслаждаться близостью в уединении спальни, которая словно скрывала их от всего мира. Однако через несколько часов им придется окунуться в жестокую действительность. С восходом солнца повседневные заботы отразятся на лицах людей, которые ей доверяли и ожидали от нее ответного доверия, а в этих зеленых глазах, которые сейчас полны страсти, загорится огонь еще не удовлетворенной жажды мести.

Боль усилилась, охватив все ее существо.

— Я хочу, чтобы ты ушел, Касс.

— Ты не можешь говорить это всерьез.

Усилием воли Пьюрити придала своему тону холодность.

— Нет, могу. — Она едва сдерживала дрожь. — Теперь мы вернулись домой, и все изменилось. С нашей стороны это было ошибкой…

— Ошибкой?

— Ты появился здесь, а потом все произошло так быстро, что у меня не хватило времени на раздумья. Я была в замешательстве. Даже не помню, что заставило меня рассказать тебе о своих сестрах, и ты поверил мне, как не верил никто, помог, чего никто другой не сделал, стал моим проводником, защитником, другом, когда я совсем было пала духом. Мною овладел страх, и я отдалась на твою милость. Мне хотелось, чтобы ты держал меня в своих объятиях, передал мне часть своей силы, заставил поверить в то, в чем все остальные сомневались, разогнал страх, нараставший во мне с каждым днем пути. И ты это сделал, Касс. Ты придал мне сил и укрепил мою волю. У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность.

Пьюрити судорожно вздохнула.

— Но теперь мы снова дома… — Она сделала паузу, почувствовав новый прилив боли. — Я не могу встать на твою сторону против моих людей, Касс, поверить в то, что Бак, Пит, Нэш, Бэрд или кто-либо еще из наших парней виновен в гибели твоего брата. Они этого не заслуживают.

Пьюрити ощущала биение сердца Касса у своей щеки. Она заметила, как изменилось выражение его лица. В течение некоторого времени он молчал, однако она была совершенно застигнута врасплох, когда он прошептал:

— Ты как-то призналась, что любишь меня.

Слова Касса терзали ей душу.

— Ты говорила это искренне?

Волнение переполняло Пьюрити, встав комком в горле, не дав ей возможности что-либо произнести.

— Ответь мне!

— Да, я была искренна с тобой.

— Разве твои чувства ко мне переменились?

— Здесь и сейчас? — отозвалась она прерывистым шепотом. — Нет. Между нами больше нет никакой ненависти, никаких раздоров. Но все это кажется таким нереальным… Не важно, хорошо это или плохо…

— Неправда. — Касс прикоснулся губами к ее лицу. — Отвечать на мои поцелуи хорошо, Пьюрити. — Он погладил ее по щеке. — Чувствовать мое прикосновение — тоже. — Он привлек ее к себе. — Наслаждаться красотой друг друга, когда наши тела соединяются, непредосудительно.

Их губы встретились, после чего он прошептал:

— Держать тебя в своих объятиях, зная, что, кроме нас, в мире больше никого нет, никогда не может быть дурно.

— Нет…

— Смотри на меня, Пьюрити, и слушай. — Его взгляд будто проникал ей в душу. — Твое дыхание — мое дыхание. Твое сердце — мое сердце. Теперь мы одно существо, Пьюрити.

— Но завтра…

— Завтра наступит еще не скоро.

Голос Касса замер в темноте. Слова его эхом отдавались в ее сознании. Это была возвышенная мелодия любви, которую она не смогла заглушить, когда их губы соединились.

Его поцелуи смутили ее, а прикосновение разожгло пламя.

Она вздохнула, и он воспринял этот вздох всем своим существом, попыталась заговорить, и он заставил ее умолкнуть.

Пьюрити собиралась сказать ему, что больше всего ей хотелось бы, чтобы завтра никогда не наступило, но их тела слились воедино и все слова вдруг показались лишними.


Ночная тьма окутала все вокруг. Наступившая тишина предвещала грозу. Внезапно резкий шепот нарушил безмолвие:

— Говорю тебе, он знает!

— Не может быть.

— Я вижу это по его глазам!

— А чем он докажет?

— Он не успокоится, пока не выяснит, кто это сделал!

Ответа не последовало.

— Мы и так уже ждали слишком долго.

Слова повисли в воздухе.

— Ты хотя бы слышал, что я тебе сказал?

— Да.

— Ну, так что же?

Глава 10

Роджер брел по пыльной улице, покрытой деревянным настилом. Он только что вышел из парикмахерской и чувствовал себя как нельзя лучше. Его волосы и усы были аккуратно подстрижены, а лицо гладко выбрито. Роджер, никогда не переставал поражаться тому, как человек с такими грубыми манерами и ограниченным умом, как Уиллард Пратт, может столь искусно обращаться с бритвой. Именно ради хорошей стрижки и тщательного бритья он с вежливым вниманием выслушивал бестолковую болтовню цирюльника.

Кроме того, Роджер знал, что иногда безграничная любовь этого малого к сплетням оказывалась весьма полезной, как, например, в тот раз, когда он услышал от него о том, что жена Джесси Паркера открыто выражала недовольство своим мужем. Роджер с удовлетворенным видом фыркнул себе под нос. Салли Паркер не представляла ничего особенного, но была крайне признательна ему за оказанное внимание.

К тому же был еще Эйса Мелоун, который явился в банк с просьбой об очередном продлении срока ссуды, пообещав, что через три месяца вернет всю сумму. Болван! Неужели он в самом деле полагал, что заразная болезнь, поразившая его стадо, может остаться тайной для городского цирюльника?

И наконец, Пратт рассказал ему о Барте Слейтере, который заходил к нему постричься несколько недель назад. По словам Уилларда, Слейтер был довольно неразборчивым в средствах типом, готовым сделать за деньги все что угодно. Роджер счел своим долгом вскоре после того как бы невзначай завести разговор со Слейтером, что в конечном итоге и привело к тому деловому соглашению, последствия которого до сих пор ощущались в «Серкл-Си».

Роджер ухмыльнулся. На ранчо Эйсы Мелоуна был вложен штраф, Салли Паркер доставила ему много приятных минут… Очень скоро ему удастся поставить на колени и «Серкл-Си».

А все благодаря Уилларду Пратту. Вот только не цирюльнику он был обязан своей осведомленностью о финансовых делах Джека Томаса. Роджер навел справки и узнал, что, хотя «Рокинг-Ти» приносило стабильный доход, денежные средства Томаса отнюдь не были неограниченными. Ему сразу же стало ясно, как важно владельцам, чтобы ранчо «Серкл-Си» скорее начало окупать себя. В противном случае оба хозяйства окажутся в крайне затруднительном положении. Он тешил себя надеждой, что именно ранчо Корриганов станет его первой жертвой.

Роджер ускорил шаг, вспомнив о паническом бегстве скота в «Серкл-Си», которое он подстроил накануне. «Весьма прискорбная случайность, — ехидно подумал он, — особенно если учесть, что часть быков, без сомнения, угодила прямо в середину стада заболевших животных, сбежавших каким-то образом с ранчо Эйсы Мелоуна». Роджер улыбнулся. Пожалуй, он с тем же успехом мог приказать перегнать тех больных животных на землю «Серкл-Си». Однако он был не настолько глуп, чтобы пойти на такой риск, ведь ранчо Корриганов уже подвергалось санитарному осмотру и ветеринары признали скот здоровым.

Улыбка померкла на лице Роджера. Его снова охватило знакомое возбуждение. По правде говоря, он уже начал терять терпение. Должно было пройти несколько месяцев, прежде чем его коварные замыслы принесут плоды, а это значит, что предстоят долгие недели ожидания, бесконечные дни и ночи в предвкушении того дня, когда на ето пороге снова возникнет высокая стройная фигура Пьюрити. Тогда уж он позаботится о том, чтобы она бросила надменного полукровку, который так неожиданно ворвался в его кабинет и в жизнь девушки.

Мысль о Кассе Томасе привела Роджера в бешенство. Придет время, и он расправится с осточертевшим выродком! Решение уже принято. Его никто не заподозрит, а выстрел в темноте скорее всего будет встречен одобрительно, если принять во внимание, как окружающие относятся к этому малому.

Как только впереди показалось здание банка, Роджер замедлил шаг. Гнев его усилился, когда он заметил дородного небритого мужчину, ожидавшего его у входа. Подойдя к нему, юноша прошипел:

— Что ты здесь делаешь, Слейтер? Я тебе ясно дал понять, что нас не должны видеть вместе.

— Да уж. — Слейтер приподнял шляпу и провел грязным платком по покрытому крупными каплями пота лбу. — Черт побери, ну и жара сегодня утром!

— Ладно, выкладывай, болван! Что тебе нужно?

Пожелтевшие зубы Слейтера блеснули в улыбке.

— Тебе это вряд ли придется по вкусу.

Роджер насторожился, почувствовав, как в нем медленно закипает ярость.

— Я уже говорил, — продолжал тем временем Слейтер, — что после того, как мы вчера обратили быков в бегство, я и мои парни не стали долго торчать на месте, чтобы нас не заметили. Так вот, похоже, животные забрели не так далеко, как мы думали. Работникам, по-видимому, удалось быстро завернуть стадо.