– А чего его смотреть? – удивилась матушка. – Им надо заниматься. Я вот из-за этого твоего спорта который день не могу посмотреть нормальное кино. А там такие чувства. Такая любовь!

– А чего ее смотреть, эту любовь? – лениво пробурчала Мария Адамовна. – Ею тоже надо… заниматься.

Сын с матерью поперхнулись словом и вытаращились на Марию Адамовну.

– Ма… Маша… – расстроенно проблеяла свекровь. – Ма-а-шенька…

– А что? – оторвалась наконец от журнала Мария Адамовна. – А что я сейчас сказала?

– Ты, Мария, ты сейчас такое сказала! – от возмущения Иван Михайлович даже глаза прищурил. – Я от тебя этого не ожидал!

– А что я сказала? – уже всерьез заволновалась Мария Адамовна, но ее волнения прервала Татьяна.

– Ну все. Посуду я перемыла, теперь будем культурно отдыхать, – вошла она в гостиную из кухни. Потом вдруг смущенно посмотрела на Ивана Михайловича и, зарумянившись, спросила. – А вы чего смотреть любите?

– Я? – все еще пыхтел тот. – Я чего люблю? Да кого это здесь волнует, что любит смотреть измотанный трудовыми буднями работник! Кого это вообще…

– Он у нас, оказывается, спортсмен, – пояснила жена. – Тренер женской команды. Спорт он, оказывается, любит.

– Да что вы! – хлопнула себя по бокам Татьяна. – И я! Я тоже жутко люблю спорт! Особенно это… метать… ядро куда-нибудь кидать… Очень нравится.

– Вот уж действительно скука смертная – ядра метать, – скривилась Мария Адамовна. – Никогда бы не стала тратить на это свое время… лучше бы… посмотреть журналы, посидеть в ванной, наложить маски…

Татьяна вдруг куда-то унеслась, а через минуту прибежала вновь.

– Вот! – сунула она в руки Марии Адамовне яркий флакончик. – Вот. Как знала – для вас приберегла. Запах – обалдеть! Можете принять ванну.

– Погоди… – растерялась Мария Адамовна. – Но… Это же из… из той косметики, которую сначала я продавала, потом Андрей ею торговал, а вот эту прелесть у нас никто купить не захотел. Ни один идиот. Потому что стоит бешеных денег, а тут во флакончике – две капли всего.

– Ну почему же никто… – обиделась Татьяна. – Я и купила… Вчера Андрюша мне продал… чтоб, значит, продукт просто так не валялся.

– Ясно… – кивнула Мария Адамовна. – Но… Я с удовольствием попробую, что это за чудо такое… давай флакончик… Да! Если будут звонить – меня нет! И не будет… часа полтора. Я в ванную… Ваня, подай мне те три журнальчика, я их там проработаю. И прошу меня не тревожить.

– Погодите, Мария Адамовна, – снова всполошилась Татьяна. – Я только… я только ванну вам приготовлю.

Она метеором вынеслась из комнаты и уже через секунду в ванной раздалось ее нудное пение.

Коровины переглянулись. Нет, все было прекрасно… Слишком прекрасно. Прямо как в сказке… Только уже пугало – не окажется ли эта сказка с печальным концом…

И все же Марию Адамовну ждала благоухающая ванна, пышная пена и теплая, как она любила, вода. Никакого подвоха не было. Да и Татьяна рядом стояла такая искренняя, такой неподдельной радостью светилось ее лицо, что Мария Адамовна своих подозрений устыдилась.

– Я еще уточек сюда хотела пустить… игрушечных, чтобы красиво… – тараторила Татьяна. – Но чего-то у вас нет уточек… Я потом куплю, хорошо?

– Давай уж без уточек, – махнула рукой Мария Адамовна. – Что я тебе – селезень? Буду так наслаждаться. Да, а у нас нет, случайно, какого-нибудь сока… со льдом… и «Мартини»?

– Нет… – растерялась Татьяна. – Есть только газировка «Буратино», Иван Михайлович просил купить.

– Ну что ж, давай хоть «Буратину»…

Татьяна шустро принесла бутылку газированной воды и, услышав, как щелкнул замок в ванной, тут же подперла дверь еще и шваброй. И лишь после этого направилась в гостиную.

– Иван Михайлович, – робко начала она, усевшись на краешек дивана. – А вы любите смотреть… про чувства?

– Да какие у него чувства? – обиженно поджала губы Элеонора Юрьевна. – Откуда? Он даже не дает мне смотреть мои любимые фильмы. Которые, кстати говоря, буквально напичканы этими самыми чувствами! Я просто удивляюсь. Как у таких прекрасных родителей, как мы, мог родиться такой… такой бесчувственный ребенок!

Татьяна кивнула и вдруг вынеслась из комнаты. Через минуту она уже входила в гостиную вместе с небольшим телевизором.

– Вот, Элеонора Юрьевна… телевизор… куда поставить? – пыхтела она под тяжестью бытовой техники.

– Ты… Ты где это… сперла? – осипшим вдруг голосом спросила Элеонора Юрьевна.

– Так это ж ваш! – радостно сообщила Татьяна. – Он у вас на кухне стоял. А сейчас там нет никого. Так куда вам его поставить? В вашу комнату?

Пожилая леди вдруг вспомнила, что телевизор и в самом деле их, родной! Только непонятно, отчего это до сих пор ни сын, ни невестка не догадались перетащить его ей в спальню!

– Сюда! – подскочила она, забегая в свою комнату. – Сюда тащи! Сюда его, Танечка! Волоки его, фея моя!

Татьяна и поволокла, не забыв одарить Ивана Михайловича нежным взглядом.

От ее нежности мужчина резко переменил свою вальяжную позу на более примерную – выпрямил спинку, ручки уложил на коленочки и тоскливо уставился в телевизор. Отчего-то такое дикое рвение очередной невесты сына сильно волновало. Даже тревожило.

Татьяна же скромно вошла в комнату и снова села в дальний угол дивана.

– Иван Михайлович… – проговорила она каким-то незнакомым грудным голосом. – А какие фильмы вы любите?

– Я? – вздрогнул Иван Михайлович. – Я люблю… пиво люблю… и эти… орешки соленые… когда у меня денег на малосольную рыбку не хватает.

И уже через полчаса Иван Михайлович сидел перед телевизором, а возле него на маленьком журнальном столике блестели стеклом пять бутылок пива, на тарелочке розовела малосольная красная рыба, а в пакете шуршали орешки.

Татьяна теперь расположилась совсем близко и старательно делала вид, что не слышит, как из ванной доносятся вопли Марии Адамовны. Та уже изрядно насладилась ванной и теперь хотела на волю, но вот швабра никак этому не способствовала.

– Иван Михайлович… – глубоко дышала Татьяна, придвигаясь к мужчине все ближе. – Иван… Ваня…

Иван Михайлович отодвигался, сколько мог, но теперь уже двигаться было некуда.

– Татьяна… простите, не знаю вас по отчеству… – заблеял он, но Татьяна как-то весело и озорно его прервала.

– А отчества и не надо! – вытаращила она сильно накрашенные, как учили в клубе, глаза. – Не надо отчества, а то прямо как первую учительницу. Давайте по-простому… Или даже нет, мне очень нравится, когда меня зовут… мышкой.

– Уважаемая… Мышка… – нервно перекосился Иван Михайлович. – Вы не знаете, а чего это там Машенька орет в ванной? Может, у нее там что-то случилось?

– Да что там может случиться? – отмахнулась женщина. – Кричит, значит, все в порядке, не утонула.

– И все же… Все же я схожу посмотрю, – попытался улизнуть от любвеобильной гостьи Иван Михайлович, но это было совсем не просто – Татьяна прижала его своим телом так, что несчастный совсем не мог двинуться.

– Это… это она поет… – томно прикрывала глаза Татьяна. – От счастья, за нас с тобой, Ваня.

А уж потом Татьяна решила, что ждать больше нечего и потянулась губами к небритой мужской щеке. Иван Михайлович вскочил, точно ужаленный, но чаровница успела схватить его за тренировочные брюки.

– Я только посмотрю, – пискнул Иван Михайлович.

– Я сама! – рявкнула Татьяна и спешно вышла из комнаты.

Возле ванной она убрала швабру, подпирающую дверь и выпустила пленницу на свободу. Пленница, красная как рак и закутанная в полотенце, вылетела разъяренной фурией:

– Эт-то кто меня там… замуровал?! – метала она молнии. – Эт-то что еще за фокусы? Я вообще ничего не понимаю! Кому я могла помешать? Стоит только на минутку удалиться, а тут…

– Что случилось, Мария Адамовна? – спокойно убирая швабру на место спросила Татьяна. – Чего это вы так долго в ванной-то? Не упарились? Или уж больно мой шампунь понравился? Я тогда себе, наверное, тоже такой куплю.

– Какой шампунь? Меня закрыли!

– Да что вы? – удивилась гостья. – А мы думали, вы нежитесь.

– Нежусь?! – задыхалась от возмущения Мария Адамовна. – А вы что – не слышали, как я орала?

– Иван Михайлович, – поспешила в комнату Татьяна. – Я ж вам говорила, что это ваша супруга орет, а вы «да нет, это собаки дерутся!». Ну, как неудобно получилось.

– Позвольте… – от возмущения Иван Михайлович даже осип. – Но я же сам…

– Эти мужчины меня просто удивляют, – пожала плечами Татьяна. – Вот, Мария Адамовна, правильно вы говорили – от них никакого толку. А я еще не верила. Пойдемте, Мария Адамовна, я вам постель постелю. Где у вас чистое постельное?

Мария Адамовна все еще никак не могла погасить обиду. Ну, точно – Иван ее запер! И еще, негодяй, вон как глаза таращит! Это специально, чтобы она не догадалась! Подлец! И пиво вон у него на столике… Решил пивком побаловаться, пока жена отмокает! Мерзавец!

Презрительно фыркнув, она гордо прошла мимо мужа. Зато Татьяна, которая поспешила вслед за Марией Адамовной, хитро подмигнула мужчине и нежно ткнула его пальцем в живот. Тот от неожиданности только подпрыгнул, но решил, что спокойнее будет с женщинами в спор не вступать. Да и спать пора, а завтра… а завтра странная гостья отбудет к себе.

И все же ночью, в своей спальне он смолчать не мог. Он пытался что-то объяснить, но его супруга только взбивала подушку и считала, что муж опять что-то о себе нафантазировал.

– Машенька! – отобрал у жены подушку Иван Михайлович. – Вот ты меня совсем не слушаешь. А я настоятельно сообщаю, что…

– Ой, да все я слышала, – отмахнулась Мария Адамовна. – Вань, ну что ты там придумываешь? Ну ты себя-то в зеркало видел? Татьяна, конечно, тоже не розовый бутон, но…

– Машенька! А я тебе говорю! Прямо так и сказала: зовите меня, говорит, мышкой!

– Да нет… Ну что ты, Ваня… может, тебе послышалось? Татьяна… Мышкой? И чтобы так тебя сама добивалась? Прости, мое сокровище, но не поверю.