– Конечно, – завороженно кивал Иван Михайлович. – В нашем городе намного легче.

– Вот! А кого я найду у себя на периферии? – горько вздыхала Кукла. – А вы же понимаете, без знакомств и связей в нашем деле ни за что не пробьешься.

Он готов был ее слушать еще и еще, но такое важное занятие прервал звонок маменьки.

– Мама, что? – раздраженно спросил в трубку Иван Михайлович. – Я работаю, между прочим!

– Бросай все, сынок, – всхлипывала в трубку мать. – Если ты сейчас не придешь… Срочно домой! Я погибаю!

Теперь в ухо любящего сына лились короткие гудки.

– Куклочка… Куколка… – замялся Иван Михайлович перед девушкой. – Я надеюсь, что завтра мы непременно встретимся, и я специально для вас приготовлю отдельную лекцию.

– Правда? – заморгала огромными ресницами красавица.

– Я… Я не могу вам лгать, – проникновенно произнес мужчина, поднес тонкую девичью руку к своим губам, неловко чмокнул и вылетел за двери.

Мария Адамовна уже в который раз показывала дамам, как надо себя преподносить, но те, как назло, подмечали какие-то совершенно неважные детали. То пуговицу расстегнут, то слишком высоко задерут ногу или оттопырят зад. С ними надо было еще работать и работать, и Мария Адамовна уже приготовилась к трудовому подвигу, однако в это время дверь отворилась, и в кабинет заглянул Иван Михайлович. Он не сразу вспомнил, что хотел рассказать про звонок, а несколько минут с удовольствием разглядывал «подачу» членов клуба, и губы его сами собой растягивались в улыбке.

– Ваня, прекрати ржать. Здесь плакать надо, – одернула его супруга. – Ты чего пришел? Опять на твой кружок пришла одна техничка?

– Нет, Маш, сегодня напротив! Сегодня пришла такая конфе… Маша! О чем ты говоришь?! – вовремя опомнился Иван Михайлович. – Я ж чего… Мама звонила, просила срочно домой.

– Боже мой! Но у меня работа.

– А она все равно просила, – настойчиво повторил супруг и даже набычился, чтобы жена не вздумала отвертеться.

– Девочки! Значит, завтра без опозданий, а на сегодня все, – объявила Мария Адамовна, спешно кидая в сумку тетрадку. – Да, и непременно тренируйтесь перед зеркалом.

Дома Коровиных ждал Великий Погром. Все вещи были перевернуты вверх дном, мебель сдвинута, штор не было совсем, зато посреди комнаты стояло ведро, а рядом лежала тряпка.

Когда муж с женой вошли, Надежда рассматривала журналы и методично выкидывала их в груду мусора, которая располагалась здесь же.

У Марии Адамовны заныло сердце.

– Эт-то что? – едва просипела она.

– Машень… ка… – пролепетал Иван Михайлович. – Нас… выселяют?

– Да ну! Вы чё! – обрадовалась хозяевам Надя. – Пока еще нет!

– С-спасибо… – вежливо поблагодарили супруги.

– Эт я тут перестановку решила сделать, – делилась планами Надежда. – Чёт мне тут у вас не того… не очень.

– Перестановку? – никак не мог поверить Иван Михайлович. – То есть… вам немножко не того и… перестановку… понятно.

– Наденька… – быстро сообразила Мария Адамовна. – Мы, конечно, бесконечно рады, что познакомились с тобой, но… коли уж так случилось… коли уж тебе у нас не очень. Так что ж… будем прощаться. Чего уж тут поделать…

– Обидно, – кивнул Иван Михайлович, – но справедливо!

– Да бросьте вы! – махнула рукой Надя. – Я бате уже сказала, что замуж вышла, так что… куда теперь? А вы привыкайте! Новая метла по-новому метет, ха!

– А старая метла где? – вдруг спросила Мария Адамовна. – В смысле, я чего-то бабу Нюру не вижу. Где она?

– Да на кухне она, – легко пояснила молодая хозяюшка. – Я ей на обед овсянку сварила, так она ее никак доесть не может.

Баба Нюра, то бишь Элеонора Юрьевна, и в самом деле сидела на кухне. На шее у нее была повязана салфетка, а на столе перед ней стояла тарелка каши. Видимо, овсянку женщине не очень хотелось есть, потому что она с самым горестным видом ковыряла ложечкой бурую массу и никак не отваживалась попробовать.

– Машенька! – со слезами в голосе воскликнула Элеонора Юрьевна, завидев невестку. – Машенька пришла!

– Мама, я не понимаю, – насупилась Мария Адамовна. – Что у нас творится? Это все… это вообще как называется?

– Это, Машенька, называется переворот! – всхлипнула свекровь. – Смена власти. Переворот.

Мария Адамовна гневно прищурилась. Вот уж на свою семейную власть она никому не позволит покуситься!

– Переворот, говоришь? – запыхтела она. – Это мы еще посмотрим!

Как бы то ни было, к генеральной уборке было подключено все семейство. Мария Адамовна сгружала мусор в пакеты, Иван Михайлович собирал журналы, а Наденька протирала пыль.

– Все, Надюша, – Мария Адамовна вытерла пот со лба, – я загрузила, иди выноси. Только вон к тому дому неси, если к нашему, то ругаться будут. Да оденься! Застудишься!

Надюша, легко схватив увесистый мешок, выскочила из дома.

– Ваня! – тут же заорала Мария Адамовна. – Тащи скорее ее сумки! Мама, она вышла из подъезда?

– Все, Машенька, – кивала баба Нюра, стоя возле окна. – Она уже далеко отошла, можно сумки выставлять!

– Ваня, вещи в подъезд! Быстро! – Командовала Мария Адамовна, оглядывая комнату, чтобы случайно не забыть какую-нибудь мелочь из вещей гостьи.

Иван Михайлович тоже сработал на редкость быстро и ловко.

– Все, – вытер он руки о брюки, – вынес.

– А теперь тихо! – предупредила Мария Адамовна. – Двери не открывать!

Через некоторое время возле дверей Коровиных послышались шаги и тут же позвонили.

Коровины, боясь шелохнуться, вытаращили глаза.

Звонок не смолкал. Элеонора Юрьевна от дикого напряжения беззвучно села в кресло и задрала голову к потолку, показывая, в каких муках она провела сегодняшний день. Иван Михайлович нервно кусал кулаки, а Мария Адамовна прислушивалась к звукам за дверью. Хотя прислушиваться было лишним – звонок не умолкал.

Наконец ее нервы не выдержали. Она на цыпочках подошла к двери и спросила совершенно невинным голосом:

– Кто там?

– Мария Адамовна! – крикнула из-за двери Надежда. – Тут двери захлопнулись, откройте, а?

– Нет! – категорично заявила Мария Адамовна. – Нет, не открою! Захлопнулись и… и все! И иди домой, Надя. Мы теперь будем жить без тебя. Вещи твои мы упаковали.

– Нет, ну какой «домой»! – капризничала Надя. – Мне сюда надо.

– Нет, Наденька, – стояла на своем Мария Адамовна. – Ты хорошая девушка, но… Но мы тебя не достойны. Совсем. И потом, Андрюша сказал, что он тебя совсем не любит.

– Так полюбит, – упрямо просилась обратно Надежда. – Полюбит, правда. Еще же вся ночь впереди!

– Нет, Наденька, ночи нам уже не пережить!


В этот вечер Коровины вдруг поняли, какое же счастье, когда тебе никто не мешает. Элеонора Юрьевна, сидя в кресле, спокойно перебирала свои журналы. Иван Михайлович смотрел по телевизору передачу про животных и даже что-то себе конспектировал. А Машенька колдовала на кухне. И было тихо и уютно.

– Мама, – вдруг появилась в дверях Мария Адамовна. – А что – у нас опять хлеба нет? Я же вот только две булки покупала.

– Да! – гордо дернула головой Элеонора Юрьевна. – Да, Машенька! Это я. Я съела весь хлеб. Не могла же я глотать эту скользкую овсянку.

– Графиня из тебя, мам, ни к черту, прошу простить за грубость фраз, – хихикнул Иван Михайлович. – Графья, они ж только на овсе и сидели. Как те жеребцы! Ха-ха!

– Ваня! Я тебе не кобыла! – всхлипнула Элеонора Юрьевна. – И если мне в моем доме жалеют корку хлеба…

– Я не жалею, – вздохнула Мария Адамовна. – Я сейчас сбегаю в киоск. А вы тут разогрейте Андрюше курочку, сейчас парень с работы придет. И, мама, курицу съедать не надо. Вам вредно. Ваня, проследи!

Бегала Мария Адамовна совсем недолго. Все же надо было успеть к приходу Андрея еще приготовить салатик, не зря же она купила свежие помидорчики и огурчик. Да и курицу неплохо бы проконтролировать, а то свекровушка…

Но когда она вошла в дом, ее снова встретило ведро в центре комнаты и половая тряпка.

– А! Мария Адамовна! – радостно приветствовала ее Надежда. – Вы несите пакеты сразу в кухню. Да не топчите там сильно, я там только что помыла.

– А… А где остальные? – спросила Мария Адамовна, выронив пакеты прямо на помытый пол.

– Иван Михайлович вместе с бабой Нюрой на кухне кашу доедают, – ласково улыбнулась Наденька. – Я же этой каши целую бадью наварила, куда ж ее девать? Не собакам же выкидывать.

– Действительно…

– А вы мойте руки да тоже в кухню. Я вам и тарелочку уже поставила, и каши наложила. И салфеточка там есть, чтоб за воротничок.

Ночью, когда после тяжких мытарств супругам все же удалось забыться, в комнату к родителям ворвался Андрей.

– Мама, папа, – раненым медведем ревел единственный сынок, – когда кончится этот беспредел? Я могу спокойно выспаться после трудового дня? Я не прошу многого. Просто вот так – прийти и выспаться? Мне можно, мама?

– Господи, Андрюшенька… – разлепила сонные веки Мария Адамовна. – Ну кто ж тебе не дает? Что ж так кричать? Иди к себе и спи. Или ты хотел с мамочкой?

– Я сейчас точно из дома уйду! – выкатил глаза сынок. – Вот так соберусь и… и уйду! К Калашу!

Мать такого вынести уже не могла.

– Опять этот Калашников? Опять ты к нему? На ночь?! – вскочила она со своей кровати. – Нечего тебе там делать! И потом… Андрюшенька, ну куда же ты пойдешь? Твоя кроватка ждет тебя.

– Да? – перекривился Андрюшенька. – А в кроватке?

Мария Адамовна рванула в спальню к сыну. И предчувствия, что называется, ее не обманули. В кровати Андрея сладко похрапывала Надежда.

– И сюда просочилась, – задохнулась мать от возмущения. – Хорош-шо… Андрюша, иди спать к отцу! Я приму этот удар на себя.

Мария Адамовна быстро выдворила сына к отцу, а сама сбегала за подушкой и одеялом.

– Если будете приставать, я позвоню подружке, – вдруг предупредила Надежда, не открывая глаз. – Она сюда придет, и мы вам такое устроим!