— Все эти факты наслоились друг на друга. Ты даже не знаешь, какую выпечку я люблю.

Жизель должна тебе об этом напоминать. Месяцами я пытался уговорить тебя прийти на мою игру в боулинг, а потом ты вдруг ни с того ни с сего изъявила желание её посетить, ещё и обвинила меня в том, что я тебя не приглашаю. Ты слышишь всех кроме меня, когда тебе говорят о новом баре или ресторане. Я сто раз тебе говорил о Парк-Слоуп, но только лишь, когда Донна упомянула о нём, у тебя открылись глаза на то, что такое место существует. А потом ты принимаешь судьбоносные решения без меня. И тут меня осенило, а ты вообще, чёрт возьми, заметишь или нет, если я исчезну.

У меня отпала челюсть.

— Это так несправедливо, — возразила я. Выпечка? Бруклин? Я не могла поверить, что из-за этих мелочей между нами образовалась такая пропасть. Может всё, о чём он говорит и правдиво, но у него было предостаточно возможностей всё это мне высказать. Вместо этого он позволил ситуации усугубиться, а потом и вовсе отгородился от меня. — И из-за этих глупых причин, ты подвёл наш брак к краю?

Он указал на меня.

— Именно поэтому я не торопился обсуждать это. Ты себе даже не представляешь, каким бараном я себя чувствовал, когда расстроился из-за грёбаного пончика. Но суть-то лежит намного глубже. Суть в том, что ты даже не паришься узнать и запомнить то, что мне нравится. Вот какие мысли занимали мою голову.

— Но я столько раз пыталась вызвать тебя на разговор, чтобы всё выяснить. И ты мог бы рассказать мне о том, что тебя тревожило, но ты предпочёл меня игнорировать. И в этом Натан ты зашёл слишком далеко. Может я и не была такой внимательной, как ты того хотел, но я такой и была, когда ты женился на мне. Ты же, напротив, полностью изменился и оставил меня в неведении и одиночестве.

— Я был обижен, я был в замешательстве.

— Но я не намеренно обидела тебя, — внезапно в моей груди разбушевалась буря эмоций, и мне стало просто необходимо дистанцироваться от него. Слишком долгое время я была очень уязвима. Он злоупотребил этим моим положением, больше я ему этого не позволю. — Ты не любил меня в темноте, когда сумерки сгустились, как обещал.

Его глаза удивлённо расширились, он, несомненно, был ошеломлён тем, что я процитировала его клятву. Я буду любить тебя как при свете солнца, так и в темноте.

— Любить? Я ни на секунду не переставал любить тебя. Мне было так больно, потому что я очень тебя люблю.

— Всё должно быть не так, — я схватила вазу с каллами и протянула её ему. — Я купила их потому что люблю тебя, они твои любимые. Я приготовила тебе рёбрышки барбекю, я нарядилась в то, что тебе нравится. Я не посторонний человек, я — твоя жена.

Он взял вазу из моих дрожащих рук.

— Они не мои любимые.

— Нет, это не так.

— Каллы — твои любимые цветы, именно по этой причине я их и люблю.

Я нахмурилась от внезапно нахлынувших воспоминаний о том вечере, когда мы впервые встретились, который мы провели на пляже под сияющими звёздами. Он интересовался, какие мои любимые цветы, книги, города. Он помнит всё это и по сей день, а вот вспомнить, спрашивала ли я о его любимых, я не смогла.

— Я этого не знала. Полагаю, это значит, что я люблю тебя не так сильно, как ты меня. Если тебе не нравится такая жена, как я, тогда уходи.

— Это не то, что…

Я развернулась и направилась в спальню.

— Мы ещё не закончили, — сказал он.

— Я закончила. У меня была тяжёлая ночь, сейчас я хочу побыть одна, — я захлопнула за собой дверь в спальню, но он открыл её. Я направилась в ванную, он следовал за мной по пятам. Я обернулась, начав расстёгивать штаны. — Тебе здесь больше не место. Выйди.

— Нет, — ваза всё ещё была у него в руках, он поставил её на раковину. Джинджер металась меду нами, смотрела то на меня, то на Натана, будто посредник. — Да, я совершил ошибку, но ты тоже. Я готов закрыть глаза на те решения, которые ты принимала без меня, но не в этот раз. Теперь я не позволю тебе поступить эгоистично.

— Я не понимаю, что ты от меня хочешь. Между нами всё кончено. Назад пути уже нет, — я была «загнана в угол», поэтому забралась в душ в одежде и задёрнула занавеску. Он дёрнул её обратно.

— Я говорю не об аборте.

Находясь в нерешительности, рукой я опёрлась о плитку. Сперва, я подумала, что ослышалась. Решение, которое я приняла за нас, но не аборт. Какое тогда? Потом я вспомнила о нашем уговоре. Мы договорились, что если у кого-то из нас появится соблазн изменить, то мы не будем этого скрывать друг от друга.

Он всё знает о Финне. Но как он узнал?

Мы с Финном были неосмотрительны. Нью-Йорк не такой уж и огромный, как многие думают. Нас могли увидеть где угодно: в прачечной, на Таймс-сквер. Вчера он звонил Джил, может быть она ему что-нибудь сказала.

У меня в животе что-то сжалось, но не от того, что он всё знает. А от того, что я не знала, расстроен ли он от того, что я совершила или от того, что нарушила наш договор и ничего ему не сказала. Наименее болезненная часть моей измены состоит в переплетении и соединении частей тела. Наибольшие страдания и муки заключены в душе, в причинах, кроющихся внутри. Подпустив к себе Финна, я не предпочла его Натану, я выбрала себя.

Я посмотрела Натану прямо в глаза, даже после всего этого, его взгляд был открытым.

— Как давно ты об этом знаешь?

— О чём?

— О Финне.

Он склонил голову и свёл брови к переносице.

— О Финне? Нашем соседе?

В ту же секунду, как он выпрямился, я всё поняла. Натан ничего не знал о моей измене. Но он не глуп и, услышав имя Финна, обо всём догадался. Он отступил от меня на несколько шагов, качая головой из стороны в сторону.

— Нет.

Моё сердце бешено заколотилось, наблюдая, как осознание отразилось на его лице.

— Натан…

Сначала его рот лишь немного приоткрылся, но затем его нижняя челюсть отпала, и он стрельнул в меня взглядом своих карих глаз.

— Финн? — спросил он так, будто никогда раньше не слышал этого слова.

Впервые в жизни я не могла предугадать его реакцию. Я видела напряжение, пронзившее его руки, выражение его лица сменялось от замешательства, гнева до отчаяния.

— Ты была… с… как долго это продолжается? — задыхаясь, спросил он. — Стоп. Не говори, — его взгляд пробежался по комнате, он посмотрел на рулон туалетной бумаги, на корзину для мусора, на мыло для рук с морским запахом. — Когда он фотографировал тебя.

Я скрестила руки и на вдохе произнесла.

— Да. Мы этого не планировали…

— Когда это было? Всего две недели спустя как он сюда въехал? — ноздри Натана раздувались, как у огнедышащего дракона. — Думаю, всё могло быть намного хуже. Ты могла сделать это прямо в день его переезда.

Он молча сверлил меня взглядом, его лицо и шея начали потихоньку краснеть.

— Так вот, где ты ночевала?

Чувство вины, которое я думала мне не присуще, зародилось внутри. Я не могла подобрать правильных слов, не уверена, что такие вообще существуют. Несмотря на то, что вчера вечером я сделала свой выбор в пользу Финна, для меня было, как ножом по сердцу видеть страдание, отразившееся на лице Натана. Я собиралась в ближайшее время всё ему рассказать о Финне. Но я не хотела, чтобы он обо всём узнал таким образом. Я была в состоянии лишь кивнуть.

— Значит ты была с ним, а потом всё равно вернулась сюда.

— Прошлой ночью между нами ничего не было, — произнесла я, будто это могло меня оправдать. — Мы не…

С каждым вздохом его грудь вздымалась.

— Я не понимаю, если ты с ним не спала, ты изменила мне или нет.

— Да, но вчера вечером ничего не было, время было неподходящим, ведь… — я закрыла лицо руками. — Я не могу это объяснить. Ты всё равно не поймёшь. Дело не только в сексе…

— Ага, — презрительно фыркнул он. — Нет. Я, блядь, не хочу это слышать.

— Натан, я была в полной растерянности, в смятении, совершенно одна. Тебя не было рядом, а он был, — я опустила руки. — Я обратилась к нему. Я плакала у него на плече — о тебе, он мне позволил. А теперь…

Его челюсть сжалась, подбородок напряжён. Весь его внешний вид говорил о том, каких усилий ему стоило сдерживаться.

— Теперь? Что теперь?

Мне было трудно выдавить из себя хоть что-нибудь. Я ещё не до конца привыкла к тому, что приняла решение остаться с Финном. Но я должна произнести это вслух. Я должна рассказать Натану правду, если ожидаю от него того же.

— Ты уже знаешь, между нами всё кончено, — произнесла я, и, наконец, на моих глазах выступили слёзы. Я не ожидала, что моя любовь к Натану будет отзываться такой сильной болью в груди, казалось, она может меня даже убить, раскрошить моё сердце на части. Я никогда не хотела другой судьбы для себя или кого-то другого, только его, но он заблокировал свои чувства ко мне, чем ранил меня очень больно. И ради чего? Для меня причины, по которым он это сделал, обоснованные, но они не оправдывают его поведения. И вот, где мы оказались, это не должно было случиться. Теперь у меня есть кое-кто другой. — Всё слишком сложно.

— Брак вообще штука сложная, знаешь ли.

— Не говори мне, что из себя представляет брак, — произнесла я на повышенных тонах, раздражённо. Джинджер жалобно заскулила, толкаясь в ногу Натана. — Ты полностью от меня отвернулся.

— А ты переспала с другим.

Я отшатнулась.

— Он мне не безразличен.

— И что ты собираешься делать, а, уйти от меня? К нему? К человеку, которого знаешь меньше месяца?

Я покачала головой.

— Мне жаль, что ты узнал обо всём при таких обстоятельствах. Я собиралась тебе всё рассказать. Просто, когда ты сказал, что зол не из-за аборта, я подумала, что ты говоришь о Финне.