Я кивнула, сделав вид, что поняла. Сумма и в самом деле показалась мне огромной. Между нами повисло молчание. Ричард безуспешно пытался отчистить грязь с куртки.

— Ты еще будешь сегодня сражаться?

— Когда приду в себя. Наверное, я уже это сделал. Ведь последние несколько минут я только и делал, что болтал с тобой.

Он встал со скамьи и слегка застонал, выпрямляя ноги и спину.

— Быть может, лучше не надо?

— Ты думаешь, я на это неспособен?

Я продолжала сидеть, и ему было совсем нетрудно посмотреть на меня сверху вниз. Его темные глаза горделиво вспыхнули.

— Говорят, что когда я был младенцем, никто вообще не думал, что я выживу. Я всех удивил, включая свою маму, герцогиню. Она каждое утро докладывала домашним, что я все еще жив. — Ричард ухмыльнулся, обнажив ровные красивые зубы. — Я выжил, и я стану принцем, которому не будет равных. Ударом тупой шпаги меня невозможно отправить в могилу.

— Конечно нет, — улыбнулась я в ответ.

Я ему охотно верила.

Ричард потянулся за лежащим на скамье учебным мечом, и я протянула руку, пытаясь его остановить. Наши взгляды встретились. Глаза принца продолжали светиться.

— Я рада, что ты выжил.

Вырвавшиеся слова изумили меня. Мне было непонятно, почему я их произнесла. Я вскочила и умчалась, прежде чем Ричард успел ответить или прежде, чем меня обнаружили там, где мне было не место.

Уже в сентябре того же года мне пришлось приобрести первый опыт политических интриг. Это произошло, когда наша семья на целую неделю переехала в Йорк, чтобы принять участие в каких-то торжествах.

Все начиналось очень благоприятно. Отец пребывал в отличном расположении духа, что в месяцы, последовавшие за женитьбой короля, случалось нечасто. Последнее время граф ходил чернее тучи и при каждом упоминании об этом событии неодобрительно поджимал губы. Его недовольство объяснялось выбором невесты, Елизаветы Вудвилль. Граф считал ее происхождение слишком низким, а ее семью — алчной и рвущейся к власти. Я не понимала, почему вдова недостойна выйти замуж за короля. Ведь ее предыдущий муж лежит в могиле и никому не мешает. Слово «алчный» и вовсе находилось за пределами моего понимания. Впрочем, мое недоумение ничего не меняло. Я также узнала, что брак был заключен под покровом постыдной секретности. Это меня тоже удивило. Зачем королю что-то скрывать? Разве он не повелевает подданными, обязанными исполнять все его желания и прихоти?

— Именно это он и сделал, — ворчал граф, жуя кусок мяса. — Он пошел на поводу у своих желаний. Но чего это будет стоить королевству? Король решительно отверг все мои предостережения и советы. Мне остается только предполагать, что я ему больше не нужен. Ведь у него есть Вудвилли, готовые расшаркиваться, раскланиваться и делать все, что он прикажет.

Поэтому все вздохнули с облегчением, когда, приехав в Йорк, мой отец заметно повеселел. Нас с Изабеллой вымыли до блеска, нарядили и объяснили, что наше поведение должно быть безупречным. По этому поводу мне сшили новое платье, поскольку мне уже исполнилось девять лет и я пошла в рост.

Пройдя пешком небольшое расстояние, отделяющее наш дом от величественного собора, мы вошли внутрь и заняли свои места. Это были очень почетные места у самого алтаря, потому что — как под шарканье ног толпящихся позади нас людей прошептала мне на ухо Изабелла, — мы были самой важной семьей, присутствующей на этом богослужении. Запел хор, вышли священники со свечами, серебряными крестами и курильницами. В центре этого пышного действа находился облаченный в великолепную парчовую ризу и золоченую митру епископ Джордж Невилль, младший брат отца, а следовательно, мой дядя. Весь праздник был посвящен тому, что он стал архиепископом Йоркским.

Несмотря на оказанный нашей семье почет, брови отца то и дело сходились в прямую линию. Ему по-прежнему что-то было не по душе. Как и другому его брату, лорду Джону, графу Нортумберленду. Наклонившись вперед, я смогла разглядеть их обоих, богато разодетых в атлас и меха. Они сосредоточенно и явно гневно о чем-то перешептывались, но различить отдельные слова мне не удавалось.

— В чем дело? — так же шепотом поинтересовалась я у сидящего слева от меня Фрэнсиса Ловелла. — Что-то случилось?

— Пусто! — одними губами произнес он, кивнув куда-то влево.

Наклонившись вперед, я выглянула из-за его спины. Сбоку от алтаря, на самом почетном месте, стояло два золоченых резных трона, явно ожидающих прибытия каких-то важных персон. Это были единственные пустые места во всем соборе.

— Для кого они?

Мне ответил Ричард, сидящий по другую руку от меня. По случаю праздника он был одет в роскошный костюм из темного бархата.

— Для моего брата-короля и его жены Елизаветы Вудвилль, — ломающимся юношеским баском произнес он. — Все ожидали их прибытия, но они не приехали.

— А! — Я увидела, что он угрюм, как и мой отец. — Это что-то означает? — еле слышно прошептала я.

Ричард нахмурился еще сильнее.

— Думаю, да, — кивнул он.

Недовольный взгляд графини заставил нас умолкнуть и переключить свое внимание на церемонию, которая постепенно подходила к концу. Хор с утроенной силой восславил архиепископа Джорджа Невилля. Его горделивые черты также омрачало напоминание об отсутствующих на празднике гостях, а улыбка показалась мне несколько натянутой.

После службы мы все собрались у западного входа.

— Этого следовало ожидать, не правда ли? — Граф даже не попытался понизить голос.

Мама положила пальцы ему на рукав в тщетной попытке успокоить.

— Король сам предложил это повышение твоему брату. Он лично назначил Джорджа на пост архиепископа. Это большая честь.

— А потом проигнорировал введение в сан? Черт возьми! Это преднамеренная провокация. Оскорбление нашему имени и моему положению.

— Возможно, этому есть другое объяснение…

— Единственное объяснение, которое я нахожу, — это желание унизить меня и моих близких. Король должен был присутствовать на церемонии. Тебе не удастся убедить меня в том, что он не осознавал, как его отсутствие будет истолковано нашими недоброжелателями.

Разве у нас есть недоброжелатели? За девять лет своей жизни я не видела ничего, кроме любви и заботы. Хотя сторонники Ланкастеров вряд ли испытывали любовь к графу Уорику. Но ведь они повержены. Старый король Генрих тронулся умом и не покидает стен Тауэра. Его супруга и сын бежали. Что касается моего отца, то он всегда был в почете у короля Эдуарда. Так кому же мы мешаем?

— Возможно, другие дела потребовали его присутствия, — настаивала тем временем графиня.

— Эти дела носят имя Вудвилль. Она манипулирует королем, как ей вздумается. Он у нее на коротком поводке. Готов побиться об заклад, что это она не пустила его в Йорк. Король что, совсем уже не имеет собственного мнения?..

— Тсс. Тебя могут услышать.

— Пусть слышат.

Я остро чувствовала напряжение, исходящее от стоящего рядом Ричарда. С каждой минутой оно нарастало и становилось все сильнее. Бочком подобравшись к нему, я дернула его за рукав, пытаясь привлечь к себе внимание и попытаться понять причину его бледности и гневного блеска в глазах. Но он резко отдернул руку, и это движение заметил граф, бросивший на Ричарда сердитый взгляд. На долю секунды мне показалось, что он сорвет гнев на младшем брате короля. Мой отец нахмурился, как будто застал нас за какими-то проказами, и уже хотел обрушиться на нас с резкой отповедью.

Но вдруг его черты смягчились. Подойдя к нам, он ласково коснулся моего плеча.

— Анна.

Затем граф обернулся к Ричарду, и в его глазах не было враждебности.

— Не тревожься. Наши отношения с твоим братом не имеют к тебе никакого отношения. На твоих плечах его провинности не уместятся. Для этого нужны плечи пошире. А тебе беспокоиться не о чем.

— Да, сэр, — опустил глаза Ричард.

— Мой дядя все равно стал архиепископом? — вмешалась я. — Несмотря на то что король не приехал?

— Конечно, — засмеялся отец. — И сейчас мы перестанем думать об Эдуарде, а вместо этого отметим с твоим дядей его и наше повышение. В конце концов, у нас сегодня праздник и нам есть чем гордиться.

И все же пустовавшие во время церемонии троны омрачили и последовавший затем пышный пир. У стола тоже были приготовлены стулья для короля и королевы. Их пришлось спешно убрать, а все приборы переставить. Музыка, песни, роскошное угощение, шумные разговоры Невиллей и их сторонников, казалось, заставили всех забыть об отсутствии на празднике короля. Однако в воздухе чувствовалась какая-то напряженность, едва заметная, но неприятная, как червь в абрикосе. Я мало что понимала, но запомнила реакцию на прозвучавшее имя — Вудвилль.

В тот вечер Ричарду не удалось от меня ускользнуть.

— Что так рассердило моего отца? — пристала я к нему, по своему обыкновению не обращая внимания на его грусть.

— Сама у него спроси.

— Так он мне и скажет! — Я была в таком возрасте, когда меня очень возмущало осознание того, что от меня могут что-то скрывать. — Я ведь тебя спрашиваю. — В моем любознательном сердце шевельнулось сочувствие к затаившемуся в глубине его глаз страданию. — Расскажи мне о Елизавете Вудвилль.

Мне показалось, что я коснулась оголенного нерва, такой мгновенной и бесконтрольной была его реакция.

— Брат не должен был на ней жениться! Моя мама ее ненавидит. И я тоже.

С этими словами он, нарушив приличия, развернулся и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался вверх по лестнице.

Все время нашего пребывания в Йорке Ричард сторонился меня и не проронил больше ни слова на интересующую меня тему. Мне пришлось в одиночку размышлять над тем, как амбиции и личные счеты могут заменить такие привычные для меня семейные ценности, как сострадание и привязанность к близким, а затем и вовсе разрушить узы, связывающие родных людей. Я не хотела бы, чтобы такое несчастье произошло в моей семье.