Карен Хокинс - Невеста в «шотландке»

— Не важно, что она маленькая. — Девон удивлялся, почему она была такой чистой, в отличие от других. — Маленькие комнаты легче обогреваются.

Экономка кивнула.

— Вы правы. И никакого дыма. Лорд Стрэтмор выложил камин из кирпича, чтобы тот не дымил.

— Замечательно, — сказал Девон. Он улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. — Спасибо за вашу помощь. Я чудовищно устал, так что выглядел дураком, если бы стал дожидаться прибытия Тилтона.

Выражение ее лица смягчилось, как только она окинула комнату взглядом.

— Тогда я тоже пойду спать, сэр. Как только ваш камердинер прибудет, я отошлю его наверх. А утром, когда лорд Стрэтмор проснется, я скажу ему, что вы здесь. — Она сделала реверанс, а затем ушла, закрыв за собой дверь.

Девон был очень рад наконец-то остаться одному. Он разжег огонь и, к его огромному удовольствию, дрова немедленно ярко загорелись, и постепенно стало тепло.

Совершенно усталый, он снял сапоги и поставил их под кровать. Затем он снял пиджак, развязал галстук, и отбросил его в дальний конец комнаты. Тилтон соберет все завтра утром и вычистит. Зевая, Девон снял жилет. Как только он перебросил его через руку, раздался слабый звон, и что-то серебристое вывалилось из кармана и покатилось по полу.

Девон последовал за маленьким кольцом, поймав его, прежде чем оно закатилось в широкую щель в камине.

— О, нет, не надо, — бормотал он, поднимая кольцо, и бросая его на подставку для свечей на ночном столике. Один бог знает, что ему не нужна эта проклятая вещь, но старинное кольцо было фамильной драгоценностью, и если он потеряет его, братья его убьют. Хуже, они сделают это вместе, чтобы удостовериться, что это причинит ему боль.

Он посмотрел на кольцо-талисман Сент-Джонов, чувствуя тревожную скованность в горле. Будь неладен его брат Чейз, спрятавший эту проклятую вещь в экипаже. Девон думал, что если бы он был там, где его невозможно найти, Чейз обманом заставил бы их старшего брата Маркуса взять кольцо.

Девон, конечно же, не верил в проклятия. Это была бессмыслица. Всего лишь сказка, рассказанная его матерью, чтобы как-то развлечь своих шестерых детей.

Но все же… Девон посмотрел на кольцо в упор, что-то сжалось в нем от беспокойства. До сих пор легенда доказывала свою правдивость. Трое из братьев Девона стали жертвами кольца: Чейз, Энтони и Брэндон были уже женаты.

— Так лучше для них, — сказал Девон, глядя на кольцо. — Но не для меня.

Некоторые мужчины были созданы для семейной жизни. Но не Девон. Иногда, поздно ночью, в тех случаях, когда ему случалось оставаться одному, его посещали ужасные мысли. О которых он никогда не говорил вслух. Ему было почти тридцать и он больше не испытывал такого грандиозного страстного влечения. Совершенно. О, он влюблялся много раз, но он никогда не любил, с такой страстью, как у его родителей, которая может длиться вечно.… Чуть больше двух месяцев… казалось, было максимальным периодом времени, пока он был заинтересован женщиной, не важно насколько красивой, остроумной и желанной она была.

Каждый раз Девон думал, что нашел совершенную женщину, а потом, завоевав ее, и, держа в своих объятиях, он обнаруживал, что ищет что-то новое. Это беспокоило его иногда, намного больше, чем ему бы хотелось.

Так почему же это кольцо приводило его в замешательство? Что, если он поддастся кольцу, и женится, только затем, чтобы проснуться месяц спустя с разбитым сердцем, осознавая, что совершил ужасную ошибку?

На пути в Килкэрн Девон придумал план в расчете на то, чтобы защитить себя, — он будет избегать женского общества — любого женского общества. Как минимум до тех пор, пока он не сможет вернуться в Лондон и доставить кольцо в руки ни о чем не подозревающего Маркуса.

Девон снял последнюю одежду и бросил ее вместе с жилетом в самый дальний угол к остальным вещам. А затем, голый и согретый огнем, лег в кровать, укрывшись одеялом. Подушки были взбиты и наполнены пухом, простыни мягкие и прохладные, особенно по сравнению с его кожей. Он повернул голову и глубоко вздохнул свойственный женщинам аромат лаванды, думая о том, как прекрасно было бы переплести свои ноги с гладкими округлыми ногами женщины. Нет, проклятие. Нет, пока он не освободится от этого проклятого кольца.

Гоня мысли, прочь, он улегся удобней и закрыл глаза.

Но сон не шел к нему. Он устал, но мысль о том, чтобы обходиться без женщины, любой женщины, несколько недель, угнетала его. Он любил женщин. Он любил их улыбки, их увлеченность лентами, бантами и украшениями, то, как они утомлялись чем-то пустым, но, вместе с тем, имели достаточно душевного тепла, чтобы простить неблагоразумный поступок, сказав при этом всего лишь несколько хорошо подобранных слов. Он любил ароматы духов, которые они использовали, звук их смеха. Он любил чувствовать их мягкую кожу, уста, на вкус напоминающие розовые бутоны. Он любил хихиканья и звуки, и легкость, с которой они выказывали свои чувства. Он любил все.

Только…это не была настоящая любовь. Не могла ею быть. Но это была единственная разновидность любви, которую мог чувствовать Девон — возбуждающая, волнующая и достойная сожаления быстротечная любовь.

Он думал о том, как его младший брат Чейз смотрелся со своей невестой Хэрриет на их свадьбе. В этом было что-то крепкое и волшебное. Девон спросил Чейза, как тот узнал, что Хэрриет, — та единственная, и брат ответил:

— Жизнь без нее хуже смерти.

— Драматизм, — сказал Девон с отвращением, ощутив при этом короткую вспышку зависти. Драматизм или нет, но казалось, что Хэрриет и Чейз на самом деле нашли что-то особенное, что-то продолжительное. Что-то вечное.

Но это было не для Девона. Колени зудели от внезапно возникшего желания сбежать отсюда, подальше от мыслей быть прикованным к женщине, которая, в конечном счете, быстро ему надоест. Как только волшебство новизны пройдет, будет недостаточно чувств, чтобы поддерживать взаимные отношения. Возможно, это ужасная правда, которую когда-нибудь обнаружит Чейз.

От усталости у Девона стало покалывать под веками, он сдвинул шторы, более плотно закрыл кровать, надеясь, что черная как смоль темнота позволит ему уснуть.

Возможно, ему не нужно было отказываться от всех женщин. Возможно, он мог избегать только тех, кто был угрозой для его сердца.

Хм. Теперь это был гораздо более лучший план. Всё, что ему следовало делать, это как можно точнее и быстрее определить, какие из женщин, за которыми он ухаживал с целью дальнейшего развития отношений, не относятся к достойным, и избежать дальнейшего знакомства с ними. В уме он составил список прошлых завоеваний и начал сравнение характерных черт.

Полчаса спустя Девону пришлось признать, что он определенно склонялся к миниатюрным, с женственными формами женщинам. Прирожденным женщинам, умеющим извлекать выгоду из всего.

Девон решил, что для него будет не очень сложно держаться подальше от женщин этого типа. Вместо этого, он будет развлекаться только с неподходящими, грубыми девицами.

Здесь. Следует позаботиться об этом проклятом кольце. Жизнь, в конце концов, была не такой уж и трудной. Его глаза медленно закрылись, и он погрузился в глубокий, глубокий сон.

Светало, свежий, легкий ветерок шевелил вереск и гнал грозовые тучи подальше от Килкэрн. Солнечный свет пробивался сквозь узкие окна комнаты Девона. Полный золотистого озорства луч проскользнул через единственную трещину в занавеске и пощекотал его за нос.

Девон протер лицо руками. Он зевнул, прищурился от света, медленно осознавая, где он. Неподвижные руины Килкэрн Касл. Он вдруг обрадовался балдахину на кровати, занавеси которого не пропускали много света. Было бы действительно мрачно лицезреть останки и руины окрестностей перед завтраком. Дверь открылась, послышались шаги, оповещая о том, что кто-то вошел в комнату.

А, Тилтон! Слава богу. Камердинер умел делать приятные вещи. К этому времени все уже должно быть готово к новому дню.

Девон облокотился на локоть и приподнял край шторы. Но это был не Тилтон. Женщина стояла спиной к нему, и, судя по непривлекательной одежде, это была горничная.

Она распахнула гардероб, дверь громко ударилась о стену. Прежде чем он успел спросить, что ей нужно, она громко вздохнула и пренебрежительно провела рукой по волосам так, что они засверкали на солнце. Ее волосы ярко блестели; красные и золотистые нити соперничали со светом.

Девон рассматривал представшее перед ним зрелище, почти завороженный светом. Он задавался вопросом, были ли ее волосы такими же мягкими, как это казалось с виду, такими густыми и вьющимися, как будто они жили сами по себе. Она наклонилась, чтобы вытащить коробку внизу гардероба. Она сняла крышку, а затем начала рыться среди беспорядочно лежащих лент, что-то бормоча при этом.

Брови Девона приподнялись. У него было выгодное месторасположение на кровати: сейчас на уровне его глаз находилась ее попка. В данную минуту этого было достаточно, ибо эта заслуживающая особого внимания попка была красиво очерчена тонким, домотканым материалом платья служанки. Было похоже на то, что она соблазняет его.

Рыже-золотистые волосы… сексапильная попка. Была ли эта попка такой же соблазнительной, насколько она выглядела? Несомненно, она была очень округлой, решил он, складывая чашеобразно руки, приблизительно соразмеряя их с ее ягодицами. Сексапильно. Чувственно. Щедро. Достаточно полно, чтобы расшевелить даже его сонное тело. Его плоть напряглась в предвкушении.