Смит хотел было спросить, что она имела в виду, но только махнул рукой и сказал:

— Вас придется перевести отсюда. Капитан не хочет, чтобы вы оставались…

Но тут Джексон вступился за свою пациентку.

— Не стоит так спешить — она еще очень слаба. Не смотрите, что держится адмиралом, — это просто бравада. Утром, может быть, но не раньше.

— Куда меня собираются перевести? — спросила Алексис. — Он что, хочет запереть меня где-нибудь?

Она почти смеялась. Наверное, мысль о том, что ее надо посадить под замок, показалась Алексис на редкость забавной, так же как и воспоминание о растерянном, недоуменном и наконец обескураженном выражении, которое появилось на физиономии Траверса, когда она плюнула ему на сапоги. Алексис успела лишь мгновение полюбоваться этим зрелищем, наблюдая, как его лицо с носом наподобие орлиного клюва и маленькими черными глазками позеленело от злости, но и этих впечатлений ей хватило, чтобы насладиться вполне. Потом она потеряла сознание.

Смит покачал головой и засмеялся, обдумывая тот очевидный факт, что Траверс определенно испытывал страх перед этой стройной женщиной с глазами редкого янтарного цвета, казавшимися золотыми при перемене освещения. Странные это были глаза. Лейтенант старался более не думать о том, чем они его поразили, и, продолжая разговор с ней, смотрел на выбранную им самим точку за ее головой.

— Вам придется получить ответы на все ваши вопросы у капитана, — сказала Алексис скорее себе, чем собеседникам, — а я должна буду подготовиться к тому, чтобы поприветствовать его как полагается.

Она говорила так, как говорят люди, целиком ушедшие в собственные мысли и оттого проговаривающие некоторые из них вслух. Доктор встал и принес еще одеяло, чтобы укрыть ее. Только очнувшись от своих раздумий спустя некоторое время, Алексис заметила, что ее новые знакомые ушли.

— Что вы о ней думаете? — спросил доктор, когда они вышли из каюты. — Похоже, она хорошо знает, что за человек наш капитан.

— Даже слишком хорошо. Откуда ей известно, что фрегат называется «Шмель»? Вы ей сказали?

— Нет.

— Тогда кто?

Смит развел руками.

— Я ничего не понимаю, Хью, — заключил он. — Ничего.

Доктор смерил товарища взглядом:

— Вы думаете, я что-нибудь понимаю?

После этого он удалился в свою каюту и вооружился зеркалом, решив найти ответ на вопрос: действительно ли годы, проведенные с Траверсом, наложили на его лицо столь существенный отпечаток.

Смит едва мог думать о чем-либо, кроме молодой женщины, лежавшей на его постели. Вскоре после полуночи он вернулся к себе в каюту, сел на стул и задремал. Ему показалось, что он успел проспать всего несколько минут, когда почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. Протерев глаза, Ян удивленно уставился на стоящую рядом женщину.

Алексис, несколько смущенно улыбаясь, объяснила ему, что ей хочется попить еще немного бульона.

Лейтенант потянулся за кружкой и едва не опрокинул ее в темноте. Пробормотав извинения по поводу того, что бульон остыл, он тут же изъявил готовность сходить и подогреть его.

— Не стоит нарываться на неприятности, — усмехнулась Алексис, принимая кружку из его рук.

Сделав несколько глотков, она спросила:

— Который час, мистер…

— Смит. Лейтенант Ян Смит. Сейчас два часа ночи, и, надо сказать, я удивлен, что вы не знаете ни времени, ни моего имени. Я уже было подумал, что вам известно все.

— Вовсе нет, лейтенант.

— Верится с трудом.

— И все же я задам вам один вопрос. Куда направляется фрегат?

Ян засмеялся.

— Этого я не скажу вам…

Он сделал паузу, ожидая, впрочем, почти без всякой надежды, что она подскажет свое имя, и был очень удивлен, услышав его.

— Так вот, Алексис, вы должны меня понять: откуда мне знать, что вы не имеете привычки захватывать суда его величества короля Британии, проникая на них под видом несчастной утопающей?

— Вы действительно так думаете?

— А что мне еще остается? Версия не лучше и не хуже, чем все остальные.

— Да, пожалуй, она вовсе не плоха.

Ян закрыл глаза, а когда открыл их, в комнате было все так же темно, и неведение его оставалось все таким же полным.

— Я так ничего и не понял, Алексис, — сказал он наконец.

— А вам и ни к чему. Кстати, капитан Траверс тоже вовсе не жаждет вашего прозрения. Так что позвольте мне поблагодарить вас за мое спасение, и на этом поставим точку.

Алексис опустила кружку на стол.

— Утро вечера мудренее, — почему-то добавила она, и Яну показалось, что в ее голосе прозвучали угрожающие нотки.

Почувствовав, что уже достаточно времени провел в каюте, он пошел вновь бродить по палубе.

Алексис лежала с открытыми глазами и, хмурясь, смотрела в темноту. Отчего-то мысли ее были заняты сейчас не Траверсом, а Клодом. Прислушиваясь к своим ощущениям, проверяя, достаточно ли отдохнули мышцы, не подведут ли ее в решительный момент, она задавалась одним вопросом: стоит Траверс ее готовности к опасности, к близкой разлуке, всего того, что отравляло ее отношения с Клодом, или нет. Иногда ей приходило в голову, что для нее сейчас важнее знать, как Клод пережил шторм, чем видеть Траверса убитым ее собственной рукой.

Теперь, когда Алексис могла спокойно обдумать разговор, состоявшийся у них той последней ночью, она начала догадываться, о чем он пытался ее предупредить. Нет, он даже вполне ясно говорил ей, что именно так все и будет. Клод будто хотел запомнить ее навек, запечатлеть в памяти рук, тела, и она, не сознавая того, делала то же самое. В ту ночь наслаждение страстью было вторично, первичным было наслаждение от ощущения близости.

Алексис встала с постели и, наталкиваясь в темноте на различные предметы, начала искать одежду. Наконец, обнаружив под одним из стульев сапоги, она пошарила в них и нащупала кинжал. Никто не обыскивал ее вещи, считая, что это ни к чему. Алексис осторожно потрогала лезвие, и ей показалось, что холодная сталь обрела тепло под ее пальцами.

— Последний шанс, — прошептала она, поднося кинжал к губам. — Если я проиграю, но все же останусь жива, любовь моя, я не стану повторять это вновь. Но эту последнюю попытку я должна сделать. Ты понимаешь? Должна.

Алексис надела рубашку и брюки, натянула сапоги и опустила нож за голенище. Движения ее были неторопливыми, скупыми и четкими, словно она выполняла какой-то таинственный ритуал.

Одежда все еще была немного влажной. Алексис вернулась в постель и укрылась одеялом. Может, дело было не в одежде, а в ней самой? Может быть, сердце ее превратилось в лед и замораживало ее изнутри? Перед тем как уснуть, она еще раз произнесла про себя имена людей, во имя которых желала смерти Траверса, добавив к списку имена Джордана и Редлэнда.

Глава 18

Проснувшись утром, Клод обнаружил, что брюки его мистическим образом приведены в идеальный порядок, рубашка постирана, накрахмалена и выглажена, а сапоги начищены до блеска. На туалетном столике лежали черепаховый гребень и щетка. Причесавшись, Клод дотронулся до лица, покрытого неопрятной щетиной. Не мешало бы еще и побриться, подумал он, и в тот же момент, словно прочитав его мысли, на пороге комнаты возник Андре с горячим полотенцем, бритвой и помазком.

— Месье Лафитт приказал мне позаботиться о вас, — сообщил слуга, ответив на вопросительный взгляд Клода.

— В этом нет необходимости. Я сам могу о себе позаботиться.

— Я делаю это не для вас, — несколько высокомерно ответил француз.

Неужели эти американцы настолько неотесанны, что не понимают, как следует себя вести? Андре попытался представить, что Лафитт бреется сам, но не смог. Жестом он пригласил Клода сесть.

Едва только щек его коснулось горячее полотенце, у Таннера пропало желание протестовать. Он расслабился, отдавшись прежде неведомому удовольствию. Руки Андре порхали над его лицом, и вскоре от щетины не осталось и следа. Посмотрев в зеркало, услужливо протянутое ему, Клод с удовлетворением отметил, что вновь стал похож на человека, и улыбнулся.

Более не споря с Андре, он безропотно проследовал за ним в столовую, где уже завтракали братья Лафитт. Разговор шел о предстоящем визите и о парламентере.

— Есть ли опасность, что вас узнают? — спросил у гостя Лафитт.

— Не думаю, — ответил Клод. — Траверс видел меня больше двух лет назад, если это вообще можно принимать в расчет: я был без сознания и лежал лицом вниз.

Он замолчал, решительным движением разделяя вилкой лежащее на тарелке яйцо.

— Я дал вам слово, Жан, и помню это, но мне все же не хотелось бы находиться здесь одновременно с Траверсом. Искушение может стать сильнее меня. Лучше я побуду на корабле, помогу команде быстрее управиться с ремонтом.

— Как желаете. Возможно, так будет даже лучше. Вы справедливо заметили: не стоит искушать судьбу. К тому же, — добавил Лафитт, — кто может вас за это винить? С моей стороны было достаточно бестактно просить у вас не убивать его здесь.

— Забудем об этом. Я все понимаю. «Принцесса ночи» будет готова к отплытию через три дня. Сможете вы задержать его здесь на это время?

— Безусловно.

— Где я могу встать на якорь? Траверс не должен видеть мой корабль — он может его узнать.

— Я собираюсь встретить его у входа в Баратарскую бухту на собственном корабле, — ответил Пьер. — Затем по одному из обводных каналов, которым мы редко пользуемся, я проведу его к пристани. Наши корабли швартуются с противоположной стороны Баратарского мыса, так что он ничего не увидит.

— Вот и отлично.

Пьер в ответ только пожал плечами.

— Я всего лишь выполняю его приказы, — сказал он, поглядывая на брата. — Пусть приятные, но все же приказы.

Лафитт похлопал брата по плечу.

— Ах, как некоторые любят притворяться бессловесными исполнителями… Зато когда мы остаемся один на один, тон всегда задает мой скромница старший брат. Мне остается только подчиняться его желаниям.