– Я вас понял! – торжествующе воскликнул он и шагнул к ней.

– Что вы поняли?

– Вы играете моими чувствами и хотите свести меня с ума. Интересно, зачем вам это понадобилось?

Оливер сделал шаг вперед. Он пока не стал прикасаться к ней руками, хотя ему это стоило огромных усилий и даже пришлось сжать пальцы в кулаки.

– Я хочу убедить вас в том, что намерение снести Кендлвуд – большая ошибка, только и всего.

Произнеся эти слова, Вивианна поняла, что голос ее дрожит от волнения, и поэтому постаралась поскорее взять себя в руки. Оливер почти нависал над ней самым неприличным образом, однако возмущения этим она не испытывала. Она лишь ощущала исходившее от него тепло. От его низкого красивого голоса ей самой сделалось жарко.

– Мне кажется, за то, что я был вынужден пережить сегодня вечером, я заслуживаю какой-нибудь награды, – произнес он.

– Я не понимаю вас!

Оливер улыбнулся:

– Уверен, что достоин. Вы забыли, Вивианна, что распутник вроде меня не привык терпеть поражение под натиском добродетели.

– Даже распутники могут когда-нибудь изменить своим привычкам, – машинально проговорила Вивианна.

Оливер улыбнулся еще шире и, наклонив голову, неожиданно впился в ее губы. Не думая о том, что делает, она обняла его. Ее руки скользнули ему под сюртук и рубашку и прикоснулись к его мускулистой спине. Ощущение, которое она испытала, было трудно выразить словами. Оно было в высшей степени восхитительным, но соблазнительнице, жившей в ней, этого оказалось мало. В ответ на ее прикосновение пальцы Оливера тут же проникли ей под корсаж и проворно нащупали сосок. Вивианна вздрогнула от удовольствия. Интимное местечко у нее между ног затрепетало, как будто неожиданно проснулось от долгого сна.

– Мне это очень нравится, – прошептала она, вспомнив наставления Афродиты. – Еще раз.

– У меня есть мысль получше... – отозвался Оливер и быстро ослабил несколько шнурков у нее на спине.

Платье соскользнуло с ее плеч, высвободив туго затянутые верхней частью корсета холмики се грудей с напрягшимися от возбуждения сосками.

Увидев себя полуобнаженной, Вивианна от потрясения на мгновение потеряла дар речи и лишь попыталась руками прикрыть свою наготу. Оливер успел схватить ее за руки и медленно отвел их в сторону. Какое-то время он просто смотрел на ее грудь, неприкрыто наслаждаясь восхитительным зрелищем. А затем прильнул губами сначала к одному ее соску, а потом к другому.

Ничего подобного Вивианна в своей жизни еще никогда не испытывала. Из ее груди вырвался долгий протяжный стон. Схватив его за голову, она еще крепче прижала ее к своей груди.

В коридоре, неподалеку от двери, раздались какие-то звуки. Вивианна поспешно отпрянула от Оливера и принялась приводить в порядок платье, только сейчас осознав, в каком опасном положении оказалась. Ей вовсе не хотелось бы быть обнаруженной в такой пикантной ситуации кем-нибудь из пожилых дам – миссис Сен-Клер или леди Чапмен.

Она начала поправлять лиф платья, чувствуя, что прикосновение ткани к коже доставляет ей болезненное удовольствие. Оливер издал вздох сожаления и, повернув ее к себе спиной, стал помогать ей одеваться.

– Похоже, что самой судьбой нам предначертано прерывать самое приятное на самом интересном месте, – заметил он. – Впрочем, я верю в лучшее и мечтаю о бессонной ночи, которая ожидает нас.

Вивианна посмотрела на него через плечо:

– Если я правильно поняла вас, вы хотите сказать, что испытываете страдания из-за того, что вам не удалось?..

– Да, я страдаю, – подтвердил Оливер, удивившись такому вопросу.

Вивианна улыбнулась.

Оливер положил руки ей на плечи, затем опустил их ниже и сжал ее затянутую тканью платья грудь.

– Вам ведь это приятно, маленькая чертовка, – прошептал он ей на ухо. – Ведь в вас теперь не осталось ничего святого, верно, мисс Гринтри?

Она слегка вздрогнула, однако ее голос прозвучал твердо и решительно.

– Я не считаю себя хрупкой и нежной фиалкой.

– Конечно же, вы не похожи на фиалку, – рассмеялся Оливер.

Он отпустил ее и отошел в сторону. Обретение свободы показалось Вивианне одновременно и радостным, и горьким. Ей было приятно испытывать его прикосновения и поцелуи, однако она понимала, что в эти сладостные мгновения оказывалась на опасной грани, отделявшей благоразумие от безрассудства. Жившая в ней обольстительница снова пробудилась и отчаянно рвалась на свободу. Однако времени для того, чтобы испытать ее мощь, у нее не было.

«Скажите ему о том, что вы чувствуете...»

– Я тоже не могу спать, – еле слышно призналась она. Оливер внимательно посмотрел на нее.

– Я мечтала о вас, – продолжала Вивианна, думая о том, что следует произнести эти слова как можно убедительнее. – Я мечтала о том, как вы будете прикасаться ко мне, как ваши пальцы будут ласкать меня, а потом...

Оливер издал стон и тряхнул головой.

– Уходите, Вивианна, – глухо проговорил он. – Отправляйтесь поскорее домой, иначе я за себя не ручаюсь.

Вивианна направилась к двери и на мгновение остановилась и оглянулась. Он не сводил с нее тоскующего и одновременно раздраженного взгляда.

– Уходите, – повторил он. – И постарайтесь уснуть. Поверьте, вам сейчас нужен крепкий сон.

Возвратившись домой и оставшись в комнате один, Оливер задумчиво потер подбородок и рассеянно посмотрел на потухший камин. В данный момент ему предстоит очень много самых серьезных дел, которые он не имеет права подвергать риску из-за простой интрижки с Вивианной Гринтри.

«Я мечтала о вас».

Эти слова снова всплыли в его памяти, и он снова тряхнул головой, как будто пытаясь тем самым отогнать их. Почему ее признание так потрясло его? Мысль о том, что Вивианна мечтает о нем, постоянно вспоминает его по ночам, не может уснуть, вызывала в нем отчаянное желание поскорее дождаться той минуты, когда он снова обнимет ее. Даже не станет целовать ее и ласкать ее тело, а просто сожмет в объятиях. Он будет ощущать ее тепло, наслаждаться восхитительным запахом ее чистой гладкой кожи, радоваться тому, что больше не одинок на этом свете.


Лорд Лоусон испытывал чувство колоссальной усталости. Устал его разум, устали глаза, устало тело. От желанной цели его теперь отделяло смехотворно малое расстояние. Премьер-министром в самом ближайшем будущем станет сэр Роберт Пиль, но Лоусон знал, что очень скоро на этом посту Пиля сменит именно он. Он уже предвкушал сладость предстоящей победы.

Его руки неожиданно сжались в кулаки. Он понял, кто виновник этой неизбывной, свинцовой усталости – Оливер Монтгомери!

В своей безопасности Лоусон был уверен полностью. Кендлвуд скоро снесут, а вместе с ним под грудой камней будут погребены все шансы на то, что когда-нибудь обнаружатся эти чертовы письма. Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что Энтони Монтгомери спрятал их в одном из уголков этого уродливого сооружения, к которому он питал такую пылкую любовь. Письма там, им больше негде быть. Мысль о том, что их могут случайно найти, в последнее время просто сводила Лоусона с ума. Трудно описать облегчение, которое он испытал, когда ему стало известно, что Оливер собрался сносить Кендлвуд.

А теперь это известие о потайной комнате. Черт бы побрал этих Монтгомери! Это же надо, Оливер упомянул об этом небрежно, как о каком-то пустяке. Из этого следовало, что он обязательно найдет эту идиотскую комнату. Непременно найдет, потому что у Оливера репутация человека везучего, этакого баловня судьбы. Если он найдет комнату, то обнаружит в ней и эти проклятые письма. Тогда для Лоусона все пойдет прахом. Он погибнет.

Лоусон понимал, что этого нельзя допустить. Нужно будет приложить все мыслимые усилия, но не допустить.

Несколько последних лет он всеми правдами и неправдами двигался к достижению поставленной цели, а теперь какая-то ничтожная ошибка грозит ему огромными неприятностями. Бесчестье. Скандал. Об этом даже помыслить страшно. Неужели такой талантливый и благоразумный человек, как он, не сможет перехитрить пустозвона и кутилу Оливера Монтгомери?

Но если он так уверен в своей победе, тогда почему позволяет судьбе вытолкнуть его на дорогу, на которую он совершенно не желает ступать?

Что-то здесь не так. Лоусон чувствовал, что усталость никак не хочет отпускать его. Что же его так смущает в сложившейся ситуации? Оливер? Неужели Оливер?

Его первым желанием было посмеяться над подобной глупостью, тем самым развеяв все свои сомнения. Оливер уже достиг той точки, из которой уже нет возврата. Лоусон с невыразимым удовольствием наблюдал в последнее время за тем, как Оливер Монтгомери неуклонно скатывается в бездну небытия. Энтони всегда был в восторге от своего брата, терпеливо прощая ему всевозможные чудачества и экстравагантные выходки. Энтони всегда верил в большое будущее, которое ждет его брата. Но сам Энтони в конце концов оказался большим глупцом. Лоусон предлагал сохранить ему жизнь, объяснил, насколько это важно – не давать огласки письмам. Однако Энтони не послушался его. Он так и не понял, что благо нации важнее всяких прочих пустяков.

Глупец! Лоусон потерял счет тем случаям, когда ему приходилось лгать или выстраивать обстоятельства себе на пользу, прибегая для этого к шантажу, подкупу или даже более серьезным прегрешениям. Иногда ему приходилось сметать со своего пути все мыслимые сегодняшние препятствия, чтобы добиться побед завтра.

Оливер... неужели он на самом деле таков, каким представляется окружающим его людям? Если он притворяется и намеревается обмануть его, то... Лоусон злорадно улыбнулся. В таком случае Оливеру придется заплатить за свою игру ту же цену, которую заплатил и его брат.