— Это всегда так происходит? — спросила она, поворачиваясь к нему лицом. — Вы должны… пригласить видение? Или оно просто приходит к вам?

Он поставил бокал с вином на чайный столик и запустил обе руки в мерцающую завесу бронзы волос.

— Я… открываю себя, — наконец прошептал он. — Я впускаю то, что уже пришло из аморфности. Не спрашивайте, что я имею в виду, потому что я не могу объяснить.

— Это как если бы оно находилось за прозрачной вуалью, не так ли? — предположила она. — Своего рода занавес в уме.

Он долго смотрел на нее своим обычным усталым взглядом.

— Похоже, — сказал он наконец. — Вы так считаете?

— Я как-то познакомилась с молодым человеком, — вставила она. — Семья привезла его в Тоскану, и Витторио пытался научить его, как себя вести, если приходит нечто подобное. Полагаю, самый лучший способ — это держать занавес закрытым.

— Мысль сама по себе неплохая, — сказал Джефф. — А кстати, молодой человек, он нашел способ? Смог ли держать его закрытым?

— Нет, не думаю, — сказала она, и ее голос слегка дрогнул. — Я больше никогда его не видела.

Джефф, несомненно почувствовав ее уклончивость, взглянул на нее с глубокой и неизменной печалью в глазах.

— И Рутвейн также, — пробормотал он. — Хотя за многие годы он выучил несколько приемов — не дотрагиваться до людей, не смотреть им прямо в глаза, держать эмоциональную дистанцию почти со всеми, — и он пытался, как дьявол, подчинить демона с помощью крепких напитков и опия.

— Это помогает?

Он медленно кивнул.

— О да, помогает, — сказал он. — Если вы в состоянии терпеть того человека, в которого превращаетесь.

Анаис бросила на него тревожный взгляд:

— А вы пробовали?

— Несколько раз, — признался он. — Главным образом еще в Северной Африке. Но затем я… я нашел свой занавес. Я научился возводить стену, держать мой разум закрытым для… для другого — пока я не захочу, чтобы было иначе. Мой наставник в Шотландии научил меня. Интоксиканты давали мне… о-о, я не знаю — полагаю, всего лишь несколько часов передышки.

— Наверное, это сильно утомляет, — согласилась Анаис. — Словно вы все время должны быть начеку против его… его силы, полагаю?

— Его воли, — уточнил он, нахмурившись. — Иногда, Анаис, возникает ощущение, что это нечто хочет владеть вами. Я не знаю, почему некоторые называют это даром от Бога, когда это больше похоже на меряние силами с дьяволом.

Анаис сочувственно хмыкнула.

— Неудивительно, что Рутвейн обратился к опиуму.

— Да, говоря об этом… — Джефф сверкнул кривой ухмылкой, поднял бокал с шерри и выпил его одним махом. — Я выпил бы еще, если вы не против.

Анаис кивнула и наклонила графин над бокалом.

Какое-то время они пили в тишине, и колено Анаис слегка прикасалось к бедру Джеффа сквозь юбки. В комнате, из-за того, что слова не были сказаны, нависло ощущение неопределенности и неловкости. Ее губы чувствовали себя оскорбленными, и ее гордость тоже была слегка задета. Она была уверена, что Джефф не сразу захотел ее поцеловать.

Когда ее бокал наполовину опустел, Анаис отставила его и начала нервно теребить украшение в виде лягушки на платье. Она собиралась сделать что-то необычайно глупое. Что-то, что она поклялась себе ни за что не делать.

— Джеффри, — спокойно сказала она, — насчет того поцелуя…

— Анаис, я… — Он задумался, устремив взгляд на ножку бокала. — Я собирался вам напомнить, о чем мы договорились, — продолжил он, — или, если вам понятнее жесткая форма общения, сказать, что вы обязаны следовать моим приказам. Но беспокойство и бессонная ночь повлияли на мое настроение. И я прошу прощения. Я не имел права… так себя вести.

— Договорились, в следующий раз, когда вы будете не правы, я обязательно немедля укажу на это, — сказала Анаис, — а не просто проигнорирую ваши приказы, чтобы сразу внести ясность.

Он бросил на нее насмешливый взгляд.

— Витторио не учил вас дипломатии, не так ли? Вы с ходу берете быка за рога.

— Витторио думал, что с помощью меча можно пресечь конфликт в корне, — спокойно ответила она. — Но давайте вернемся к тому поцелую.

Он снова посмотрел на бокал, и когда начал вращать его в своей широкой ладони, в насыщенном янтарном цвете отразилось солнце.

— Анаис… — наконец выдавил он из себя. — Я… я не для вас. Вы же понимаете это, не так ли?

— О, Джефф, я знаю это. — Анаис встала и начала бродить по комнате, рассеянно поднимая книги и безделушки. — Да, мы не подойдем друг другу и через миллион лет. В этом смысле, по крайней мере.

— Да? — Он пронзил ее взглядом своих голубых как лед глаз. — А в каком же смысле мы подходим друг другу? Может быть, еще не все потеряно?

Анаис подняла маленькую фарфоровую пастушку. У нее было очень странное чувство, что что-то важное — возможно, гораздо более важное, чем она думала, — теперь лежит на чаше весов.

— Хорошо, это похоже вот на что, — наконец сказала она, поставив пастушку с неуклюжим стуком. — Когда вы целуете меня, у меня сводит пальцы ног, а внутри возникает какое-то странное чувство. Полагаю, это из-за ваших глаз — голубых, как Адриатика, — и этого голоса, такого низкого и приятного. Но не это главное.

— И что же главное? — Его голос стал немного хрипловатым.

— Ну, все это… это заставляет меня задуматься, не могли бы вы стать…

— Кем же?

— Ну, не Им, — ответила она, бросая взгляд через плечо. — Но может быть, Им-На-Время, если вы понимаете, о чем я…

Он откинул голову назад так, как будто она ударила его еще раз.

— Понимаю? Я чувствую, как будто меня ударили дубинкой. — Он вспыхнул одной из своих странных кривых улыбок. — Да уж, моя дорогая, вы весьма четко указываете мужчине его место.

— Только не говорите, что задеты ваши чувства. — Она повернулась к столику и взяла свой бокал. — Джефф, возможно, я также не могу быть вашим типом.

— О, так теперь поговорим о типах? — Он скользнул по ней взглядом. — И каков же ваш тип?

Анаис подошла к окну и задумалась, много ли она может сказать.

— Ну, он из Тосканы, — наконец ответила она, потягивая шерри. — И… величественный. У него темные волосы — не такие темные, как у меня, — добрые глаза, сильное чутье, твердый характер, но по природе он спокойный и мирный.

Джефф помолчал.

— Понятно, — наконец тихо сказал он. — Вы уже встречались с ним, не так ли?

Она не обернулась.

— Я думала, что да, — сказала она через какое-то время. — Когда-то, давным-давно.

— И он был красив? — Слова Джеффа, казалось, парили в воздухе, слегка поддразнивая ее. — И вы были в него безумно влюблены?

Анаис слепо уставилась вниз, на улицу.

— Да, да, и так отчаянно, — сказала она. — Но ничего не вышло.

— Итак, давным-давно вы оставили его в Тоскане, — проворчал Джефф, — и с тех пор больше не видели?

Боже, как бы она хотела, чтобы было именно так!..

Ее ногти впились в деревянный подоконник, за который она схватилась, когда на память пришел ее последний разговор с Рафаэлем, чья жизнь изменилась так резко и так неожиданно, а ее не изменилась вообще. Боже ты мой, не изменилась ни на йоту.

— Вообще-то я видела его несколько недель назад. — В тоне ее голоса возник холод. — В Сан-Джиминьяно. Он приходил на погребальную литургию по Витторио.

Он, должно быть, уловил предупреждение в ее тоне.

— Ага. — Вот и все, что он сказал в ответ. — Хорошо, тогда каков же мой тип?

Она наконец посмотрела в его сторону и уничтожающе фыркнула.

— Красивый, — сказала она. — Разве этого мало?

Джефф скривил рот и, не дожидаясь приглашения, снова наполнил свой бокал.

— А вы, значит, некрасивы?

Она покачала головой.

— Вы знаете, что нет, — ответила она, шагая вдоль каминной решетки. — По крайней мере, не уродлива и знаю это. Но у меня крупный нос и слишком большие глаза, а черные как смоль волосы большую часть времени запутаны в клубок.

Рассмеявшись, он сказал:

— Вот с последним я, пожалуй, соглашусь. И что, это все ваши недостатки?

Она небрежно приподняла одно плечо.

— Хотите, чтобы я разоткровенничалась? — прошептала она. — Хорошо. Итак, я знаю, что для англичанки у меня слишком смуглая кожа и слишком высокий рост, чтобы меня можно было считать утонченной. Но во мне есть изящество и определенная европейская элегантность. Я отношусь к этому спокойно и не испытываю жалости к самой себе.

— Да, вы не производите на меня впечатление человека, изнывающего от жалости к самому себе, — согласился он.

Она повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Итак, мы договорились, что я не ваш тип, а вы — не Он?

Выражение его лица изменилось и стало непроницаемым.

— И если я это признаю?..

Она положила обе руки на круглый подлокотник софы и почти наклонилась над ним.

— Тогда вы станете Им-На-Время.

Он взглянул на нее через бокал.

— Хорошо разыграно, моя дорогая, — пробормотал он. — Но нет, не думаю, что эта роль для меня. Не мое это амплуа.

— Тогда поступайте, как вам угодно, — отозвалась она.

Он криво ухмыльнулся.

— Да поймите же наконец, я поступаю не так, как угодно мне, — теперь его голос был низким и тихим, — а душе. Да, вы нужны мне для выполнения этого задания, и я молюсь, чтобы, в конце концов, оно не разрушило вашу судьбу. Но я не хочу погубить вас из прихоти или из-за пустяковой похоти.

— А похоть — пустяковая?

— Думаю, по большей части. — Он наклонился вперед и со стуком поставил бокал. — А для мужчины похоть — это всего лишь похоть. И что бы вы ни думали, в этом нет ничего романтического.

— Вы что, никогда не любили? — Голос Анаис звучал тоскливо.