— Мне было очень приятно учить вас, — промурлыкал Йоранд низким голосом.

Бренна почувствовала, как от звука его голоса по телу побежала сладкая волна, и заставила себя смотреть вдаль. «Да, этот брак изменил меня», — подумала она с потаенной улыбкой. Отец Михаил всегда учил подавлять зов плоти, однако тяга к этому нормандцу совсем не соответствовала идеалам скромности.

«Да к черту отца Михаила с его учением!» — подумала Бренна и наклонилась, чтобы поцеловать мужа. Чмокнув его за ухом, она игриво прикусила мочку уха. Йоранд отпустил весла, и теперь лодку несло течением реки. Повернувшись, нормандец пересадил Бренну к себе на колени и целовал ее с той же пламенной страстью, что и она его.

Когда влюбленные смогли разорвать долгий поцелуй, Йоранд поднял взгляд, наверное, чтобы взглянуть ей в глаза, и застыл неподвижно. Что скрывалось за этим внимательным взглядом, Бренна понять не могла. Ей показалось, что он пытается как можно лучше запечатлеть ее образ в своей памяти. «Конечно, — рассудила Бренна, — сейчас его память восстанавливается, и все будет хорошо». На лице нормандца появилась ленивая улыбка, и она поймала себя на том, что эта улыбка рождает внутри ее страсть.

— Мне это действительно приятно, но что заставило вас поцеловать меня? — спросил Йоранд, лаская тело Бренны. Его руки, словно бабочки, порхали по ее коже.

— Вы рассердились?

— Конечно, нет, — ответил Йоранд, лаская языком ее ухо. — Я только хочу знать, что такого я сделал, чтобы сделать это еще.

— Ничего, просто вы выглядите так соблазнительно. Этот запах пота, звук вашего голоса, — вздохнула Бренна, прижимаясь к его груди. — Всякий раз, когда вы рядом, я чувствую себя ребенком, которого подвели к подносу со сладостями.

Йоранд вновь поцеловал Бренну долгим и страстным поцелуем.

— Вы не представляете, насколько вы прекрасны, — продолжала Бренна, проводя кончиками пальцев по его подбородку и ключице. — Я самая счастливая женщина в мире, поскольку у меня такой муж-красавец.

— Бренна…

— Тише, милый, дайте мне высказать все, — чуть дыша проговорила она. — После того что случилось в Клонмакнойзе, я уже не надеялась, что смогу полюбить кого-нибудь. А с вами я готова хоть на край света, хоть в логово нормандцев, в этот самый Дублин…

Йоранд неожиданно зажал ей рот, прерывая мысль.

— Давайте не поедем туда, — сказал он.

— Что?

— Мне теперь не нужно в Дублин. Лучше мы займемся поисками ребенка в аббатстве, а как только найдем, то поплывем на север, обратно в Донегол.

— Но вы так стремились в Дублин, надеясь там встретить свою семью.

На краткий миг странная гримаса исказила лицо нормандца, и она подумала, что ей это, наверное, почудилось.

— Я передумал, — улыбаясь через силу, ответил Йоранд.

— Хорошо, — согласилась Бренна, едва осмеливаясь верить своей счастливой звезде. Путешествие в Дублин ее привлекало столь же, сколь привлекательными для первых христиан были клетки со львами, куда их загоняли римляне. — Мне нравится идея отправиться домой. Однако я еще не все высказала, что хотела сказать. Я беспокоюсь за вас. Вы не знаете, что я…

Внезапно Бренна почувствовала дым. И шел он явно не с кухни монастыря.

— Вы не чувствуете дыма?

Бренна соскользнула с коленей мужа и посмотрела вверх по реке, прикрывая глаза рукой. День катился к закату, и в глади реки отражался, качаясь на волнах, золотой диск солнца. Где-то в отдалении, за поворотом реки, поднимался высокий серый столб дыма.

— Горит что-то большое, — определил Йоранд и вновь взялся за весла.

Сердце Бренны тревожно забилось. Ее глаз различил большой гранитный валун с плоским верхом и три осины рядом. Она узнала это место и задрожала.

— Это аббатство, — решительно сказала Бренна. Кто-то напал на монастырь.

Они миновали еще перелесок и оказались напротив безлесой равнины земель Оффали, откуда открывался прекрасный вид на стоявший практически у самой воды монастырь. Хотя река была широка, но вокруг них и здесь летала в воздухе зола пожарища. Серые каменные стены монастыря казались неповрежденными, однако тяжелая дубовая дверь была разбита и болталась сейчас на одной петле. В монастыре Клонмакнойз жили и монахи, и монахини. Естественно, они жили в разных частях монастыря, но работали вместе и ходили поклоняться в один и тот же храм. У стен монастыря теснились друг к другу невзрачные хижины монахов. Это были небольшие, приземистые домики, большинство из которых было сложено из камня, а некоторые из глины, смешанной с соломой. От этих немногих глинобитных келий тянулись сейчас столбы дыма, спиралями уходя вверх.

Соломенная крыша прежде прекрасной часовни уже прогорела, и на месте ее был виден скелет из обугленных бревен. От небольшой церквушки, построенной святым Киараном, не осталось и следа. Из каменной башни, возвышавшейся над монастырем, извергались темные клубы дыма. Бренна услышала потрескивание и шипение огня и лишь потом уже разглядела языки пламени, танцевавшие в задней части двора.

— Библиотека, — лишь смогла прошептать она. Там было столько фолиантов, что гореть они могли в течение многих дней. «Признания» святого Августина, изготовленные в переплете из испанской кожи, писания на греческом языке, украшенный драгоценными камнями совершенно невероятный уникальный Кодекс монастыря с острова Скеллиг-Майкл. И весь этот кладезь премудрости и искусства, хранимый в библиотеке аббатства Клонмакнойз, на глазах у Бренны превращался в тлеющую золу. Такой потери она не могла себе даже представить и была благодарна Йоранду, когда он подхватил ее сзади, не дав упасть.

Внезапно их достиг другой, сладковатый, запах, какой бывает, когда жарят мясо. Неужели в огне ее друзья? Бренна вдруг вспомнила доброжелательные лица монахинь, старика Муртога, властного отца Амброзия и многих других. Они были такими беззащитными.

— Святой Иисус, — выдохнула она. — Кто мог сделать такое?

— Мы оба знаем ответ, — сказал Йоранд сквозь зубы. — Нормандцы.

— Да, — кивнула Бренна, — мы даже видели их. Но это случилось несколько дней назад. Может быть, кто-то уцелел. Монахи не позволили бы полыхать огню, если бы…

— Если бы не погибли прежде, — закончил за нее Йоранд. Его руки тяжело легли на плечи жены и с решительной силой повернули ее спиной к пепелищу. — Для вас тут уже ничего нет. Поплыли домой, Бренна.

— А вдруг кто-то жив и нуждается в нашей помощи? — спросила Бренна.

Йоранд налег на весла, а Бренна взялась за руль, направляя лодку к берегу.

Она молилась о том, чтобы хоть кто-нибудь выжил. Иначе она никогда не узнает о том, что случилось с ребенком ее сестры, и призрак этого малыша будет мучить ее всю оставшуюся жизнь.

Глава 23

Пылала огнем только библиотека. От дюжины других зданий вился дымок. Бренна и Йоранд прошли пол разрушенной аркой ворот. Зловещую тишину нарушал лишь треск огня, пожиравшего библиотеку аббатства. Даже птицы, казалось, не пели здесь.

— Постой, — сказал Йоранд, повязывая влажную ткань поверх носа и рта Бренны. — Это поможет.

Действительно, влажная повязка отбивала запах гари и не давала дыму проникать в легкие. Однако глаза Бренны слезились.

На месте деревянной постройки, где прежде жили монахини и те, кто гостил в монастыре, была масса обугленных головешек. Именно в этом доме рожала ее сестра. На дальней стороне башни взгляд Бренны поймал тлеющую кучу. Приглядевшись, она узнала очертания человеческих ребер и в ужасе прижала руку к сердцу, отводя взгляд.

Из ее груди чуть не вырывался крик, однако она старалась сохранить внешнее спокойствие. Бренна знала, что, если сейчас расплачется, Йоранд отнесет ее обратно на лодку и она никогда не узнает судьбу ребенка Синид. Конечно, если ребенок тогда выжил, значит, он кем-то воспитывался. А поскольку дети в монастыре были под запретом, значит, его держали в отдаленных уголках аббатства. Бренна молилась о том, чтобы это было так.

Внезапно Бренна уловила звук монотонных распевов и спросила:

— А вы слышите это?

— Это там, — показал Йоранд в сторону кладбища, небольшого участка освященной земли, на котором стояли могильные камни.

Приподняв тунику, Бренна побежала в сторону звуков. Теперь они стали более ясными. Определенно это был человеческий голос, но настолько искаженный печалью и дымом, что девушка не могла сказать, мужской был голос или женский. До ее ушей доносились обрывки слов.

— О Бог, сотворивший дух и плоть; — гудел голос. — Сатана, несущий нам смерть, топчет все живое…

Бренна узнала слова заутренней молитвы по усопшим. Однако заутренняя молитва читалась утром, а сейчас было уже далеко за полдень: Если бы голос призывал людей на молитву, то сейчас должны были бы читать вечерню.

— Боже, даруй покой душам твоих рабов… — каркал голос в грустной пародии на песнопение, — в мире света, где нет болезней, горя и печали. Аминь!

Песнопение кончилось, и священник разразился прерывистыми рыданиями:

— Мэа кульпа, мэа кульпа, мэа максима кульпа.

Обойдя один из самых высоких кельтских каменных крестов, Бренна увидела отца Амброзия, коленопреклоненного у креста. Его глаза были прикрыты руками, черными от сажи. Бренна встала на колени рядом с ним.

— Святой отец, — тихо позвала она.

Амброзии посмотрел на нее сквозь запачканные сажей пальцы. Его ногти были содраны, и пальцы кровоточили. На его пухлом, искаженном страданием лице застыл взгляд недоумения и недоверия, быстро сменившийся признательностью. Но когда из-за креста появился Йоранд, священник отшатнулся, прикрывая голову руками.

— Спаси нас, Господи, от нормандцев. Ин номине патри, эт фили… — страстно запел святой отец.

— Не бойтесь, святой отец, — поспешила сказать Бренна. — Это Йоранд.