Никола Корник - Невинная любовница

Я уже заметила, что матросы на «Баклане» расторопны и предупредительны, пусть и не слишком сведущи в морском деле. Вопреки утверждениям мистера Риака, они не выражали ко мне открытую неприязнь. При моем приближении они вежливо прикладывали пальцы ко лбу, а некоторые даже помогали мне устоять во время сильной качки. И хотя я всегда страдала от морской болезни, на сей раз я не чувствовала никаких симптомов, и это, я думаю, тоже способствовало хорошему ко мне отношению, ибо они, возможно, ожидали, что я буду безвылазно сидеть в своей каюте и вообще вести себя как в высшей мере беспомощное существо. Наверное, важные мысли отвлекали меня от морской болезни. Во всяком случае, голова у меня была занята. Я думала о том, как освободить Нейла и бежать отсюда.

Конечно, возможностей бежать у нас было не так уж и много. Более того, их практически не было, но я не желала сдаваться. В команде насчитывалось пятнадцать человек, а у меня не было оружия, чтобы им противостоять. Бродя по кораблю, я обнаружила, что все огнестрельное и холодное оружие, а также самые изысканные съестные припасы хранятся в кормовой рубке, но там почти всегда находилось как минимум два человека, один из которых — помощник капитана. У меня не было никаких шансов незаметно проскользнуть мимо них и вытащить из шкафчика хотя бы кинжал. И даже если бы мне удалось украсть кинжал, пришлось бы еще как-то одолеть противодействие матроса, стоящего на часах у трюма.

Я в одиночестве пообедала в своей каюте, наблюдая в небольшой иллюминатор, как за бортом быстро удаляется на Восток земля. Задул северный ветер, и бриг стал двигаться резвее. Я чувствовала, как неумолимо истекают минуты жизни Нейла, и все больше волновалась. Как только мы пройдем Внешние Гебриды, мы повернем на запад, выйдем в Атлантический океан, и больше ничто не будет отделять нас от Америки, а Нейла от гибели.

Я испытывала одновременно и беспомощность, и гнев и еще столько разных чувств, в которые мне даже вникать не хотелось. Если мне суждено потерять Нейла, я не выдержу. Да и ни к чему копаться в себе и думать о том, как я на самом деле отношусь к нему. Поэтому я твердила себе, что мы с ним едва знакомы. Я внушала себе, что Нейл, по сути обаятельный негодяй — высокомерный, безрассудный, чарующий и опасный. Такие, как он всегда плохо кончают. Но в глубине души я знала, что Нейл — человек честный, порядочный и храбрый, и я не могла ни расстаться с ним, ни выкинуть его из своего сердца.

Потому что я полюбила его.

Я любила его за все то, чего мне, по моему убеждению, так не хватало. Любила его не только за храбрость и честность, но и за высокомерие и обаяние. Но также я знала и то, что сейчас не время сидеть сложа руки, праздно размышляя о чувствах к Нейлу Синклару.

Я ощущала безнадежность, разочарование, бессилие, как будто уже потеряла его. Меряя шагами свою тесную каюту, я перебирала различные варианты спасения Нейла и пыталась найти хоть что-нибудь, Способное сойти за оружие. Здесь не было даже зеркала, которое я могла бы разбить, чтобы затем использовать осколок как нож. Но, быть может, это и к лучшему, я помнила плохую примету о том, что человека, разбившего зеркало, ждет семь лет неудач. Кроме того, мне не хотелось видеть, какой замарашкой я стала. Наверное, в такое время не стоит даже думать о таких вещах. Я отругала себя за тщеславие.

К закату я поняла, что мы находимся западнее острова Барра и направляемся в открытое море. Мистер Струан, первый помощник капитана и штурман корабля, был человеком немногословным. Когда я после ужина проскользнула в кормовую рубку и спросила, где мы находимся, он ничего не ответил. Капитан тоже был здесь, но едва ли удостоил меня взглядом. Они перешептывались между собой и были чем-то явно обеспокоены. Вскоре я узнала от матросов — они, наверное, забыли, что им нельзя разговаривать со мной, — что ветер теряет силу и спускается туман. И правда, как только стемнело, ветер стих и из моря один за другим, словно призраки, стали подниматься клочья тумана. Скоро туман стал таким густым, что даже звезды исчезли. Мы ничего не видели и не слышали, кроме плотного белого покрывала да приглушенного плеска воды за бортом.

Капитан все больше мрачнел, а унылая внешность мистера Риака приобрела еще более скорбный вид, он стал рассуждать об ужасных рифах у Западных островов. Возможно, ворчал он, нас несет на погибель. Мистер Струан по-прежнему ничего не говорил, судя по всему, недоверие к его навыкам штурмана вызывало у него досаду.

Туман не рассеялся к следующему утру, и единственным признаком, позволившим отличить день от ночи, стали незначительные изменения в освещении. Туман сгущался, как будто желая удушить корабль, и даже меня начали обуревать мрачные чувства, владевшие моряками. Они нашли утешение в роме и сначала даже повеселели. Впрочем, потом они снова помрачнели — такое действие оказывает спиртное, — а затем им стало все равно. Меня поразило, что капитан почти не пытался им помешать, но он тоже заразился всеобщим унынием, и я быстро поняла, как слаба в команде дисциплина и как непрочен его авторитет. После того как он отказался выдать матросам добавку рома, они, не обращая на него внимания, отобрали ключи от запасов у мистера Риака. Тот настолько погрузился в свои мрачные мысли, что как будто ничего не заметил.

Я не сразу поняла, что могу воспользоваться сложившимся положением, но, видя, что матросы перепились, капитан заперся у себя в каюте, мистер Струан не отрывается от морских карт, а мистер Риак запел псалмы, я кое-что придумала. Вырвав бутыль с ромом из руки матроса, которого сморило прямо на палубе, я с невинным видом подошла к часовому, охранявшему Нейла. Часовой пребывал в плохом настроении о чем я догадалась, как только приблизилась к нему: при свете лампы я заметила, какая у него мрачная, надутая физиономия. Догадаться, в чем дело, было нетрудно. Пока его товарищи бездельничали, упившись ромом, он нес свою вахту и никто не подумал принести ему его долю. Когда он увидел меня, подозрение на его лице сменилось слабой надеждой. Я улыбнулась и протянула ему бутыль. Он выхватил ее у меня из рук и тут же осушил до дна. Капли рома падали с подбородка на палубу.

К моему сожалению, голова у парня оказалась крепкой — крепче всех на корабле. Я дважды возвращалась посмотреть, в каком он состоянии, но он неизменно охранял люк, ведущий в трюм. Казалось, спиртное его не берет.

Придя в отчаяние, я снова подошла к охраннику. Провалиться мне на месте, если он не стоял на ногах, сжимая в руке кортик, как будто ожидал нападения. А потом я посмотрела ему в глаза. Они остекленели, смотрели в одну точку. Часовой слегка покачивался. Я подошла к нему вплотную. Он не замахнулся на меня кортиком. Похоже, он даже не заметил меня. Судя по всему, он просто спал с открытыми глазами. Я положила руку ему на грудь и очень осторожно толкнула. Он осел без звука. Я вынула кортик из его руки, откинула крышку люка — с большим трудом, так как она была очень тяжелой, и быстро столкнула его вниз, в трюм.

После глухого удара от его падения наступила полная тишина. Я испугалась, что за прошедшие два дня Нейл умер — от голода, ран, от лихорадки, да мало ли от чего? Потом я сообразила, что медлить нечего. Нужно самой спуститься и посмотреть. Я поставила ногу на первую ступеньку трапа, держа в одной руке фонарь, и начала спускаться. Не успела я спуститься и на две ступеньки вниз, как кто-то обхватил меня за талию и потянул вниз, в темноту. Я почувствовала, как к моему горлу приставили острие кинжала.

— Нет!

Фонарь потух и воцарилась непроглядная тьма. Я оказалась на волосок от гибели. Я понимала, что меня схватил Нейл — я сразу узнала его руки. В то же время я с ужасом вспомнила о его жестокости. Он всеми силами стремился выжить. Сжимал он меня совсем немилосердно.

Услышав мой голос, он дернулся, как будто от изумления, и сразу отпрянул.

— Катриона? — спросил он зло и недоверчиво. — Какого черта?..

— Я подумала, что вас нужно спасать, — сухо ответила я. Зубы мои от пережитого страха выбивали дробь. — Я не знала, что вы сумеете вызволиться самостоятельно, иначе предоставила бы вас себе самому.

На мгновение воцарилась тишина, а затем он разразился смехом.

— Так вы пришли вызволить меня, — сказал он, и в его голосе послышалась какая-то неуловимая интонация. — Вы действительно очень необычная девушка.

Меня так и подмывало сказать ему, что он стоит того, чтобы за него бороться, но гордость мне не позволила.

— Кто-то упал, — сказал он. — Перед тем как вы спустились.

— Охранник, — пояснила я. — Я напоила его, а потом… толкнула. У меня был его кортик, но я выронила его, когда вы схватили меня.

— Проклятье, — горько вздохнул Нейл. — Нам нужно как можно больше оружия.

— А вы-то где раздобыли нож? — спросила я. — Я думала, они обезоружили вас, прежде чем швырнуть сюда.

Хотя в темноте его лица не было видно, я почувствовала, как он самодовольно улыбается.

— Неужели спрятали в чулок? — спросила я, — Ну и ну, ведь нас обучают таким фокусам с детства!

— Только горцев, — сказал Нейл, — а Хозисон набрал свою команду из всякого сброда. Они о таких уловках и не слыхали. Меч у меня отобрали, а о ноже даже не вспомнили. Мне пришлось повозиться, чтобы разрезать веревки, — вы ведь видели, как меня связали? А потом спустился Рансом, принес мне жалкую кружку воды. Он так напился, что одолеть его не составило груда, хоть у него и был пистолет.

— О боже! — воскликнула я. Рансом успел понравиться мне. — Он мертв?

— Нет, — сказал Нейл. — Не совсем. Значит, у нас двумя противниками меньше — зато появились пистолет и нож.

— Но в команде еще тринадцать человек, — напомнила я. — Правда, сейчас все мертвецки пьяны. Как только сгустился туман, все перестали слушать капитана.