В доме только и говорили, что о событиях вчерашнего вечера. Все были настолько поглощены обсуждением случившегося, что Манелле удалось, не привлекая ничьего внимания, отнести на конюшню две корзинки, в которых было все необходимое для пикника.

Когда с приготовлениями было покончено, она пошла к себе, чтобы переодеться в легкое платье, привезенное из дома. Разложив его на кровати, девушка обдумывала внезапно обнаружившееся затруднение. Впопыхах она, захватив с собой три платья, не взяла к ним ни одной шляпки.

Манелла как раз пыталась разрешить эту проблему, когда в комнату, постучав, вплыла миссис Франклин.

— Я слышала, что его светлость решил осмотреть свои владения, а вы поедете вместе с ним, чтобы накормить его ленчем, — с порога сказала она.

— Он меня об этом попросил, — ответила Манелла.

— И поступил совершенно правильно, — одобрительно кивнула миссис Франклин, к удивлению мнимой мисс Шинон, ожидавшей от чопорной дамы несколько иной реакции.

Манелле все больше нравилась эта женщина, судя по всему, скрывавшая за напускной строгостью добрейшее сердце.

— На постоялых дворах подают кошмарную еду, — с убеждением заявила миссис Франклин, безвыездно проживавшая в доме по меньшей мере лет тридцать и едва ли имевшая случай хоть раз попробовать такую пищу. — Я не сомневаюсь, что вы прекрасно подготовились к этой поездке.

— Во всяком случае, я постаралась сделать все, что могла, — согласилась Манелла.

— Как обидно, что злодеи, пытавшиеся опоить его светлость, успели полакомиться вашими кушаньями! — продолжала миссис Франклин. — Сколько расходов, столько стараний… Все равно что мы бы кормили деликатесами крыс.

Манелла мысленно отметила некоторую странность ее рассуждений. Казалось, домоправительница не была шокирована тем, что люди, пользовавшиеся гостеприимством в этом доме, не погнушались покуситься на хозяина, радушно их принимавшего.

Однако спор на темы морали был бы теперь совершенно некстати, и Манелла ответила в духе ее рассуждений:

— Во всяком случае, его светлость с удовольствием отведал все предложенные ему блюда. И для меня имеет значение только это.

— И правильно, — кивнула миссис Франклин. — А теперь, когда вы поедете с его светлостью, вам представится возможность увидеть земли, принадлежавшие его семье на протяжении шести поколений.

Она произнесла это очень торжественно. Судя по всему, и миссис Франклин, и Доббинс чувствовали себя причастными к величию Бекиндонов.

— Я наказала Бесси и Джейн, что приготовить для вас с мистером Доббинсом. Ленч будет состоять из холодных блюд, однако, уверена, они вам понравятся, — сказала Манелла.

— Не беспокойтесь об этом. Вы молоды, а молодым надо радоваться жизни, пользуясь любой возможностью. С возрастом у человека накапливается горечь, и в старости он остается один на один со своими разочарованиями.

По-видимому, на сердце миссис Франклин лежала какая-то давняя печаль.

Манелла подумала, что, возможно, старая дама несчастна с мистером Франклином, если таковой существует в природе.

Ей было известно, что домоправительниц и поварих принято именовать «миссис» независимо от того, были ли они замужем. Не исключено, что миссис Франклин горевала о том, что, заботясь о чужой семье и нянча чужого ребенка, осталась одинокой.

Но вместо того чтобы ответить на ее философское замечание, Манелла простодушно пожаловалась:

— Миссис Франклин, у меня нет шляпки.

— А я об этом не подумала, — сокрушенно покачала головой домоправительница. — Не беспокойтесь, дорогая, я найду вам какую-нибудь шляпку в гардеробе покойной миледи. Все ее вещи хранятся на чердаке. А пока могу предложить вам зонтик от солнца.

— Прекрасная мысль! — оживилась Манелла. — Я была уверена, что смогу на вас положиться в любой ситуации.

— Я распоряжусь, чтобы шляпы все-таки принесли, вдруг вам понадобится в будущем, — пообещала миссис Франклин. — А зонтики хранятся буквально под рукой, в чулане, в конце коридора.

Она направилась в чулан, где Манелла уже побывала, выбирая скатерти и салфетки. Она даже успела заметить стопки великолепного постельного белья с отделкой из тончайшего старинного кружева.

Через пять минут домоправительница вернулась с парой изящных кружевных зонтиков, которые прекрасно подходили для поездки в фаэтоне.

Манелла выбрала однотонный зонтик персикового цвета с оборкой более сочного оттенка. Он гармонировал с ее муслиновым платьем, украшенным вышивкой, изображающей полевые цветы.

— Я уверена, что в наших краях вам вряд ли попадется на пути много людей. А если кто-то все же встретится, вы поднесете зонтик поближе к голове, и никто не заметит, что на вас нет головного убора.

— Я тоже так думаю, — согласилась Манелла. — Большое вам спасибо.

И, как на крыльях, она полетела вниз.

Выбежав в холл, девушка заметила, что маркиз уже вышел из дома и стоит возле фаэтона, похлопывая по крупу одну из лошадей. Лакеи укладывали в фаэтон корзины с провизией.

Манелла, чувствуя себя в это утро почти равноправной участницей поездки, сочла возможным воспользоваться парадной дверью.

Заметив девушку, маркиз сказал:

— Позвольте мне подсадить вас, мисс Шинон. Надеюсь, вас не страшит быстрая езда?

— Я не из пугливых, — улыбнулась Манелла, устраиваясь на высоком сиденье.

Маркиз вспрыгнул на свое место и взялся за поводья. Позади на весьма неловкую одиночную скамью взгромоздился грум.

Они тронулись.

Манелла раскрыла зонтик.

— А что приключилось с вашими шляпками? — полюбопытствовал маркиз.

Он вовсе не желал смутить девушку. Поняв, что ему не дождаться от нее ответа напрямик, он инстинктивно наводил разговор на любые обстоятельства, связанные с ее чудесным появлением в замке, надеясь со временем разгадать тайну.

— Когда я отправлялась в путь, для них не нашлось места, — ответила Манелла, давшая себе слово быть начеку и не допускать новых промахов.

Они выехали на довольно широкую песчаную дорогу, тянувшуюся между бескрайними, принадлежавшими поместью лугами и полями… Манелла, хорошо разбиравшаяся во всем, что касалось лошадей и конного спорта, отметила, что маркиз прекрасно правит.

— Может быть, вы все-таки расскажете, от кого и зачем вы убегали? — наконец спросил маркиз.

Манелла обратила на него взгляд зеленых глаз:

— Прошу вас! Сегодня такой чудесный день. Мне не хотелось бы омрачать его тягостными воспоминаниями. Я не желаю думать о причинах, побудивших меня искать работу, равно как и о том, что произошло вчера вечером. Мне хочется вот так мчаться в фаэтоне и радоваться тщеславной мысли: сколько женщин скрежетали бы зубами от зависти, если бы видели меня в обществе знаменитого героя Ватерлоо.

Маркиз улыбнулся.

— Какой уклончивый ответ, — восхитился он. — И какой мудрый. Надо быть совершенно неотесанным, чтобы продолжать бороться, добиваясь вашего признания.

— А вы жаждете борьбы? — кокетливо спросила Манелла, впервые почувствовав вкус к куртуазной беседе.

— Напротив, — сказал маркиз. — Единственное, к чему стремится моя душа после этого чудовищного кровопролития, — это мир. Для меня высшее наслаждение объезжать свои владения в обществе самой красивой девушки на свете.

Эти слова были сказаны с таким жаром, что Манелла невольно зарделась.

Разговор прекратился. Они долго ехали почти в полном молчании, лишь изредка прерывая его отдельными фразами. Должно быть, оба находились под впечатлением красивейших сельских пейзажей. Кроме того, им было так хорошо вдвоем, что слова были излишни.

Дорога пошла лесом, и, к удивлению Манеллы, маркиз вскоре остановил лошадей.

Девушка вопрошающе посмотрела на него, догадываясь, что из этого пункта ни с каким биноклем невозможно было бы увидеть обещанные графства.

Маркиз указал на тропинку, которая вела к деревянной хижине, проглядывавшей меж деревьев.

— Здесь мы обычно останавливались на ленч во время охоты. Я думаю, нам будет удобнее поесть в охотничьей хижине, нежели просто на траве.

— Конечно, — согласилась Манелла. — К тому же домик такой милый, будто из сказки.

По приказанию маркиза грум отнес корзинки в дом, и Манелла принялась их разбирать.

Ленч начался с изысканного паштета, оставшегося с вечера. К паштету полагался особый салат и французский соус.

Маркиз объявил, что в жизни не ел ничего вкуснее.

Затем на столе появилось несколько сортов сыра, в том числе сливочный, собственноручно приготовленный накануне, а к сыру — душистые круассаны с хрустящей румяной корочкой.

Манелла намазала их маслом из молока джерсейских коров, изготовляемым в одном из дальних имений и регулярно доставляемым в замок.

После долгого пребывания на свежем воздухе молодые люди ели с особой охотой. Аппетит проснулся даже у Манеллы, которая обычно ела совсем мало. «Вы, барышня, клюете, как птичка», — всегда говорила ей миссис Белл.

Она даже пригубила терпкого белого вина, которого вовсе не водилось у них в доме, во всяком случае, в те последние два года, когда ей разрешили бы его выпить.

Потом Манелла достала из корзинки фрукты.

В этой уютной хижине, воздух которой был напоен смолистым сосновым ароматом, они долго сидели, разговаривая обо всем и ни о чем.

Грум, желая напоить лошадей, углубился в лес, туда, где у него имелось на примете озерцо. Ничто не нарушало безмятежной атмосферы. Единственным звуком, который доносился сюда, было щебетанье птиц.

Манелле казалось, будто они с маркизом знакомы целую вечность и находятся одни на необитаемом острове.

Даже у маркиза, не обладавшего особой фантазией, мелькнула мысль, что он нашел волшебное место, куда не доходят даже слабые отзвуки назойливой обыденной суеты.

Постепенно разговор смолк, и маркиз с Манеллой сидели за столом, погруженные в свои мысли.

— О чем вы думаете? Готов заплатить пенни за вашу мысль, — улыбнулся маркиз, которого всегда забавляла грубоватая меткость английских поговорок.