- Руперт, вы звоните из Лондона? - спросил молодой человек.- Не могли бы вы завтра со мной встретиться? Аллан оставил для вас письмо.

- Правда? Для меня?

У Руперта радостно забилось сердце. Еще не поздно. Он еще нужен Аллану. Он позвонит ему, полетит в Штаты, если потребуется. А потом…

Внезапно внимание Руперта отвлек шум в дверях. Он вскинул голову и увидел Тома.

Том стоял и пристально смотрел на него. Щеки Руперта залились краской.

- Ресторан «Манжету» на Друри-лейн. В полдень,- сказал юноша.- Я буду в черных джинсах. Кстати, меня зовут Мартин.

- Хорошо,- поспешно проговорил Руперт.- До свидания, Мартин.

Он положил трубку и взглянул на Тома. Постепенно им овладело чувство унижения.

- Кто такой Мартин? - любезно поинтересовался Том.- Приятель?

- Уходи,- потребовал Руперт.- Оставь меня в покое.

- Франческа очень расстроена. Думаю, ты понимаешь, насколько.- Том непринужденно уселся на стол Руперта и взял в руки бронзовое пресс-папье.- Твой эмоциональный всплеск вывел ее из душевного равновесия.

- Но тебя-то не вывел,- огрызнулся Руперт.

- По большому счету нет,- кивнул Том.- Я уже сталкивался с подобными недоразумениями.- Он улыбнулся.- Помни, ты не один. Я рядом с тобой. И Франческа тоже. Мы все готовы тебе помочь.

- В чем? Помочь признать свои пороки? Публично покаяться?

- Я понимаю твой гнев,- сказал Том.- Это одна из форм стыда.

- Нет! Мне нечего стыдиться.

- Все прошлые грехи тебе отпустятся. Ты можешь начать заново.

Руперт смотрел на Тома и вспоминал свой дом, свою жизнь с Франческой, спокойное, счастливое существование. Все, что он мог обрести снова, если бы только единожды солгал.

- Не могу.- Он покачал головой.- Просто не могу. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я любил мужчину. Я не сбился с пути, не был совращен. Я любил.

- Платоническая любовь…

- Нет, не платоническая! - воскликнул Руперт.- Сексуальная, страстная любовь! Неужели ты не понимаешь, Том? Я любил мужчину, как мужчина.

- Ты вступал с ним в сношения.

- Да.

- В сношения, которые отвергает наш Господь.

- Мы не причиняли никому зла! - в отчаянии крикнул Руперт.- Мы не делали ничего плохого!

- Руперт! - Том возвысил голос и встал.- Ты слышишь свои речи? Ты причинил вред себе. Огромный вред. Ты поддался, пожалуй, самому гнусному из всех грехов, известных человечеству. Ты в состоянии очистить душу - но только если покаешься, признаешь, что сотворил зло.

- Я не творил зла,- дрожащим голосом проговорил Руперт.- Это было прекрасно.

- В глазах Господа нашего, ты совершил мерзость. Мерзость! - ледяным тоном возразил Том.

- У нас была любовь! - Руперт тоже встал, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами Тома.- Пойми!

- Нет. Мне этого не понять.

- Ты не способен представить, что двое мужчин любят друг друга?

- Нет!

Руперт медленно наклонился вперед.

- Эта мысль в самом деле вызывает у тебя такое отвращение? - шепнул он.- А может, ты просто боишься?

Том по-кошачьи отпрыгнул назад.

- Отойди от меня! - крикнул он. На его лице было написано омерзение.- Прочь!

- Не волнуйся,- устало сказал Руперт.- Я ухожу.

- Куда?

- Какая разница? Неужели для тебя это имеет значение?

Том не ответил. Трясущимися руками Руперт собрал бумаги и запихал их в свой портфель. Том неподвижно наблюдал за ним.

- Ты проклят навеки,- изрек он, когда Руперт снял с вешалки пальто.- Обречен на муки ада.

- Я знаю,- бросил Руперт и, не оглядываясь, вышел в дверь.


Глава 12

Изабел проснулась с дикой головной болью. Она лежала неподвижно, стараясь сохранять спокойствие, как вдруг неудержимый приступ рвоты заставил ее вскочить с постели и помчаться через коридор в ванную.

- Это похмелье,- сказала она своему отражению в зеркале, однако не убедила даже саму себя.

Изабел прополоскала рот, присела на край ванны и подперла подбородок рукой.

Ребенок стал старше еще на один день. Может, у него уже оформились черты лица.

Крохотные ручки, крохотные пальчики на ножках. Мальчик. Или девочка. Маленький человечек, который растет у нее внутри. Готовится к появлению на свет.

К горлу подкатила очередная волна тошноты, и Изабел зажала рот ладонью.

Неопределенность только ухудшала ее состояние. Она никак не могла принять решение или хотя бы выстроить аргументы в пользу одного либо другого варианта.

Разум в ней боролся с мотивами, о присутствии которых у себя она и не подозревала. С каждым днем доводы рассудка слабели. Очевидное решение становилось все менее очевидным; логика, на которую она привыкла полагаться, рушилась под напором глупых эмоций, словно песочный замок.

Изабел встала и, пошатываясь, побрела к лестнице, собираясь сойти вниз и выпить чаю. В кухне она обнаружила отца. Джеймс Хэвилл, одетый в деловой костюм, стоял у плиты и читал газету.

- Доброе утро,- поздоровался он с дочерью.- Чашечку чаю?

- С удовольствием,- ответила Изабел.

Она села за стол и принялась разглядывать свои пальцы. Джеймс поставил перед ней кружку. Отхлебнув, Изабел нахмурилась.

- Не сладко.

- Ты же никогда не пила чай с сахаром,- удивился Джеймс.

- Угу,- кивнула Изабел.- А теперь пью.

Насыпав в кружку две полных ложки сахара, она сделала глоток, с наслаждением чувствуя, как горячая сладость медленно растекается внутри.

- Значит, Милли права,- констатировал Джеймс.

- Да.- Изабел уставилась в шоколадно-молочную глубину кружки.- Милли права.

- А как насчет отца ребенка?

Изабел промолчала.

- Понятно…- Джеймс кашлянул.- Ты приняла решение? Я полагаю, срок еще небольшой.

- Да, срок небольшой. Нет, я еще не решила.- Изабел подняла глаза на отца.- Ты, наверное, считаешь, что я должна избавиться от ребенка? Забыть, как страшный сон, и продолжить блестящую карьеру?

- Необязательно,- проговорил Джеймс после паузы.- Только если…

- Мою крутую карьеру,- с горечью продолжила Изабёл.- Вернуться к прекрасной жизни, состоящей из перелетов, гостиниц и иностранных бизнесменов, которые клеятся ко мне, потому что я всегда свободна.

Джеймс пристально посмотрел на дочь.

- Разве тебе не нравится твоя работа? Я думал - мы все думали,- она доставляет тебе радость.

- Доставляет,- согласилась Изабел.- Большую часть времени. Но порой мне бывает одиноко, иногда я устаю, а иногда мне хочется бросить все к чертовой матери.- Она сделала глоток чая.- Порой я мечтаю, что лучше бы вышла замуж, родила троих детей и жила припеваючи, не зная, что такое работа.

- Я не знал, что у тебя бывают такие настроения,- сдвинул брови Джеймс.- Мне казалось, тебе нравится быть деловой женщиной.

- Я не деловая женщина.- Изабел резко поставила кружку на стол.- Я - личность. Занятая делом.

- Я не хотел…

- Хотел! - раздраженно воскликнула Изабел.- Ты привык так обо мне думать. Карьера - и все. Ты забываешь о том, что во мне есть и другие стороны.

- Не забываю.

- Нет, забываешь. Я сама очень часто об этом забываю.

Отец и дочь помолчали. Изабел достала пакет с кукурузными хлопьями, заглянула в него и со вздохом отложила. Джеймс допил чай и потянулся за портфелем.

- Извини, мне пора.

- Ты и вправду пойдешь сегодня на работу?

- Боюсь, у меня нет выбора. Там такое сейчас творится! Если я не появлюсь, завтра меня уволят.

- В самом деле?

- Ну, не завтра.- Джеймс грустно улыбнулся.- Но мне все равно надо идти.

- Прости,- сказала Изабел.- Я не знала.

- Ничего. Ты и не должна была знать. Я не очень-то распространялся об этом.

- Дома тоже хватает проблем.

- Да уж,- с жаром согласился Джеймс.

Изабел широко улыбнулась.

- Готова поспорить, ты рад, что можешь сбежать отсюда.

Я вовсе сбегаю,- возразил Джеймс.- Гарри Пиннакл уже просил с ним встретиться.

Наверняка хочет обсудить, во что нам обойдется это фиаско.- Он скривился.- Стоит Гарри Пиннаклу щелкнуть пальцами, и весь мир должен завилять хвостом.

- Ладно,- примирительно сказала Изабел.- Желаю удачи.

У двери Джеймс Хэвилл остановился.

- Слушай, а за кого бы ты вышла замуж? - поинтересовался он.- И от кого родила троих детей?

- Не знаю,- пожала плечами Изабел.- Дайка припомнить, с кем я встречалась? Ну, например, от Дэна Уильямса.

Джеймс горестно застонал.

- Замечательный выбор, родная! Послушай, ребенок ведь не…

- Нет.- Изабел невольно рассмеялась.- Не волнуйся, не от него.

Саймон проснулся совершенно разбитым. Голова раскалывалась, воспаленные глаза болели, отчаяние тяжелым камнем давило на грудь. Из-за штор пробивался яркий луч зимнего солнца; снизу, из холла, доносился легкий запах каминного дымка, смешанный с ароматом свежего кофе, заваренного в столовой. Однако ничто не могло умалить горя Саймона, его разочарования и, прежде всего, острого ощущения неудачи.

Гневные слова, которые он бросил Милли вчера вечером, все еще звенели в голове с такой четкостью, будто он произнес их пять минут назад.

Как в сцене из театральной пьесы. Сцене, которой - как он понял - ему следовало ожидать.