— Я понимаю, капитан. У вас есть план?

— Так, кое-что. Мне надо собраться с мыслями. Алексис остановилась и, улыбнувшись, посмотрела Джордану в глаза.

— Мне неловко об этом говорить, Джордан, но я больше привыкла строить планы своего спасения.

Джордан усмехнулся.

— Вы хотите, чтобы я поговорил с людьми?

— Да. Те, кто не захочет помочь, пусть остаются в Вашингтоне — в противном случае им придется нелегко, как и нам. За нами наверняка будет погоня.

— Пойдут все, — решительно заверил ее Джордан.

Алексис улыбнулась.

— Я тоже так считаю. Теперь идите. Часок-другой я должна подумать, а потом возвращайтесь, обсудим план. Я хочу поговорить начистоту обо всем, что может оказаться невыполнимым или ненужным. Мы должны избежать ошибок.

Джордан повернулся, намереваясь уйти. Ему не терпелось сообщить товарищам о принятых решениях, но Алексис окликнула его. Она здорово нервничала. Такой ему редко доводилось видеть своего капитана. Джордан был польщен ее доверием — далеко не перед всеми Алексис могла позволить себе проявить свои истинные чувства, слабость и сомнения.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — тихо сказала она. — Вы понимаете, почему я должна вернуться?

Джордан улыбнулся и со свойственной ему мудростью ответил:

— Наверное, я понимаю это даже лучше, чем вы сами.

Алексис натянулась, как струна.

— Что это значит?

— Вы собираетесь вернуться к капитану, потому что хотите положить конец затянувшемуся фарсу раз и навсегда. Обвинение в предательстве, его возможная смерть — все это необходимо остановить. Но есть и другая причина, по которой вы возвращаетесь, — та, которую вы не хотите называть.

Впервые за все годы знакомства Джордану показалось, что он заметил, как Алексис покраснела.

— Вы всегда читаете в моей душе как в открытой книге? — спросила Алексис, не отводя глаз.

— Сейчас — да.

Джордан прислонился к двери.

— Вы что, боитесь, что мы не захотим последовать за вами, раз вы делаете это из-за любви к капитану?

— Я не знала, поймете ли вы.

Джордан сдвинул выбеленные солнцем брови. Голос его звучал резко, будто ножом разрезая воздух:

— Капитан Денти, мы вместе с вами вдоль и поперек пересекли Атлантику, потому что вы ненавидели одного человека. У вас были причины для ненависти. Теперь мы последуем за вами в Вашингтон, потому что вы любите другого человека. Для любви к нему у вас тоже есть причины, и мы вместе с вами хотим видеть его свободным.

— Я должна была догадаться и рассказать вам обо всем сама, — с сожалением сказала Алексис.

— Да, не мешало бы, — спокойно согласился Джордан. — Все то время, пока мы были вместе на этом корабле, вы не считали нужным касаться этой темы.

Алексис глянула на Джордана исподлобья и вдруг неожиданно светло, от души рассмеялась.

— Я получила по заслугам. А теперь, мистер Джордан, — сказала она, садясь за стол, — поговорим непосредственно о корабле. Как мы сегодня зовемся?

Перед ней был прежний первый помощник — прекрасно знакомый с делом, дисциплинированный и выдержанный.

— «Принцесса ночи», мы успели сделать полный круг.

— Полагаю, вам пори подняться на палубу и проследить за тем, чтобы команда «Принцессы» узнала о том, что предстоит сделать вечером. А после этого приходите, и мы обсудим, как все будет происходить, в мельчайших деталях.

Джордан уловил нотки радостного возбуждения в ее голосе.

— Есть, капитан, — чеканно ответил он и вышел легкой, пружинящей походкой.


Пока Алексис и Джордан обсуждали план освобождения Клода, сам он терпеливо считал каменные блоки в стенах тюремной камеры. Так было легче отвлечься от терзавших его сомнений и вопросов, не получавших ответа.

Двадцать пять. Но почему за ним явился Хоув? Клод ожидал увидеть офицера флота. По уставу именно он должен был его арестовывать. При чем здесь сенатор? Двадцать шесть. И конвойные, пришедшие вместе с Хоувом, кажется, получили приказ о взятии под стражу от самого сенатора. Но Хоув не имеет таких полномочий. Должно быть, Медисон наделил его правом осуществить арест. Двадцать семь. Если бы на том собрании присутствовал Президент, возможно, он бы понял, что освободить Алексис было просто необходимо. Двадцать восемь.

И почему ему не позволили встретиться с начальством? Почему конвойный сказал, что к нему в камеру имеют допуск только Хоув и Фартингтон? Какое-то время все это казалось малозначительным. Все можно объяснить в суде. Двадцать восемь. Нет. Двадцать девять. Черт. Один. Можно убедить чиновников, что освобождение Алексис не было актом измены. Он заставит их увидеть, что, освободив ее для поимки Траверса, дал им возможность заручиться ее помощью в дальнейшем. Два. Три. Что-то есть такое в Хоуве и прочей компании, отчего им не хочется верить. Что именно? Ведь они, казалось бы, хотят того же, что и он сам. Или делают вид, что хотят. Два. Нет, черт возьми! Один.

В замочной скважине заскрежетал ключ. Клод поднял глаза и увидел, как конвойный пропускает в камеру сенатора Хоува.

Хоув быстро огляделся и только потом посмотрел в лицо пленнику. Во взгляде его читалось торжество. Толстые губы сенатора сложились в брезгливую усмешку.

— Не слишком приятное местечко, верно?

— Не слишком. Присядете?

Клод подвинулся, освобождая место на койке.

— Я постою. Насколько мне известно, вы хотели бы переговорить с вашим начальством.

— Верно. Мне надо объясниться перед Советом.

— Совета не будет.

Сенатор перехватил вопросительный взгляд капитана.

— И суда тоже не будет, — добавил Хоув.

— Не будет суда? — Клод был озадачен. Дело начинало принимать довольно странный оборот. — Не хотите ли вы сказать, что поняли, почему я должен был отпустить капитана Денти?

— Суда не будет, потому что вы уже признаны виновным, капитан.

— Что?

— Почему вы так удивлены? Вы уже признались в том, что освободили капитана Денти, а она — преступница.

Клод заставил себе говорить спокойно.

— Вы знаете, что это неправда, сенатор. Она не преступница. По крайней мере, она ни в чем не преступила законы нашей страны. Именно в этом я и собирался убедить суд.

Хоув рассмеялся.

— Неужели вы полагаете, что я об этом не знаю? Неужели вы не поняли, что именно поэтому не будет суда?

— О чем вы говорите? Что, черт побери, происходит?

— Вы в самом деле ни о чем не догадываетесь?

— У меня нет привычки спрашивать о том, что я уже знаю.

Хоув нахмурился.

— У вас поубавится спеси после того, как я кое-что разъясню вам, Клод. Во-первых, суда не может быть уже потому, что все обвинения против Алексис, как вы знали с самого начала, не более чем оговор. На самом деле у нас против нее ничего нет. Вы были правы, полагая, что сможете это доказать. Следовательно, обвинять вас в измене столь же абсурдно. Хотя помощь Денти нам бы не помешала, если бы мы смогли ее уговорить.

— Но тогда почему…

— Не перебивайте. Я мог бы вам ничего не рассказывать. Так бы и отправились на виселицу, не узнав правды.

Удовлетворенно отметив, что слова его возымели действие, Хоув почувствовал прилив гордости. Приятно было сознавать, что этот надменный капитан находится в полной его власти.

— Как я сказал, никто не может инкриминировать вам измену, поскольку таковой не было. Я знаю, о чем вы думаете, — кто отдал приказ об аресте. Я угадал? Ну что же, приказ Малютки Джемми вышел из-под пера Беннета.

— Фальшивка!

— Вы совершенно правы, капитан, — язвительно заметил Хоув. — Но не такая безупречная, чтобы пройти в суде. Вы знаете, почему для поимки капитана Денти были выбраны именно вы?

Клод покачал головой. Услышанное от сенатора никак не укладывалось в его мозгу.

— Ну конечно, вы не знаете. Выбор пал на вас, потому что вы оказались единственным из ваших собратьев офицеров, кто искренне верил в то, что мы сможем выиграть войну. Вы были единственным, кто искренне считал, что претензии Штатов к Британии обоснованны. Мы знали о том, что вы были силой завербованы, в британский флот, но мы знали и то, что вы не будете воспринимать данное вам поручение как повод для личной мести. Вы действительно полагали, что из вашего задания может получиться что-то путное.

Вы была выбраны именно потому, что искренне считали, будто привлечение капитана Денти ускорит победное завершение войны. И вы не ошибаетесь — помощь капитана Денти могла бы способствовать победе Штатов, если бы мы действительно этого хотели. Но поверьте, я ничего не знал о вашем личном знакомстве с капитаном Денти. Мы были крайне удивлены, узнав о том, что она женщина.

Мы уже готовы были передумать, но поняли, что ее необходимо остановить. И здесь уже не важно, ни какого она пола, ни каковы мотивы ее поступков. Кроме того, оставался открытым вопрос о Лафитте, который являлся нашей второй мишенью. Ваши откровения лишь укрепили нас в мысли, что нам надо заполучить обоих сразу.

Понимаете ли, капитан, победа в войне не отвечает нашим интересам. Я вообще был против войны с самого начала, и я не одинок в своем мнении. Нас с Робертом больше всего беспокоило — вдруг вы каким-то образом выясните, что мы оба голосовали против объявления войны. Вообще говоря, едва ли кто-то из депутатов Новой Англии поддержал Президента в его желании потягаться с Британией. Но поскольку ни Роберт, ни Беннет, ни Ричард, ни я ничего не могли изменить в результатах голосования, мы решили действовать окольным путем.

В противоположность тому, что считаете вы, мы никогда не надеялись на победу. Проблема состоит лишь в том, как побыстрее закончить это бессмысленное кровопролитие. Чем меньше потерь будет у англичан, тем раньше все окажется позади и тем успешнее пройдут переговоры по заключению мира. Выдача капитана Денти британцам могла бы быть расценена как жест дружелюбия с нашей стороны.