Он постоял беспокойно и отошел к окну, отодвинул тяжелые занавески и стал всматриваться в звездную ночь. Что сейчас делает Кэт? Работала ли с парнями? Думала ли она об обещаниях, сдержала ли их? Может, она уже спала? Да, скорее всего так, она, наверное, уже давно в постели и крепко спит.

За этой мыслью последовали и другие, более интересные вопросы. Что она одевала, когда ложилась в кровать? Длинную фланелевую ночную рубашку без завязок, совсем строгую? Но, так или иначе, он не мог представить ее в чем-то, столь обычном. А может, это было что-то из тонкого хлопка с различными ленточками и завязочками. Но нет. Это было бы слишком просто и обыденно для нее. Может, она носила шелковую женскую сорочку. Такую небольшую тряпицу, расшитую цветочками по всему низкому вырезу. Вырез, который подчеркивал бы ее красивую, высокую грудь.

Он отвернулся от окна и схватил свое пальто, его воображение, впрочем, как и другие части тела, было охвачено огнем. Была уже почти полночь, а к тому моменту, когда он подъедет к ней, скорее всего, уже наступит следующий день. Быть может, помимо того, что он мог бы доказать искренность и серьезность своих чувств по отношению к ней, также можно показать и всю прелесть быстроты развития отношений.

Улыбаясь, и размышляя о своей прихоти, он пошел к залитой лунным светом конюшне, разбудил сонного грума и приказал ему седлать Грома.


Кэт бросила свой шарф на туалетный столик и взяла в руки расческу. Тяжело вздыхая, она сидела перед овальным зеркалом и строила сама себе рожицы, издеваясь над собственными мыслями и желаниями.

— Расчеши свои волосы и перестань думать о том мужчине!

И, как обычно, она не послушала себя, уже третий раз подряд, проводя зубчиками расчески по волосам, она поймала себя на мысли, что задается вопросом, что, делает теперь Девон. Играет ли в бильярд с Малкольмом? Слушает ли, как Фиона говорит о наступающем бале? Или гуляет по залитому лунным светом парку с Мюриен?

— Ой! — Гребенка запуталась в волосах. Вот она проблема длинных волос — они слишком часто путаются.

Она начала распутывать волосы и улыбнулась, когда это ей удалось.

— Ну вот, — сказала она своему отражению в зеркале. — Погляди, что можно сделать, приложив лишь небольшое усилие.

Ее отражение скривилось в рожице, отвечая на ее гримасу. Сделать усилие над собой — это конечно хорошо, но вот желание невозможного, которое поселилось в ней с того момента, как она провела день с Девоном Сент-Джоном, укоренилось в ней достаточно крепко. Этот человек не был подарком, такой вдохновляюще уверенный в себе, такой серьезный; оба эти качества делали его действительно опасным для нее.

Возможно, это выглядело смешно, но когда она была с Девоном, все казалось таким правильным. Но как только она оставалась одна, сомнения начинали красться к ней, отравляя душу и разум. Мерзкие проклятые сомнения и вопросы, мысли о том, что она о себе вообразила, проводя время с человеком, который, по его собственным словам и намекам Мюриен, менял свои привязанности с такой частотой, с какой иные меняют свою одежду.

Кэт в последний раз провела расческой по волосам и стала заплетать косу. В ее отношениях с Сент-Джоном было больше вопросов, чем ответов, и сейчас было совсем неподходящее время, чтобы искать недостающие ответы. Быть может, когда она увидит его завтра, у нее будет больше разумных мыслей, и, быть может, она найдет выход. Все это проще решить при солнечном свете, когда наступит новый день.

Что-то царапнуло по ее окну. Кэт замерла на секунду, перестав заплетать волосы, но звук не повторился. Она доделала прическу, поднялась, и, взяв свечу, пошла к кровати.

И снова что-то ударило в окно, но на этот раз она с точностью могла сказать, что звук этот был похож на скрежет ветки дерева, растущего под окном, и касающегося окна всякий раз, когда дул южный ветер, о подоконник. Она нахмурилась. Создавалось ощущение, что за окном не просто ветер, а целый шторм. Она подошла к окну, отперла засов, а затем открыла окно.

— Кэт! — послышался хриплый шепот.

Кэт подскочила, прижав руку к сердцу.

— Кэт! — снова раздался голос, на этот раз он прозвучал ближе.

Она удивленно моргнула, а затем наклонилась вперед. Ветвь дерева была наклонена к дому, но на улице не было ни отголоска ветра. Но там был человек, который настойчиво поднимался наверх, намереваясь залезть в окно ее спальни.

— Сент-Джон!

Он замер, усмехнувшись ей. Его белоснежные зубы блеснули в призрачном лунном свете.

— Уже прошла полночь, и наступил новый день.

Он был совсем рядом, на расстоянии каких-то шести футов, она уже могла различить черты его лица, его нос и улыбку, отражающуюся в глазах.

— Я знаю, что уже за полночь. Что вы тут делаете? — спросила она, изумленная и озадаченная, быть может, даже немного испуганная. С каждой секундой он был все ближе и ближе, поднимаясь по веткам с грацией и сноровкой человека, который не единожды карабкался по деревьям.

Внезапно она поняла, что он произнес слово «завтра».

О боже, он пришел, потому что она обещала… Что она обещала?

Но она прекрасно помнила, что обещала…, и что она имела в виду, тоже помнила. Или она понимала, что обещает, до того как Мюриен сообщила, как далеко она уже зашла. Правда заключалась в том, что она хотела от Сент-Джона гораздо больше, чем простое развлечение. И если она не будет осторожна, то чувства и желания разрушат ее дружбу с Девоном, дружбу, которой у Кэт никогда и ни с кем не было.

Она прижала руку к щеке. Ее сердце стучало как сумасшедшее, руки стали влажными, а горло сжалось от волнения. Одна часть ее громко кричала о том, что нужно бежать. Но другая ее часть была польщена и взволнована и… даже счастлива. Девон Сент-Джон поднимался по дереву в ее окно. В ее окно, а не в окно Мюриен Спэлдинг, самой красивой женщины Шотландии.

Он теперь был почти на уровне ее глаз, свет из комнаты освещал его лицо. Волнение светилось в его глазах.

— Вы сказали, что мы уладим наш вопрос завтра. — Он оперся рукой о подоконник. — Ну, так вот, «завтра» уже наступило.

При этих словах внутренний голос прошептал ей, что если она отойдет на шаг или два, то он сможет войти в комнату, и тогда все ее жаркие мысли, тоскливое ожидание будут вознаграждены сторицей. При этом ум приказывал ей не двигаться, не позволить его словам поколебать ее волю.

Но кто же был прав, ум или тело? Это была настоящая пытка, тоска сжимала сердце, в котором, будто стая птиц, метались лишь две мысли: сделать или не сделать? Кэт сжала зубы, пытаясь победить предательский порыв тела.

Его пристальный взгляд встретился с ее испуганными глазами, и он мягко сказал:

— Я не смогу подняться к вам, если вы не отойдете.

Старые страхи и сомнения вновь вспыхнули в ее голове.

— Я… я не знаю, должна ли я вас пускать.

— Вы интересуетесь моим мнением? — Его зубы снова блеснули в лунном свете. — Если да, то я считаю, что вы должны меня впустить, таким образом, мы сможем…

— О, я точно знаю, что вы думаете. Я лишь не знаю, что думаю я сама.

— Независимо от того, какое решение вы примете, было бы лучше, если бы вы приняли его побыстрее. Я могу упасть в любую минуту. Эти ветки не очень надежны.

Она могла абсолютно точно утверждать, что он над ней смеется. И ей это совершенно не нравилось.

— Конечно, они не такие крепкие, как ваша голова, одно маленькое падение вас не убьет.

— Думаете? Кэт, чего вы боитесь? Вы не доверяете ни одному мужчине, кроме ваших парней и брата. Вы живете здесь, скрываясь от всего мира и от любого, кто мог бы причинить вам боль.

Он решил, что она боится. Как он смешон!

— Вы очень ошибаетесь. Я не боюсь. Ни вас, ни кого-либо еще.

— Я вижу. — Он замолчал на мгновение и снова заговорил: — Что, если я только поднимусь, чтобы выпить глоток воды.

— Вода есть в бочках за сараем.

— О! — Он опирался на оконную створку свободной рукой, мягкий свет из комнаты сглаживал его черты, освещая золотистым светом его лицо. — Я смогу напиться на обратном пути. Но, кроме того, я немного замерз.

— Тогда вам лучше всего поскорее вернуться в свою комнату в Килкэрне.

Он бросил взгляд мимо нее на камин, в котором потрескивал огонь.

— Но ваш камин горит. Что, если я только войду ненадолго, лишь для того, чтобы немного согреться?

Она скрестила руки на груди и посмотрела на него.

Он вздохнул.

— Вы — самая упрямая женщина из всех, кого я знаю. Ну что ж, прекрасно, я уеду. Но сначала мне надо отдохнуть. Могу я войти лишь для того, чтобы…

— НЕТ! — Господи, он и вправду был очень решительным человеком. — Доброй ночи, милорд Сент-Джон. — Она взялась рукой за ставни, намереваясь закрыть их, ожидая, пока он отодвинется.

Вместо того чтобы медленно подвинуться, он внезапно исчез. Место, где он был миг назад, теперь зияло неприятной черной пустотой.

Задыхаясь, она рванулась вперед.

— Девон!..

Он все еще был там, присев на толстую ветку дерева, ухватился за ветку сверху. Его улыбка слабо мерцала в темноте.

— Вы бы скучали по мне, если бы я ушел. Признайте это.

— Я ничего не признаю, — сказала она, хотя сердце ее все еще отчаянно колотилось. — Это было нечестной уловкой.

— Я — отчаянный человек. Карабкаться вверх — это одно дело, а спускаться вниз в кромешной темноте — совсем другое.

Он вновь приблизился к створкам окна, он улыбался, это была та задумчивая, чуть кривая улыбка, которая всегда заставляла ее всю дрожать и таять, словно снег на солнце.

— Кэт, любовь моя, что если вы дадите мне стул, и я пообещаю, что сяду на него и не сойду с него ни на шаг?

Ее глаза сузились:

— Ни на шаг не отойдете?