Лиз Карлайл - Невеста в алом

Аниша закатила глаза.

— А что насчет Лукана? Может быть, он сходит с тобой?

Лейзонби рассмеялся.

— Твоему младшему брату, моя дорогая, не хватает солидности, — сказал он. — А ты — прости меня за такое сравнение — настоящий мужчина, каким он никогда не будет.

— Вздор! — отрезала она. — Он просто молодой человек, еще немного и превратится в повесу, но я собираюсь им заняться. Ну, хорошо, согласна, он не пойдет.

— И?..

Аниша снова тяжело вздохнула.

— Выбери день, — сказала она. — Я не возражаю, но это будет стоить тебе очень дорого. В качестве компенсации ты сопроводишь меня в субботу вечером в оперу.

— В оперу? — в ужасе спросил он. — Но я не люблю ее. Я даже не понимаю этот жанр.

— Это опера Доницетти «Любовный напиток», — едко сказала она. — И она очень проста. Молодые люди влюбляются, возникает большое недоразумение, появляется магический эликсир, и затем они оба…

— …трагически умирают? — уныло подсказал Лейзонби. — Я просто рискую высказать свою догадку.

Ее глаза предостерегающе сверкнули.

— Рэнс, обязательно быть таким невоспитанным?

Лорд Лейзонби рассмеялся.

— Или умрет только один, оставив другого с разбитым сердцем? — предположил он. — Или, может быть, они случайно отравят друг друга? Или заколют? И все это будет петься на каком-то непонятном языке, который не понимает ни один здравомыслящий человек?

Глаза Аниши сверкнули.

— О, ради всего святого, тебе и не обязательно понимать! — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Ты должен надеть подходящий сюртук и быть на Аппер-Гросвенор-стрит ровно в семь. Леди Мэдлин нужен еще один джентльмен для ровного счета — и этим джентльменом будешь ты!

— Ну хорошо! — тихо согласился Лейзонби. — Еще одна сделка старого Рэнса с дьяволом!

«Джоли Мэри» отплыла из королевской гавани Рамсгейта сразу после рассвета, вслед за первым утренним почтовым судном. Капитан Тибо был сыном пожилого французского ученого, который работал в Братстве на протяжении многих десятилетий и пережил смуту во Франции, не лишившись головы. Как и все ученые Братства, старший Тибо был человеком большой эрудиции, астрономом и математиком по профессии.

По оценке Тибо, путешествие по Северному морю должно было занять меньше двух дней, и Джефф приказал ему плыть, захватив с собой побольше оружия.

Однако проблемы начались, как только скалы Кента исчезли с горизонта, что с учетом ветра заняло немного времени. Как только исчезла береговая линия, Анаис, которая оставалась неподвижной у поручней на корме, глядя на Рамсгейт, начала ходить по палубе от носа до кормы, ее шаль и подол платья дико хлестали ее, и не надо было обладать особым даром — экстрасенса или еще кого-нибудь, — чтобы почувствовать ее беспокойство. Хотя «беспокойство» было не совсем точным словом, которым можно было описать ее состояние.

Проходя мимо нее, он дважды предлагал ей спуститься, но Анаис качала головой. Джефф испугался, что она сожалела о своем импульсивном решении. Несмотря на то, что накануне они не встретили никого из знакомых, сейчас на нее обрушилась суровая реальность ее выбора.

Он задумался о том, что она только что рассказала о своей семье. Очевидно, если не родители, то хотя бы Мария Витторио знала, что она снова уехала из Англии. Весьма вероятно, что ее брат также знал об этом.

Могут возникнуть неприятности.

И через какое-то время, возможно, придется иметь дело с этим безудержным молокососом Арманом де Роуэн. Но очевидно, что нрав ее брата, безрассудный или иной, не имеет ничего общего с теперешним настроением Анаис. Все утро она была сдержанной и даже отказалась от завтрака, который Бессетт организовал в холе гостиницы. И как ни странно, это немного задело Джеффа.

Отправляясь в это путешествие, он действительно пытался держать ее на дистанции. Все внимание, сказал он себе, должно быть направлено на стоящую перед ним задачу, а не на соблазнительные ягодицы партнерши. Наблюдая за тем, как она садится или выходит из экипажа и улыбается его служащим на каждой остановке на протяжении всей поездки из Лондона, Бессетт чувствовал, что сходит с ума. А он был не из тех мужчин, которых легко лишить рассудка.

Но во время вчерашней прогулки под руку из гавани Джефф увидел больше, чем просто красивые ягодицы. Он внезапно ощутил, что она прекрасна не только внешне. С ней интересно общаться.

И все же, несмотря на свои строгие намерения, вчера вечером, раздевшись донага и устроившись в постели, уставший от седла и испытывающий внутренние противоречия, он думал не о ее прекрасном характере. Нет, он думал о ее широком, подвижном рте. О хриплом смехе, который, казалось, всплывает из глубины, а затем соблазнительно застревает в горле. Об этих жарких карих глазах и буйной копне черных волос, которые, казалось, всегда готовы рассыпаться.

Глядя, как она с сильно вьющимися из-за влажности черными волосами не спеша прогуливается по палубе «Джоли Мэри», он все время представлял, как эти локоны спускаются по ее груди, а он погружает в них руки.

Вчера он был готов плотно задернуть занавески на окнах или поставить постель под окном, а не напротив. Или пойти в таверну и основательно напиться. Судя по всему, Анаис была совой. Она потушила лампу далеко за полночь.

Какое-то время он просто смотрел на ее высокий и изящный силуэт и на то, как она ходит взад и вперед вдоль окна, Бессетт спрашивал себя, что она делает, бодрствуя в такой час. А затем задумался, почему это его волнует. Она не была его типом. Она была моложе — и значительно моложе и гораздо невиннее тех женщин, которые обычно привлекали его внимание.

Бессетт предпочитал опытных женщин, которые знали правила игры, пышных, зрелых дам, не претендующих на романтические отношения. И за подобное отсутствие тонких чувств он был готов щедро платить, хотя ему редко приходилось это делать.

Да, Анаис была не для него, но необъяснимым образом ей удалось захватить его воображение. И вот он обнаружил, что зациклен всего лишь на ее тени и даже фантазирует о ней, гладя себя и ища удовлетворения — или что-то похожее на это — в самых низменных формах. Откинувшись на мягкую подушку, он подумал об этих волосах и попытался воспроизвести в памяти ее запах. И когда он вскрикнул от облегчения, он думал не о ее внутренней красоте, которая то ли гнала его, то ли так и осталась с ним.

Однако страсть, охватившая его, так и не прошла.

Ему пришлось напомнить самому себе свой обет — не нужно знать женщину, чтобы работать с ней. Единственное, о чем он должен помнить, — это о том, что их отправили на защиту ребенка и они должны заботиться о нем. И все. Но теперь, глядя на то, как она разворачивается и отправляется дальше мерить шагами палубу, Джефф почувствовал крошечный укол недовольства, словно его в затылок укусила мошка.

Была некая вероятность, что она могла почувствовать это. Возможно, она догадывалась о многих его сокровенных мыслях и желаниях. Хотя обладающие Даром — или даже намеком на него — не могли читать друг друга, всегда существовали некоторые тонкости его уровней.

Конечно, Анаис, как и многие среди них, преуменьшала свои возможности. Но он слышал подобные отрицания от Рэнса и даже леди Аниши, сестры Рутвейна. И хотя было верно, что некоторые, как он и Рутвейн, были прокляты Даром, Джефф не мог отделаться от подозрения, что многие люди скрывали правду.

Хорошо, если она знает, то так тому и быть. Он — мужчина, у него есть мужские потребности, и ей не помешало бы помнить об этом.

Он потерял нить этой мысли, когда она остановилась около люка, ухватилась за перила и долго смотрела на море, словно из этой бесконечности воды и неба могла бы волшебным образом материализоваться Франция. Она наклонилась так далеко вперед, что на мгновение он подумал, что она решила прыгнуть во вспененную воду и поплыть в Кале.

Что за вздор! Анаис де Роуэн слишком разумна для этого.

Он расслабился, положив для баланса одну руку на мачту, и позволил своему взгляду скользнуть по ней. Сегодня она была одета в темно-зеленое платье, простота которого, как и всех ее остальных чрезвычайно удобных платьев, лишь подчеркивала элегантность стройной фигуры. Он отметил, что ее изгибы могли бы порадовать мужчину, но не более, и обнаружил, что жалеет, что не смог хорошо разглядеть ее той ночью в Обществе Сент-Джеймс. Если бы у него сохранились более четкие воспоминания об этой небольшой и совершенной груди, то они помогли бы облегчить его страдания прошлой ночью.

Он предположил, что в другой жизни Анаис де Роуэн могла бы быть танцовщицей или куртизанкой, потому что, хотя она была права, не считая себя красавицей, она явно источала земное очарование и небесное изящество.

Сейчас, однако, она не выглядела ни очаровательной, ни изящной.

Она выглядела так, словно была готова броситься в воду.

Бессетт оставил свой пост на грот-мачте и поспешил к ней, чтобы разобраться в том, что именно привлекло ее внимание. Когда он приблизился, бескровные костяшки пальцев Анаис лежали на перилах, а ее лицо было белым как пергамент.

Он положил руку на ее спину и наклонился над ней.

— Анаис, что с вами?

Повернув голову, она взглянула на него с бледной улыбкой.

— Просто небольшая морская болезнь, — сказала она. — Иногда такое со мной бывает.

Он опустил руку ниже, положив ее на поясницу.

— Так вот в чем дело, — сказал он скорее самому себе. — Послушайте, вам лучше спуститься вниз и прилечь.