Шейла Бишоп - Невесты и куртизанки

Почти во всех домах, окружающих Линкольнс-Инн-Филдс, проживали адвокаты. Артур Рид со своей женой Лавинией, четырьмя детьми и незамужней сестрой Лавинии Каролиной Прайор жил на восточной стороне площади. В темных комнатах цокольного этажа, заставленных массивными шкафами с книгами по праву, усердно трудились клерки. Когда после работы клерки уходили домой, мистер Рид нередко наведывался в эти комнаты, просматривал сделанную за день работу и обдумывал свои планы. Артур Рид был серьезным человеком, и работа доставляла ему радость.

Он был примерным супругом и, как только с лестницы доносился звон подноса с чайными чашками, всегда поднимался в гостиную, чтобы составить компанию жене и свояченице.

Чаепитие происходило в продолговатой комнате с высоким потолком, обставленной по вкусу жены, который, безусловно, делал ему честь. Что он в сотый раз и отметил июньским вечером 1816 года, быстро входя в гостиную с улыбкой на обычно серьезном лице. У него были хорошие новости, восхитительный сюрприз, который адвокат приберегал до этого момента.

Лавиния сидела за чайным столиком. Красивая двадцатидевятилетняя женщина, стройная и грациозная, с белой шеей и плечами, классическим профилем и копной светлых волос, как кто-то когда-то сказал, лунного света, с фиалковыми глазами, она выглядела намного моложе своих лет.

Каролина Прайор, довольно миловидная молодая особа, не шла ни в какое сравнение с сестрой: каштановые волосы, смуглая кожа, крупноватый нос. Но она была умна, смешлива (что иногда озадачивало ее родственников) и обладала великолепной фигурой. Стоя у высокого окна, Каролина смотрела на сквер, которому тенистые полутона сумерек придавали таинственный вид.

Артура удивило, что окна не занавешены.

– Почему Боултер не задернула занавески? – спросил он.

– Я велела ей не трогать их, – ответила жена. – Очень уж хорош закат!

– Девочка моя дорогая, но ведь в окна видно все, что делается в комнате!

– Ну и что? Мы же не делаем ничего предосудительного.

– Надеюсь. Но хватит об этом. – Артур вовремя остановился, сообразив, что препирательства с женой могут омрачить радость от приготовленного сюрприза. Поэтому он ловко сменил тему. – Я уверен, для того чтобы любоваться закатом, есть места и получше, чем Линкольнс-Инн! Мне только жаль, что в этом году ты не сможешь, как обычно, посетить Бэкингемшир, но моя матушка вполне в состоянии принять детей у себя в Холдсворте…

– Да, Артур, я знаю. Это не обсуждается.

– Однако у меня другие планы. Как ты относишься к двухмесячному отдыху у моря?

– Ты имеешь в виду Рамсгит? Или Уортинг?

– Нет, дети еще слишком малы для курортов. Это не для них. В детстве ты проводила каникулы на берегу моря, и я знаю, какие счастливые воспоминания у тебя сохранились о ферме в Мартленде! Короче, я списался с миссис Даффет, и ты поедешь туда на следующей неделе!

Сюрприз был преподнесен! Совершенно ошеломленная, Лавиния уставилась на мужа.

– Ты договорился, чтобы я поехала в Клив?

– Ты, Каролина, дети… ну, и, разумеется, няня! Это будет долгое, дорогое путешествие, но я знаю, какое удовольствие оно тебе доставит! Ты же рада, не так ли, дорогая? – спросил он с несвойственным ему сомнением.

– О да, Артур… конечно! Как… как мудро с твоей стороны придумать такой великолепный план!

Рид тотчас же убедился, что жена, как и положено, благодарна ему. К счастью, он не заметил поднятых бровей и ироничного выражения лица Каролины. Это его огорчило бы.

Каролина десять лет жила у Ридов; она уже успела привыкнуть к их причудам и знала, когда можно тактично вмешаться в разговор, а когда следует держать рот на замке. Она подошла к столу и осведомилась, как Артуру удалось обо всем договориться, если сам он никогда не был в Кливе.

– Я написал старому другу вашей матушки, миссис Харпер, и спросил ее, по-прежнему ли ферма в Мартленде принадлежит старым хозяевам. Получив утвердительный ответ, я без колебаний обратился к ним. Миссис Даффет заверила меня, что вам будут предоставлены те же комнаты, что и прежде, и она наймет для вас дополнительный штат прислуги. Уверен, вам будет очень удобно, и я собираюсь присоединиться к вам, как только закончу дела.

И Рид продолжил расписывать прелести предстоящего отдыха, не замечая, что большая часть вопросов и замечаний исходила от Каролины; Лавиния почти не принимала участия в этом разговоре.

Каролина прекрасно понимала, что творится на душе у сестры. Позже, удалившись к себе в спальню, она была уверена, что вскоре Лавиния прибежит к ней. И действительно, не успела Каролина снять платье, как в комнату, задыхаясь, влетела сестра.

– Каро, ты должна мне помочь! Что делать?

– Чтобы избавить тебя от необходимости ехать в Клив? Тебе придется сказать Артуру, как неприятна тебе эта перспектива; другого пути я не вижу.

– Ты же знаешь, что я не могу этого сделать!

– Почему? Он же наверняка поймет, что эти места вызовет у тебя болезненные воспоминания, если вспомнит, что мы были там, когда папа лишился всех своих денег.

– Думаю, Артур забыл об этом, а напоминать я не могу, ведь он так старался! Ты же знаешь, как мой муж огорчается, когда получается не так, как он спланировал.

«Слишком уж покорно выполняет Лавиния все желания супруга», – подумала Каролина, но упрекнуть сестру не могла, зная, что та испытывает к нему глубокое чувство благодарности, отчасти и из-за нее тоже. Не каждый мужчина женится на девушке без пенни в кармане, да еще взвалит на свои плечи заботу о ее столь же нищих матери и сестре. А Артур Рид поступил именно так.

– Что ж, тогда нам придется примириться с неизбежным, – заявила она. – Тебе очень этого не хочется?

– Разумеется, не хочется. Неужели ты не понимаешь, Каро? Если мы приедем в Клив, встречи с этим человеком мне не избежать!

– Если ты имеешь в виду Фрэнсиса Обри, то так и скажи, – уточнила Каролина, раздраженная жеманством сестры. – Вряд ли ты забыла его имя!

Лавиния дрожащим голосом напомнила сестре, сколько горя и унижения причинила ей разорванная помолвка.

– Я уверена, это было очень неприятно, но все это дела давно забытых дней! Теперь ты избавилась от лорда Фрэнсиса.

– Ты всегда относилась к нему с неприязнью.

– Мне он напоминал Ричарда Третьего.

– Но он же не горбун! – обиделась Лавиния. Она никогда не приняла бы предложения от человека с физическим изъяном.

– Он был маленьким и уродливым, и в нем было что-то неприятное. В его присутствии нам всегда становилось как-то не по себе. Ты говорила, что выходишь за него только потому, что он брат маркиза и тебя заставляет мама.

– Я не любила его, – призналась Лавиния. – Мне ни в коем случае не нужно было соглашаться на помолвку. Но тогда я была польщена и не знала, что он собой представляет. А потом смертельно его боялась. Он порочен и жесток!

«Господи, – подумала Каролина, – что ей сделал этот монстр?»

– Мне будет невыносимо снова увидеть его, – запинаясь произнесла Лавиния. – Что нам делать? Ну, придумай же что-нибудь, Каро!

– Сделаю все, что смогу, – не очень убедительно пообещала сестра.

Когда Лавиния удалилась, Каролина села перед зеркалом и принялась расчесывать густые, мягкие волосы, вспоминая детство и пребывание в Кливе.

Она была на пять лет младше Лавинии, и они были единственными оставшимися в живых детьми человека, бывшего когда-то богатым банкиром. В то время они жили на широкую ногу на Керзон-стрит; их родители вели беспечную жизнь, в доме всегда было полно гостей. Но каждое лето миссис Прайор удалялась от городской жизни и увозила юных дочерей на тихую ферму, которую обнаружила недалеко от Клива в Южном Девоне. Клив не был курортом в полном смысле этого слова, а просто рыболовецкой деревушкой, правда, более цивилизованной, чем другие. Во всей округе было лишь одно крупное сооружение: Хойл-Парк, принадлежащий маркизу Элтему, который большую часть времени жил в Диллингфорде, в Кенте.

Летом 1804 года миссис Прайор с дочерьми, как всегда, отправилась на ферму в Мартленд. Лавинии тогда только что исполнилось семнадцать лет, уже не ребенок, а юная леди, которую пора выводить в свет. В Хойл-Парке жила семья Обри: овдовевшая леди Элтем с сыном, примерно ровесником Каролины, воспитанником и племянником лорда Фрэнсиса Обри. Тот тоже жил в Парке.

Младший сын маркиза, обладающий великосветскими замашками лорд Фрэнсис стал упорно добиваться благосклонности наследницы банкира. Каролина, неисправимый романтик в свои двенадцать лет, была шокирована, заметив, что ее красавица сестра благосклонно принимает знаки внимания со стороны угрюмого молодого человека, на которого она даже не взглянула бы, не будь он лордом. Но с Каролиной, естественно, никто не советовался. Лорд Фрэнсис сделал Лавинии предложение, и она его приняла. Последовали бесчисленные поздравления и празднования, прерванные полным отчаяния бессвязным письмом мистера Прайора, в котором он сообщал, что его банк лопнул.

Каролина остановилась и взглянула на свое отражение в зеркале. Пряди волос, тщательно расчесанные, непроизвольно поднялись.

Ей неприятно было вспоминать, что случилось потом. Весь их мир рухнул. Планы на будущее изменились, почти все ценности были распроданы. Но хуже всего то, что она поняла: ее родители растерялись! Разрыв помолвки Лавинии довершил падение. Узнав, что отец обанкротился, она тотчас же написала об этом лорду Фрэнсису и освободила его от слова. Любой человек чести держался бы своего обещания, но этот отпрыск благородной семьи ухватился за шанс избежать невыгодного брака. Лавиния-бесприданница была ему не нужна! Семья тяжело переживала и этот удар судьбы. Лавиния горько плакала: ее будущее представало перед ней в самых мрачных красках.