Она представляла себе Руфуса так же ясно, как если бы следила за ним при свете дня. Любовь и страстное желание обострили чувства. Вот он расстегнул перевязь, вот возится с пряжкой поясного ремня, расстегивает рубашку… вот привычным, резким и решительным движением вытаскивает полы рубашки из штанов. Перед ее закрытыми глазами предстала широкая грудь с плоскими твердыми сосками, рыжие жесткие волосы, густой полосой спускавшиеся к подтянутому мускулистому животу и ниже, еще ниже… Вот он стаскивает с себя штаны, нетерпеливо стряхивает их с ног и расстегивает подвязки на чулках.

Узкая походная кровать жалобно заскрипела под его огромным телом, и Порция точно знала, что Декатур улегся спать в исподнем. Чего никогда бы не случилось, если бы он лег с ней рядом… Она невольно улыбнулась. Мысль о том, что Руфус целомудренно почивает в нижнем белье, если не имеет возможности разделить с ней ложе, приятно щекотала самолюбие.

Глаза вдруг стали слипаться — так подействовало на Порцию сонное, глубокое дыхание Руфуса. Забытье уносило ее прочь, покачивая на легких лебединых крыльях…

Она вскочила как ужаленная: Руфус ласково держал ее за плечо, а сквозь полог доносился хриплый шепот разводящего, окликавшего ее по имени.

— Ты спала как мертвая, — чуть слышно промолвил Руфус.

Порция невольно застонала. Нет, это невыносимо… Ее разбудили слишком внезапно, прервав самый первый, самый сладкий сон, и истерзанный организм откликнулся немедленным приступом тошноты.

— Ты лучше не вставай. Я сам за тебя подежурю, — предложил Руфус.

— Нет… нет… — Она выпрямилась, стараясь поскорее избавиться от липких тенет забытья. — Нет, это моя обязанность, и я сама с ней справлюсь. — Девушка решительно скинула одеяло и спустила ноги с кровати, изо всех сил надеясь, что дурнота не одолеет ее прямо тут, в палатке.

— Порция, ты не заболела? — В голосе Руфуса слышалась тревога.

— Нет… нет… — Она порывисто тряхнула головой. — Просто слишком противно просыпаться вот так, среди ночи. — И Порция потянулась за штанами, висевшими в изножье кровати. В последнее время она взяла в привычку ложиться спать в одежде, снимая только штаны, и теперь оставалось лишь продеть в них ноги, натянуть сапоги — и все готово.

Порция осторожно поднялась с кровати. Все поплыло перед глазами, желудок свело болезненном спазмом. Пришлось закусить до крови щеку, чтобы эта боль пересилила дурноту и позволила застегнуть перевязь. Сабля и кинжал лежали под рукой и легко скользнули в ножны. Опираясь на палаточный шест, Порция взялась за сапоги.

Руфус лежал приподнявшись на локте и напряженно следил за ней в сумраке палатки. Он чувствовал, что здесь что-то не так. Неужели во всем виновато лишь неожиданное пробуждение? Внутренний голос твердил, что Порцию следует немедленно уложить обратно в постель. Однако если он будет настаивать, то рискует лишить ее того уважения, которого девушка с таким трудом добилась среди солдат. Она ни за что не желала никаких поблажек, и одно или два предложения подменить ее на посту были отвергнуты с возмущением и чуть ли не обидой.

Вот Порция спрятала саблю в ножны, а кинжал за голенище. Она настолько овладела собой, что сумела улыбнуться на прощание и послала воздушный поцелуй, прежде чем выскользнула из духоты палатки.

Руфус остался один; он лежал в глубокой задумчивости, закинув руки за голову, и не мог справиться с тревожным чувством, для которого вроде бы не должно быть никаких оснований.

Порция кивнула разводящему, который ее разбудил, и направилась к границе лагеря. Ей предстояло заменить стоявшего здесь на посту солдата. Этот пост она нарочно выбрала для своих целей: сюда никогда не назначали двоих, и потому он как нельзя лучше подходил для осуществления дерзкого плана. Основная деятельность была сконцентрирована на том краю лагеря, что смотрел на замок, а с этой стороны, обращенной к горам и к лесу, царили тишина и безлюдье. Солдатам нечего было здесь делать. Рядом не проходил ни один из маршрутов ночных дозоров. И никто не успеет заметить, что в эту ночь назначенный на пост часовой исчезнет на час или даже на два. Конечно, трудно было предусмотреть все случайности, но Порция верила в удачу и в то, что идет на оправданный риск.

— Черт побери, наконец-то! — просиял при ее появлении Адам. — Послушай, вроде бы меня должен сменить Пол?

— Мы поменялись. Мне нужно кое-чем заняться завтра утром.

— Ага, понятно, — охотно закивал Адам. — Ну и занудный же здесь пост! Может, хоть тебе он придется по вкусу? — Приветственно помахав рукой, Адам заспешил в лагерь, уже предвкушая добрую кружку эля в солдатской столовой.

Порция почувствовала, что тошнота бесследно прошла. Наверное, тревога и возбуждение сработали как противоядие. Для начала она обошла свой участок три раза подряд. Ни одной живой души. Не было слышно ни звука — только отдаленный шум военного лагеря, шелест и суета мелких ночных зверюшек да занудный голос козодоя. Серебристый рожок молодой луны изредка поблескивал в разрывах грозовых туч, клубившихся на небе. Иногда сквозь них проникал и звездный свел», но в основном ночной покров был совершенно непрогляден — как и положено в первых числах июня.

Порция прошла по опушке леса и нашла тот дуб, что присмотрела накануне. Под мягким покровом мха у его корней она еще днем припрятала темную шапку, под которую собиралась убрать волосы. Теперь следовало снять сапоги, чулки и белую рубашку и спрятать их на месте шапки. Толстая куртка из грубой шерсти неприятно натирала и колола кожу, зато помогала слиться с неясными ночными тенями.

Сабля также присоединилась к свертку с одеждой подо мхом. Кинжал Порция надежно замотала в полотно и полоской того же полотна крепко привязала к икре.

С собой она захватит также фрукты, что оттопыривали карманы штанов: яблоки и персики. Более нежные деликатесы попросту пропали бы в грязной воде во рву, да к тому же, если человек действительно страдает от жажды, он будет несказанно рад именно этим сочным плодам. Напоследок Порция закутала рот и нос шейным платком. Осторожно переступая босыми ногами, она направилась к замку вдоль рва, пока не оказалась напротив утиного островка.

С холма пришлось спускаться по-пластунски. Дозор шел по давно установленному пути длиной в две сотни ярдов между постами. И как только солдаты достигли самой дальней от нее точки и еще не успели развернуться, Порция ловко преодолела последние несколько ярдов и перевалилась через край рва. Там она задержалась, чтобы найти опору для ног и удержаться над поверхностью воды, ухватившись за корявый корень, торчавший над головой.

Как всегда, под крепостными стенами полыхали костры, однако платок мешал дыму проникать в легкие и при необходимости заглушил бы невольный кашель. Она подождала, пока дозорные вернутся и снова направятся прочь по своей тропе, и ринулась вперед, прижимаясь животом к откосу. Она намерена была остаться сухой как можно дольше. Между утиным островом и подъемным мостом располагалось три поста и ходило три дозора, причем самым опасным участком, конечно, был тот, что ближе всего подходил к лагерю.

Ей повезло. И даже удалось нащупать ногами что-то вроде узенького карниза. Продвигаться приходилось боком, зато под постоянным прикрытием высокого края рва. Но вот во мраке смутно прорисовались контуры мощных опор подъемного моста. Над головой прозвучали приглушенные голоса менявшихся на посту часовых, но в лагере было тихо. Голоса доносились со стороны замка — по крайней мере, Порции очень бы этого хотелось.

Она повернулась лицом к замку и набрала побольше воздуха в легкие. Только ни о чем не думать — иначе никогда не решиться! Стараясь не обращать внимания на склизкие плети водорослей, цеплявшихся за ноги, Порция нырнула, чтобы под водой преодолеть короткое расстояние до внешней крепостной стены.

У стены она высунулась из воды всего лишь на миг, едва успела перевести дыхание и снова опустилась и сидела под водой до тех пор, пока легкие чуть не лопнули от недостатка кислорода и от жгучего дыма, который пришлось вдохнуть. Но это было необходимо. А вдруг на поверхности воды осталась рябь, пока она плыла? Если часовой заметит эту рябь, но после этого ничего не произойдет — он просто отвернется и забудет.

Наконец девушка не выдержала и осторожно подняла голову над водой. Уродливые тени опор чернели прямо над головой. Там, где кромка воды прикасалась к крепостной стене, камни обросли зелеными водорослями. Но выше камень был совершенно чистым, и Порция легко узнала так запомнившийся еще с зимы узор трещин. Ей пришлось прижаться к стене всем телом, чтобы нащупать хотя бы малюсенькую щелочку для опоры — иначе невозможно будет выбраться из воды. Щелочка нашлась — действительно, на нее можно было опереться одними пальцами, но и этого оказалось достаточно, чтобы легкое гибкое тело приподнялось до уровня потайной двери.

Но где ей искать пружину, чтобы отпереть дверь? В прошлый раз Порция нажала на нее совершенно случайно. Теперь же надо быстро найти заветное место, полагаясь на одну лишь удачу. Ну что ж, по крайней мере площадь поисков ей известна: скрытый запор находился где-то на самой двери, а не под камнями вокруг нее. Порция нащупала правый верхний угол двери и сильно нажала сразу двумя руками. Затем опустилась на несколько дюймов и нажала вновь.

Несмотря на душную предгрозовую ночь, она моментально продрогла из-за того, что мокрая холодная одежда липла к телу. Вскоре Порцию начал бить озноб, а зубы застучали так громко, что это наверняка мог кто-нибудь услышать. Правда, теперь она сомневалась, трясет ее от холода или от напряжения, — главное было не сдаваться, не прекращать поисков проклятой защелки!

И наконец, это случилось. Раздался тихий щелчок, и дверь подалась. У Порции захватило дух. Перед ней был вход в подземелье — в точности как в прошлый раз. Она перекатилась внутрь, в потайной ход. На этот раз здесь царила еще более густая тьма.

На миг она заколебалась, не решаясь закрыть за собой дверь. Еще не поздно вернуться на пост… и вообще выбросить из головы эту сумасбродную затею. Трясясь от озноба, громко стуча зубами, Порция замерла на месте. Если она сейчас же вернется…