Он ожидал, что она будет в состоянии шока. Или, возможно, предъявит претензии, что все, что ему нужно — это только целоваться.

Но вместо этого, несмотря на ее горящие щеки, она достаточно смело встретила его взгляд, и сказала сильно запыхавшимся голосом:

— Черт возьми, опять. — К его большому удивлению она, казалось, сдерживает выражение отсутствия интереса.

Из всех сотен, нет, тысяч, поцелуев, которыми он наслаждался, ни один не был встречен с такой реакцией — полным отсутствием интереса, с привкусом скуки. Он не привык к тому, что может увидеть выражение скуки на лицах женщин, которых одаривал своим умением. Смятение, да. Изумление, да. Даже трепетное волнение. Но скука?

Он немного отодвинулся назад, чтобы можно было полностью видеть лицо горничной.

— Прошу прощения, но вы сказали: "Черт возьми, опять?"

— Да, — сказала она, встретившись с ним взглядом. Ее щеки покраснели, ее губы немного припухли, ее грудь все еще быстро вздымалась, — все эти признаки уверяли его в том, что она лукавила.

Но что еще больше интриговало, то, что она могла так равнодушно смотреть и говорить.

— Что вы имеете в виду под словом «опять»? — спросил он.

Она старалась изо всех сил сидеть прямо, но когда он отказался ослабить объятия, она только вздохнула, у нее было сладкое дыхание со вкусом корицы.

— Каждый раз, когда у Стрэтмора бывают гости, я чувствую себя разбитой. Я чертовски устала от этого.

Губы Девона задрожали. Дыхание горничной было сладким, в отличие от ее речи.

— Если вы не хотите этого, тогда вам следует попытаться быть менее соблазнительной.

— Соблазнительной? Мне? — Кэт Макдональд посмотрела в синие-синие глаза захватившего ее в плен человека, проигрывая битву в попытке казаться безразличной. В ее мозгу настойчиво билась мысль, что самый красивый мужчина, которого она когда-либо встречала, придвинул ее к своим бедрам подарил ей опытный, страстный поцелуй. Одновременно с этим тело ее ослабело, сердцебиение усилилось, а грудь напряглась от неизвестного чувства.

Это было все, что она смогла сделать, чтобы показаться скучной, однако она справилась. Это был лучший способ, чтобы ослабить нежеланное внимание, хоть что-то, — в чем Кэт превзошла других. Что-что, а с чем она была хорошо знакома, так это с этим. Но, в некоторой степени, это был ее изъян. Она предала свое доброе имя за что-то, что казалось более важным, только, чтобы обнаружить, что была неправа, совершенно неправа. Сейчас она была вынуждена иметь дело с последствиями этого решения, принятого так необдуманно восемь лет назад.

Он поднял палец и провел им по ее щеке, прикосновение поражало своей мягкостью.

— Вы сексапильная, соблазнительная женщина, моя дорогая. И Вы хорошо знаете это.

Защита Кэт дрогнула, но лишь немного. Черт возьми, как она будет бороться со своим предательским телом, когда этот грубиян Девон (или кто-либо другой) сыпал комплиментами в ее адрес, достаточно искренне, чтобы заставить ее дыхание участиться?

Конечно, все это было практически невозможно, твердо говорила она себе. Она была какой угодно, но не соблазнительной. Она выглядела достаточно хорошо, когда прикладывала к этому некоторые усилия, но была все равно большой и неловкой, и было еще очень раннее утро для того, чтобы выглядеть как-то по-другому, а не просто бледной. Ее глаза были все еще заспаны, волосы, которые она вымыла прошлым вечером, выглядели непослушными и слежавшимися, а это она действительно ненавидела. С одной стороны прическа была определенно пышнее, чем с другой, и ее беспокойству не было конца. Что еще хуже, на ней было одно из рабочих платьев, из одноцветной серой шерсти, которое жало в плечах, и было слишком свободным в талии. Поэтому, встретившись с ним взглядом, она твердо сказала: — Я не соблазнительная.

— Я бы назвал вас не только соблазнительной, — сказал Девон с удивительной быстротой. — Ваши глаза сияют глубокой зеленью. Ваши волосы цвета утреннего неба, когда солнце прикасается к нему, золотое и красное в одно и то же время. Все остальное… — Его взгляд прошелся по ней, пока ее щеки не покраснели. — Все остальное…

— Достаточно, — сказала она поспешно. — К чему вы клоните?

— Ни к чему. Я только знаю, что вы прекрасны, и созданы для объятий.

— В этом? — Она со скептицизмом посмотрела на свое выцветшее платье. — Вы можете называть это прекрасным или созданным для объятий?

Его взгляд переместился на платье, задержавшись на ее груди.

— О да. Если вы хотите быть незаметной, вам следует перевязать свою грудь.

Она задохнулась.

Он ухмыльнулся.

— Включая и некоторые другие ваши места.

— Я не знаю, о чем вы говорите, но, пожалуйста, позвольте мне…

— Я говорю о формах. Возможно, если вы стянете себя в бедрах, тогда вы не будете выглядеть столь пышной, и вам не придется сражаться с такой деревенщиной как я, пытающимся поцеловать вас на каждом шагу.

Она увидела смешинки в его глазах, и это еще больше ее обезоружило.

— Кроме того, — продолжал он, как будто и не останавливался, — вам нужно спрятать свои глаза и, возможно, надеть тюрбан, если вы хотите, чтобы мужчины, подобные мне, перестали обращать на вас внимание.

— Хм. Я не забуду это в следующий раз, когда столкнусь с вами, или с другим распутным закадычным другом Стрэтмора. А сейчас, если позволите, мне нужно идти, я должна еще кое-что сделать.

Его глаза засветились.

— А если я не соглашусь?

— Тогда мне придется заняться вами непосредственно.

— Ого! Женщина с характером. Мне это нравится.

— О нет, — она резко повернулась, — вы мужчина, который не ценит свои конечности.

Подразумевалось, что это замечание уничтожит его. Вместо этого, он засмеялся, звук его голоса был низким и глубоким.

— Сладенькая, я ценю свои конечности, хотя это ваша обязанность восхищаться ими.

— Мне не нужна такая обязанность, большое спасибо.

— О, но если вы против, то тогда это будет моя обязанность — действовать таким образом, чтобы возбудить восхищение на должном вокальном уровне. — Девон наклонился вперед и промурлыкал ей на ухо, — вы восхитительно стонете, моя дорогая. Я слышал ваши стоны, когда мы целовались.

Ее щеки загорелись.

— Единственный звук, который вы услышите от меня, — это крик о помощи.

В его взгляде стало немного меньше юмора, и он сказал очень серьезно: — Я бы отдал свою жизнь, пытаясь услышать тот стон снова. Вы откажете мне?

Все эти годы, когда она остерегалась хватающих рук друзей своего сводного брата, никто не пытался добиться ее расположения словами. Никто. Его тактика удивила ее, и особенно, некоторые вещи.

— Пожалуйста, позвольте мне уйти. Это неправильно — сидеть между ваших бедер.

— Неправильно, но, тем не менее, удобно. — Он поджал губы. — Я не уверен, что смогу. За определенную плату.

— Плату? Чтобы получить освобождение из моей кровати?

Его глаза внезапно вспыхнули, улыбка на его чувственных губах заставила ее сердце биться сильнее. Его руки, такие горячие до этого, сейчас казались еще горячее, они почти обжигали через материал ее платья.

— Моя сладкая, — сказал он, — вы не в кровати, но между моими бедрами. Если бы вы были в кровати, я бы потребовал намного больше, чем поцелуй, за вашу свободу.

Она нахмурилась.

— Это несправедливо. — Действительно, так оно и было.

— Жизнь редко бывает справедлива, — возразил он.

Кэт не могла поспорить с ним. Жизнь уже доказала это. Черт, это не будет так несправедливо, если он будет действовать исходя из своей логики.

— Я уже подарила вам поцелуй, — разумно отметила она.

— Вы не целовали меня, — это я вас целовал.

— Это все, что вы от меня получите.

— Действительно? — Его бедра сжались, и он посмотрел на нее сонным, сексуальным взглядом, что совершенно лишило ее возможности мыслить. — Как жаль, ибо я наслаждался этим поцелуем. Даже больше, чем следовало бы. Без сомнения, это был самый интригующий, самый восхитительный поцелуй, который я когда-либо получал.

Несмотря на решение Кэт выглядеть неподвижной, короткая вспышка гордости проснулась в ней. По манерам незнакомца и его внешнему виду было видно, что он привык к тому, что его целовали… на самом деле, он был мастером поцелуев. И все же, он был под впечатлением от ее усилий. Тем более, она даже не пыталась произвести на него впечатление. Она спрашивала себя, почему он считает иначе. Он был бы совершенно изумителен и…

Кэт моргнула. Клянусь драконом… если она продолжит думать об этом, то уговорит себя снова его поцеловать. И ему даже не придется ничего говорить!

Ее взгляд остановился на незнакомце, и она заметила, что он пристально наблюдает за ее реакцией, с довольной улыбкой на губах, как будто действительно знал, о чем она думала. Я играю ему прямо на руки, проклятие!

— Достаточно. Я буду считать до трех, пока вы не освободите меня.

В его синих глазах появилось изумление.

— Или?

— Или я буду вынуждена причинить вам боль.

Он тихо засмеялся, звук исходил из его груди.

— Действительно? И как вы…

— Один.

— О, перестаньте. Все чего я хочу, — только поцелуй. Вы уже подарили мне один, что может причинить вред?

— Два.

Он покачал головой.

— Клянусь, Вы упрямая штучка. Намного упрямей моей сес…

— Три. — Она подняла ногу и со всей силы опустила ее. Это был мощный удар задней частью ее ботинка по его голой голени. Его хватка немедленно ослабилась. Кэт вскочила на ноги и кинулась к двери, прежде чем ее тюремщик выругался в довольно красочных выражениях.

Добравшись до двери, она не стала тратить время на то, чтобы захлопнуть ее. Затем она продолжила свой путь вниз, через большой зал и за дверь, после чего поспешила к конюшням.