Она точно не была красавицей, да и платье, пожалуй, было более ярким, чем требовала мода. Но шляпка — ох, эта шляпка намекала на некую дерзость. В целом же это было захватывающее дух прекрасное видение.

С тихим вздохом она поставила на место последний из просматриваемых ею томов.

— Лорд Бессетт, прошу вас, не держите меня в неведении, — сказала она, не глядя на него. — Интересно, вы все еще сердитесь на меня?

— Разве имеет значение, сержусь я или нет? — спросил он.

Она снова вздохнула, повернулась и встала перед ним.

— Хочу, чтобы вы поняли: я не из тех глупых девиц, которые поднимают шум ради забавы, — ответила она. — Да, это имеет значение. Вы что, действительно так решили прошлой ночью? Что я не вернусь? Что это была шутка?

Джефф уже не был уверен в том, что он решил.

— Мисс де Роуэн, могу я спросить, почему вы оказались в такой странной ситуации?

— Прошу прощения? — Она приподняла свои раскосые черные брови. — В какой ситуации?

Он тщательно взвешивал свои слова, поскольку ему было просто необходимо разобраться в некоторых вещах.

— Вы должны понимать, что ваш вчерашний поступок мог подвергнуть вашу репутацию серьезной опасности, — сказал он. — Хорошо воспитанная незамужняя дама…

— …не показывает свою сорочку и лодыжки на публике? — закончила она, скромно сжав руки и вытянув их перед собой. — Но я знаю, чего требует церемония и какое значение придает ей ваш Священник. Я сделала то, что было в моих силах. Я пошла на компромисс. Я не… бесстыдная, лорд Бессетт. Во всяком случае, не в общепринятом смысле.

Джефф попытался не хмуриться.

— Если вы собирались довести эту глупость до конца, вам нужно было сначала встретиться с преподобным мистером Сазерлендом и…

— …и дать ему шанс отказать мне прямо?

— …и попросить о специальном разрешении.

Она сделала шаг по направлению к нему — руки все еще сжаты, на запястье качается черная бархатная сумочка.

— Нужно начать, чтобы кто-то продолжил, лорд Бессетт. — Ее голос звучал слишком хрипло, чтобы ему было комфортно с ней. — Женщина не может рассчитывать на то, что к ней будут относиться как к равной, если она вынуждена обратиться за особой милостью. Кроме того, мы оба знаем, что в церемонии четко указано: поручитель должен представить своего кандидата во время инициации — ритуала, который датируется седьмым веком. Традиция — все для Братства. Я не собиралась быть той, кто нарушит ее… не больше, чем мне пришлось.

— Я знаю, что значит для нас традиция, мисс де Роуэн, — сказал он, смягчив тон. — Но я также знаю, какое значение имеет репутация для молодой леди в Англии. Возможно, времена немного изменились для незамужних дам с хорошим воспитанием. Но в основном все остается по-прежнему.

— Честно говоря, лорд Бессетт, в отношении воспитания мне нечем похвастаться, — спокойно ответила мисс де Роуэн. — По одной линии у меня торговцы, а по другой — длинная череда мошенников, бездельников и повес. Вообще-то в юности мой отец работал сыщиком уголовного полицейского суда. В тех редких случаях, когда он посещал дома джентльменов, он, как правило, пользовался входом для прислуги. Вы это знали? Нет, не думаю.

Он не знал.

— Хорошо, если он и работал сыщиком, то лишь потому, что это был его выбор, — мягко возразил он. — Ему не нужно было зарабатывать на жизнь.

Она опустила подбородок и с упреком взглянула на него.

— Значит, если мужчина снисходит до работы, то это — благородная жертва, а если женщина пытается заняться тем же, то это ради забавы? — предположила она. — Да, у моего отца есть навязчивая идея относительно правосудия. Он видел, как революционеры сожгли заживо его отца, и это оставило в нем огромный след на всю жизнь. А если бы я последовала по его стопам, то могла бы сделать только хуже.

Джефф прищурился.

— Вы это так понимаете?

Она слегка пожала плечами.

— Однако я вижу, что ваша забота обо мне — вопрос проблематичный, — продолжила она. — Мы оба знаем, что в Братстве клянутся кровью хранить тайну. И что раньше все вы видели куда больше, чем пару красивых лодыжек. Но оставим в стороне ритуалы. Вы решили встретиться со мной, потому что я вам нужна?

— Да, — ответил он. — Это так.

Она двинулась вдоль одного из кожаных диванов, остановилась и медленно, почти чувственно провела пальцем по мраморному бюсту Парменида, который стоял на маленьком столике позади него. Он не мог отвести от нее глаз. И сегодня, не испытывая наплыва гнева и эмоций, эта женщина казалась ему странно знакомой.

Он был почти уверен, что уже встречал ее раньше, но, порывшись в памяти, ничего не нашел. Должно быть, ошибся. Она никогда не растворится в толпе жеманных, бледных красоток. И никогда не будет женщиной, которую сможет забыть мужчина, когда-нибудь познакомившийся с ней.

Она подняла черные глаза и уставилась на него.

— Я не уйду, лорд Бессетт, — тихо сказала она. — Я не могу так легко сдаться. Я в большом долгу перед прабабушкой и Витторио. Я хочу знать, просмотрел ли Священник мои записи. Я хочу знать, по какой причине, кроме моего пола, Общество Сент-Джеймс отказывало мне. Вы можете мне дать ответ, сэр? Или мне расположиться на вашем пороге и оставаться там до тех пор, пока не выйдет Священник? Да, предупредите его, чтобы он не думал о садах за домом и о скрытом проходе в Сент-Джеймсский парк. Я пользовалась этим трюком, когда мне было десять.

Услышав эти слова, он громко рассмеялся, представив Анаис де Роуэн, которая взяла в осаду бедного старика Сазерленда… что же, это была вполне правдоподобная картина.

— Я рада, лорд Бессетт, что вы находите меня такой занимательной, — сказала она.

— Должен признать, из вас действительно получился бы отличный собрат. — Потом он посерьезнел. — Но женщину никогда не примут в Братство. Мне жаль. Я не знаю, почему ваша прабабушка решила, что такое возможно.

— Но я сделала все, что было…

Он сделал останавливающий жест.

— И я верю вам, — сказал он. — И в записях Витторио это отражено. Он был самым сильным из наших Адвокатов в Средиземноморье. Он всегда боролся за то, во что верил, и он не был дураком.

Джефф заметил, что на ее лице возникла тень тоски.

— Да, не был. — Она замолкла, отвернулась и внезапно шагнула к окну.

Джефф никогда не отличался отзывчивостью, но все же что-то кольнуло в его груди.

— Мисс де Роуэн, — сказал он, слегка касаясь ее плеча, — я не имел в виду, что…

Она уже решительно вытирала глаза тыльной стороной запястья.

— Все в порядке, — торопливо сказала она. — Просто… он был моим родственником. Моим наставником.

И я просто немного скучаю по нему, вот и все.

— Все в Братстве скучают по нему, — мягко сказал Джефф, убирая руку.

Она подняла взгляд к окну и посмотрела вниз на улицу Сент-Джеймс. Он мог видеть ее отражение, мерцающее в стекле ниже его собственного, — ее глаза, полные горя, а под ними широкий, подвижный, немного дрожащий рот.

Вместе они были как свет и тень — ее темное платье и черные локоны против его золотистых волос с рыжими прядями и ярким белым шарфом. Он не сомневался, что это было самое очевидное из их различий. Гораздо больше было тех, что глубоко спрятаны и которые намного сложнее конкретизировать.

Но он ни черта не должен обсуждать с Анаис де Роуэн. Он вообще не должен ее знать. Просто ему было нужно, чтобы она сопровождала его в Брюсселе в течение нескольких недель. Потому и согласовал это решение со своими коллегами.

А это было равносильно тому, что он хотел бы, чтобы она рассталась со своей честной репутацией.

Работать и путешествовать бок о бок с женщиной, такой живой, как она, и не узнать ее? Боже, и то и другое просто немыслимо.

Но выполнимо. Уж он постарается держать себя в руках.

Это необходимо сделать теперь, когда жизнь ребенка в опасности. Ребенок, который даже сейчас почти наверняка напуган и растерян. Хранитель Жизель Моро мертв. Девочка осталась без того, кто мог бы направлять ее — не говоря уж о том, чтобы защищать, — в самые трудные годы ее жизни, в годы, когда ей придется вступить в борьбу с этой страшной правдой о себе. Принять то, что она — другая, и то, что она проклята этим Даром, который в действительности был не даром, а именно проклятием.

Он знал, что будет с Жизель Моро, поскольку сам пережил это.

Ребенка необходимо привезти в Англию, и ей должен быть назначен новый Хранитель. Она должна быть в безопасности во время этого ужасного периода ее жизни, когда окажется очень уязвима. И если для этого было необходимо находиться рядом с Анаис де Роуэн, смотреть в эти глаза цвета горячего шоколада ежедневно за завтраком и не прикасаться к ней — тогда да. Это выполнимо. И вполне ему по силам.

Теперь она смотрела в окно, прекрасно понимая, что он наблюдает за ней. И Джефф ухватился за безобидную тему для разговора.

— Расскажите мне, каким был Витторио, — наконец попросил он.

— Старым, — сказала она с прерывистым смехом. — Настоящим тосканцем. Но я с двенадцати лет проводила с ним по несколько месяцев в году и полюбила его как дедушку. Хотя сначала… сначала я действительно не хотела ехать к нему. Но я убедилась, что он желал для меня самого лучшего.

Джефф мягко повернул ее лицом к себе.

— Хотел ли он… все это для вас? — спросил он, экспансивно раскидывая руки. — Решение было принято вашей прабабушкой, но что думал Витторио?

Она на мгновение прикрыла глаза, и он подумал, что, возможно, она просто промолчит.

— У него были опасения, — признала наконец девушка. — А у кого их нет? Но Витторио был из другой эпохи. С иным образом жизни. Мы живем в изменяющемся мире, лорд Бессетт. Даже Братство меняется, и вы стали инструментом этих перемен. Боже мой, вы объединили все записи и родословные, построили лаборатории и библиотеки и примирили некогда разветвленные группы со всего континента. Почему же вам так трудно поверить в то, что женщина как Хранитель может что-нибудь предложить?