Она услышала голоса снаружи и инстинктивно попыталась прикрыть тело. Ее юбка лежала на полу, там, где бросила ее женщина. Когда дверь открылась, Равелла дотянулась до нее и, увидев, что женщина не одна, поднялась на ноги, держа порванное платье перед собой.

Ей было больно двигаться, но было нечто худшее, чем физическая боль. Она испугалась, увидев пожилого цыгана, которого считала главным. Он стоял, глядя на нее. Она подняла заплаканные глаза.

— Я поговорю с тобой, — сказал он наконец. Несмотря на его странный акцент, она признавала его власть.

— Вы объясните, почему я здесь? — спросила Равелла. Она старалась говорить смело, но голос был хриплым и дрожал.

— Да, я скажу, — медленно произнес цыган. Он осмотрелся в поисках стула. Цыган был так высок, что почти доставал головой до потолка. Женщина поспешно подвинула ему табуретку. Он сел, раздвинув ноги, положив руки на колени. Женщина стояла.

С огромным трудом Равелла собрала все силы, чтобы выстоять перед ним. Это было трудно: она помнила, что почти раздета, что боль пронизывает ее тело, а из ран льется кровь.

— Ты пыталась бежать, — сказал цыган. — Ты не смеешь.

— Куда вы меня везете?

— На север, — ответил цыган. — Тебе не причинят ничего плохого, тебя не будут наказывать, если ты не будешь убегать. Эта женщина будет держать тебя в фургоне, а ты будешь делать, что она скажет.

— Но зачем вы везете меня на север?

Мужчина посмотрел на нее:

— Ты смелая, и я скажу тебе правду. Мы продадим тебя одной женщине. Она будет добра к тебе. У нее много хорошеньких девушек, ты понимаешь.

— Нет, не понимаю! — закричала Равелла. — Кто эта женщина и зачем ей я?

— Она не знает тебя, но всегда хорошо платит за хорошеньких девушек.

— Но разве вы не знаете, что мой опекун — герцог Мелкомб? Вы похитили меня и увезли. Герцог будет искать меня, а когда меня найдут, вас отправят в тюрьму за то, что вы сделали со мной.

Равелла говорила высокомерно, но ее слова, казалось, не произвели никакого впечатления на невозмутимого цыгана.

— Нет, — твердо сказал он. — Тебя не найдут. Никто не знает наших путей. Так что делай, что тебе говорят, и все будет хорошо. А не послушаешься…

Его голос оборвался, но в незаконченном предложении безошибочно слышалась угроза.

— И что вы сделаете? Убьете меня? — вызывающе спросила Равелла.

Цыган покачал головой:

— Мы не убийцы. Но у наших людей есть особое искусство. Мы изменим твое лицо: вынем кость из носа, увеличим рот, ты потеряешь свои волосы. Кто тогда узнает тебя? Кто докажет, что ты та девушка, которую мне привезли в Норвуд?

— Меня привезли к вам? Кто? Кто ответит за все?

Цыган не ответил.

— Это лорд Роксхэм? — требовательно спросила Равелла.

— Лорд Роксхэм? — Он медленно повторил имя. — Нет, я не слышал о нем.

Он повернулся и посмотрел на толстую женщину, которая во время разговора стояла молча. Теперь он заговорил с ней на их языке. Равелла напряженно слушала, но не понимала ни единого слова. Женщина ответила, засмеявшись, и губы цыгана тоже искривились в усмешке. Он повернулся к Равелле.

— Ты будешь слушаться эту женщину, — сказал он. Встал и зловеще добавил: — Если не будешь слушаться, она побьет тебя кнутом, как уже побила. Она говорит, что каждый удар — наказание за то, что ты сделала ее дочери.

Он подошел к двери. Равелла удивленно уставилась на него.

— Ее дочери? — как эхо повторила она. — Но я не видела ни ее дочери, ни вообще кого-нибудь здесь.

— Ее дочь не здесь. Все женщины выходят замуж за мужчин нашего племени. Но она не одна из нас. Она испанка.

Не тратя больше слов, цыган наклонил голову, выходя из фургона, и Равелла увидела только его спину. Женщина пошла за ним, дверь закрылась, ключ повернулся в замке.

— Ее дочь, — вслух повторила Равелла и вдруг поняла. Женщина была матерью сеньориты Делиты. Теперь стало ясно, что женщина — испанка. При всей ее толщине в ней угадывалось сходство с испанской певицей.

Равелла неподвижно стояла в центре фургона. Она снова слышала страсть в голосе сеньориты. Она могла видеть пламя ее глаз, изгиб алых губ. Как, должно быть, она любила герцога, если зашла так далеко!

Равелла вздрогнула. Она начала понимать, какую ярость вызвал ее приезд в Воксхолл, а также и то, что имел в виду цыган, когда сказал, что продаст ее женщине на севере. Может быть только одна причина, почему женщина заплатит за молодую хорошенькую девушку. Как ни невинна была Равелла, разговоры, которые она слышала за время пребывания в Лондоне, намеки, на которые прежде она не обращала внимания, теперь обрели точное и ужасное значение. Она подумала, что бывают женщины, которым мужчины дарят подарки, драгоценности и деньги, и есть леди, которым предлагают замужество. Равелла не совсем понимала разницу, но она была. Сеньорита Делита, как поняла Равелла, не получила бы предложения от герцога.

Как глупа она была! Как нескромно и скверно совать нос в дела, которые ее не касаются! За это она и наказана.

Равелла бросилась на одеяло. Она не плакала, лежала с сухими глазами, снова и снова обдумывая все, что произошло, не находя ни утешения, ни надежды. Что станется с нею? Что ждет ее в будущем?

Когда наступил вечер, старуха принесла Равелле еду. Равелла молча поела и снова легла. Было еще светло, но, к ее удивлению, женщина тоже легла спать. Она, не раздеваясь, забралась на койку над Равеллой и устроилась там. Правда, перед этим она заперла дверь и положила ключ себе на грудь.

Равелла лежала, прислушиваясь к ее дыханию. Хотя в фургоне было душно, становилось холоднее, и Равелла вынуждена была натянуть грязное рваное одеяло на свое дрожащее тело. Все болело. Она думала, что не сможет заснуть, но провалилась в тяжелый, изнуряющий сон.

Проснулась Равелла от стука колес. Фургон двигался. Она открыла глаза и поняла, что койка наверху пуста. Была еще ночь, Равелла увидела мерцание звезд на темном небе. Значит, цыгане едут по ночам и останавливаются днем. Они направляются на север, это она узнала. Ей хотелось знать, как быстро они путешествуют и как скоро доберутся до женщины, которой ее должны продать.

— О, пекки, пекки, — прошептала в темноте Равелла. — Приди и спаси меня.


Она безнадежно заплакала. Потом снова заснула и проснулась, когда было светло и фургон стоял. Вскарабкавшись на табурет, Равелла увидела фургоны, вытянутые вокруг костра. В этот раз они не укрылись в лесу, кругом был только кустарник, за которым виднелось широкое поле пшеницы.

Женщина принесла еду и питье. День тянулся медленно, без происшествий. Одиночество казалось Равелле лучше, чем присутствие женщины, которой она боялась. Что-то презрительное и жестокое было в ее глазах. Равелла догадывалась, что женщина гордится своей знаменитой дочерью и будет рада причинить неприятности любому, кто обидел ее дочь.

Люди, говорившие о сеньорите Делите на балу в Ранела, были правы, описывая ее как гитану. Но кто мог представить, что она происходит из такого жалкого племени? Неудивительно, что цивилизация не коснулась сеньориты, не считая платьев и драгоценностей. Они были теми приманками, которые приносили ей талант и красота. А сама она была просто животным, сражающимся за добычу любым способом.

В этот вечер Равелла смотрела, как цыгане готовят еду. Женщины потрошили птиц и животных, которых принесли мужчины, и бросали в большой котел, установленный над пламенем на треножнике. Сегодня принесли цыплят. Равелла могла видеть белые перья, как снежинки разбросанные по траве там, где женщины ощипывали их. Некоторые мужчины разделывали шкурки кроликов, чтобы подвесить их для просушки.

Еда варилась медленно, и через некоторое время женщины пошли к своим фургонам за мисками и кружками. Равелла увидела свою стражницу, медленно идущую к их фургону. Она торопливо слезла с табуретки, чтобы женщина не узнала, что она может наблюдать за ними, но внимание ее привлекло движение на противоположной стороне у одного из фургонов.

Сквозь деревья она отчетливо увидела мужчину. Сердце Равеллы подскочило: она надеялась, что это тот, кого она призывала на помощь. Но и лицо, и волосы человека даже на расстоянии изобличали цыгана. Равелла увидела, как, посмотрев куда-то, он тайком уполз прочь. Его поведение удивило ее, но смотреть дальше не было времени. Женщина уже подходила к ступеням. Она вошла с миской горячего варева.

После ужина Равелла вернулась на место наблюдения. Нигде не было видно ничего необычного, и она решила, что это просто был человек, живущий неподалеку, которого она по ошибке приняла за цыгана.

Она больше не думала бы об этом человеке, если бы могла думать о чем-нибудь, кроме спасения. Теперь она думала, как сможет привлечь внимание кого-нибудь, кто попадет в лагерь даже случайно. Осматривая фургон, она заметила подвешенный высоко под крышей старый топор. Равелла представила себе, как она разбивает дверь или окно и зовет на помощь.

Она решила, что на это понадобится много сил, и стала обдумывать другие способы привлечь внимание.

Вернулась старуха, и Равелла услышала, как скрипят доски под ее ногами, когда та шаркала по полу. Скрипящие доски привели ее к новой мысли: имея топор, она сможет поднять одну или две доски. Она решила завтра же, как только останется одна, проверить, прочно ли они прикреплены к полу.

Спать было невозможно. Было душно, от старухи скверно пахло. Равелла лежала, прислушиваясь к храпу, доносившемуся сверху. Снаружи было очень тихо, только ухали совы и вдали лаяли собаки. Внезапно она услышала резкий свист. Старуха сразу проснулась и начала спускаться. Раздался новый свист, более настойчивый, и почти сразу поднялся невообразимый гвалт. Раздавались крики, плач, злобные вопли.

Старуха поспешила к двери. Как раз когда она отпирала, подбежал мальчик.