Галина Лифшиц - Невеста трех женихов

Аська тоже откликнулась немедленно. Они с мужем как раз заканчивали отдых в Таиланде. Вылетали домой через день.

– Боже мой! Боже мой! Ты в обычном роддоме! – вопила Ася. – Кто же тебе передачи будет носить? Там же есть ничего нельзя, это гадость. Это все ребенку в молоко пойдет!

Светка смеялась и уверяла, что мама с бабушкой прилетят завтра к вечеру. В худшем случае – послезавтра. Ничего. Дотерпит. Главное – свершилось. Ожидание позади. Сын – вот он! Спит под боком.

– Стафилококк! – вопила Аська. – Осторожно! Они там заносят стафилококк!

– Прорвемся, хорош пугать-то, – сохраняла спокойствие молодая мать.

Но Аська не сдалась. Прислала с утра Леночку. С цветами, фруктами, творогом, сметаной с рынка и кучей других вкусных и полезных вещей. Мало того, практичная и разумная Ася велела сестре вручить огромные букеты-конфеты всем, кто принимал роды.

Нет, Светка не была одинока! Не только мама и бабушка прилетели в Москву. Люба тоже бросила все дела и оказалась рядом.

Но – ирония судьбы – один из главных виновников торжества, а именно: счастливый муж и новоиспеченный отец, оказался лишенным возможности вылететь к первенцу незамедлительно. По самому прозаическому резону. У Марио закончилась российская виза. Казалось бы – продлить, чего же проще. Тем более причина – уважительнее не бывает. Но когда имеешь дело с загадочной душой чиновника, ничего предсказать нельзя. Вернувшийся из Китая, Марио проторчал в миланском консульстве России полдня, объясняя ситуацию, умоляя ускорить процесс выдачи визы в связи с рождением сына.

Он, конечно, не принял во внимание, что может вызвать внутренний протест и даже классовую ненависть своим внешним обликом: костюмом, галстуком, рубашкой, ботинками, запонками. Во всех деталях его одежды прочитывалась умопомрачительная цена. Естественно, такому персонажу очень хотели показать, что он, как и все иные прочие, зависим, бессилен перед законом и даже, в конце концов, смертен.

К нему выходил один консул, другой. Уходили, совещались. Время шло. Теплилась надежда, что они все же решат как-то вопрос в его пользу. Но – отказали! Взяли документы и назначили день выдачи. В соответствии с общими правилами. Тут Марио не сдержался. С непривычки, конечно, от полного непонимания и абсурда ситуации. Он принялся отчаянно вопить:

– Бастарды! Что же вы издевались надо мной столько времени! К вам же люди приходят! Вы же страну свою представляете!

Вся его манифестация кончилась плачевно.

Один из «бастардов» кивнул охранникам, и те радостно вышвырнули (во вполне буквальном, а не переносном значении этого слова) молодого папашу на газон.

Крушение иллюзий произошло в один миг. Контрасты родины собственного сына оказались чересчур поражающими воображение.

Можно тысячу раз восклицать «А как же Пушкин? А как же Толстой? А как же – даже – все святые, просиявшие в прозрачной небесной синеве нашей удивительной страны?»

А вот так! Ничего из вышеперечисленного не принимается во внимание теми, от кого пусть чуточку зависит не только твоя судьба, а хотя бы – гораздо мельче – просто настроение.

Интересно получалось.

Егорка не мог прилететь в родной город на свидание с сестрой и племянником из-за армии. Он учился, был уже гражданином другой страны, сохраняя при этом свое исконное гражданство, но мама панически, до обморока боялась его поезки в Москву. Эту тему при ней поднимать не рекомендовалось: она бледнела, губы ее тряслись, глаза наливались слезами…

Муж не мог прилететь к только что родившей жене потому, что чиновникам не хотелось заниматься его вопросом. Это явно читалось в их бесцветных недобрых глазах.

Что оставалось? А ничего. Принять как данность. И радоваться тем, кто рядом, и внушать оптимизм тем, кто далеко, но очень хотел бы оказаться близко.

Стараниями Аськи из роддома Света выходила чуть ли не под звуки оркестра. Море цветов. Подарочные корзинки с шампанским, деликатесами, конвертиками с «благодарностью» торжественно вручались медперсоналу, лимузин, почему-то свадебный, с кольцами на капоте – все это организовала подруга. Мама привезла наспех собранное приданое: на первое время малышу. Дома, в Милане, ждала огромная светлая детская, оформленная известным дизайнером, и все, что полагалось наследнику знатной фамилии. Света считала огромным подарком судьбы то, что она рожала в Москве и оказалась среди своих, во всей этой кутерьме, в этом дурацком лимузине, с шумными восторженными любимыми людьми.

– Дай подержать, – попросила Аська. – Не бойся. Мои руки еще Ленку помнят. Слышишь, михрютка! Тебя вот так вот принесли, а я тебя носила.

Аська расчувствовалась и хлюпнула носом.

– А я Егорку носила, – вздохнула Светка.

– Ничего, подожди, скоро я тебе своего дам подержать, – сообщила вдруг Ася.

– Ты что? Когда?

– Через четыре месяца! Говорю же: скоро!

– А не заметно ничего!

– Скоро все увидят. Не спрячешь!

– А кто – мальчик, девочка?

– Специально не узнаю. Не велела говорить, когда УЗИ делала. Кто ни родится, все равно сокровище. Да, Ленка?

Ленка как-то кривовато, с сомнением улыбнулась.

– Не ревнуй! – заметила старшая сестра, – Ты – моя первая любовь. От тебя не убудет. Еще сильней любить буду. А уж когда ты родишь… Вообще – съем тебя.

Ленка засмеялась уже по-настоящему.

И все вокруг тоже.

Свидетельство о рождении сына Света оформила в московском загсе. Она торопилась до приезда Марио успеть собрать как можно больше нужных для вывоза сына в Италию документов. Мальчику исполнилось всего семь дней, когда его крестили. Мать хотела, чтобы ребенок как можно раньше оказался под Божьим оком. Крестным стал Светин духовник, отец Николай. Крестной матерью Света попросила быть Инну. Заочно. Так разрешается, если у крестного родителя нет возможности присутствовать при таинстве крещения. Нарекли младенца Андреем, в честь апостола Андрея Первозванного. Во время крещения сын не плакал и не спал, таращился изо всех сил своими синими глазками на окружавшие его чудеса: горящие свечи, иконописные лики.

Мечты сбываются. Молитвы бывают услышаны. Зря тосковала Света о том, что не будет у ее ребенка Родины. Все управилось само собой, и все получилось так, как хотелось ей. И первый дом, куда внесли дитя, и первый храм, и первые слова, и первая молитва – все у мальчика было материнское.

– А знаешь, почему все по-твоему получается? – задумчиво спросила Аська, когда сидели они рядом на крестинах.

– Ну, почему? – заинтересовалась Света.

– Все потому, что ты тогда первая на палантин наступила. После венчания, помнишь?

Вот как все, оказывается, просто! Ну, что тогда скажешь?

– Спасибо тебе, Аська, что напугала моего мужа, швыряя ему под ноги непонятно чего! Я-то знала, что от тебя ждать, не дрогнула!

– Всегда пожалуйста, – самодовольно отвечала Аська. – Цените, пока жива!

Первые дни дома очень помогала мама, но к приезду Марио Света уже прекрасно управлялась с младенцем сама. Быстро уладив все формальности, гордый отец увез семью в Милан, где их тоже радостно и с нетерпением ждали. Ждала и парочка нянь для Андреа (так по-итальянски называли ребенка здесь). Света решительно отказалась от того, чтобы чужие женщины ухаживали за ее малышом.

– Ты мне нужна отдохнувшая, в хорошей форме, – завел свою прежнюю шарманку Марио, не понимая, что Света теперь – другая и не собирается служить инструментом для удовольствия.

У нее появились задачи гораздо важнее и серьезнее. Она – мама. И в определенный отрезок времени главным для нее будет беспомощный и требующий ее внимания сын.

– Мы что же, даже в ресторане посидеть теперь не сможем? – удивлялся муж.

– Сможем. Втроем. Ты или я будем держать Андрейку в рюкзачке. И чудесно проведем время.

– А ночью? Почему ты не хочешь, чтобы ночью к нему вставала няня?

– Потому что мне самой хочется быть рядом с ним, когда он меня зовет. Он вырастет и не станет плакать ночами. Но именно для этого, чтоб он хорошо и спокойно рос, ему нужна я. И ты, между прочим. Если ты будешь чаще держать на руках, он станет чувствовать себя увереннее, защищеннее.

Марио почувствовал несгибаемую волю жены. Нянек отменили. Мужу приходилось привыкать к отцовству. Не всегда легко, но у него это получалось.

Родной язык,

ты здесь звучишь так сладко!

В тумане гор слова приобретают

законченность и емкость, существуя

вне текста,

сами по себе,

как птицы, если птицы

могут заблудиться,

от стаи оторвавшись…

…Они витают где-нибудь в пещерах,

и эхо их никак не умолкает.

Вот слово «ящерица»,

слово «глыба»,

слова «Красиво, Боже, как красиво!»

и: «Помнишь Макса, он недавно умер

в Москве,

от передоза героина»,

и: «Можно я когда-нибудь вернусь?»

и: «Посмотрите, мы над облаками,

и во€роны летают ниже нас!»

И если мы когда-нибудь исчезнем

из этих мест,

в уютных горных складках

останутся осколки наших слов,

как разновидность местных минералов.

– Андрейка, собирайся! Завтра летим к Инне! Я билеты только что взяла! – сообщает Света сыну, закрывая лэптоп.

Радость следует незамедлительно:

– Ура, мам! Мы едем к крестной! Ура!

Парню одиннадцать лет, а радуется, как детсадовец. Или мальчишки взрослеют позже? Или сейчас вообще все по-другому, не так, как было в их детстве?