Вторая ночь была самой тяжелой. Алексис вся горела, словно в огне. Лендис счел нужным предупредить Клода, что девушка может не пережить ночи. Таннер чувствовал, что команда тоже нервничает. Если бы Алексис умерла, ему пришлось бы приложить немало усилий для того, чтобы не дать своим людям наделать глупостей.

Алексис постоянно разговаривала во сне, звала Джорджа и Франсин. Клоду показалось странным, что она зовет родителей по именам. Лендис тоже не мог ничего сказать по этому поводу. Кажется, больше всего девушка убивалась по Паулю. Пытаясь сесть, она тянула к нему руки, а когда не могла его найти, начинала безутешно рыдать.

Только к вечеру четвертого дня, как раз в тот момент, когда Лендис вышел из каюты капитана, а Клод после всех бессонных ночей наконец крепко уснул, Алексис пришла в себя.

Приподнявшись на кровати, она вглядывалась в темноту, постепенно начиная различать контуры спящего на стуле человека. Алексис не сразу узнала его. А когда узнала, то тут же вспомнила все. События страшного дня с поразительной четкостью встали у нее перед глазами. Но что было потом, она не могла вспомнить. Девушка презирала себя за слабость, за то, что позволила себе упасть в обморок, но неожиданно резкая боль в спине напомнила ей, что дело не в ее нервах или слабоволии. Алексис едва сдержала стон, прикусив губу. Непрошеные слезы потекли у нее по щекам.

Алексис спрашивала себя, как долго она пробыла без сознания. Скорее всего не больше нескольких часов. Сейчас уже темно, поздний вечер. Не может быть, чтобы была уже ночь. Алексис пыталась понять, где находится. Это не похоже на ее спальню. И… О Боже! Кровать под ней закачалась… Значит, она на корабле! К тому же, судя по шуму волн, бьющих в корму, они вышли за акваторию порта. Что наделали эти люди? Как посмели они забрать ее с острова!

Мужчина в каюте по-прежнему крепко спал. Алексис попыталась рассуждать логически. Кажется, другой человек называл его капитаном… Тогда это его корабль, и решение о том, чтобы увезти ее с Тортолы тоже, вероятнее всего, принял он. Алексис попробовала встать, движимая лишь одним желанием — выбраться наружу. Услышав, что мужчина зашевелился, она замерла и оставалась неподвижной до тех пор, пока он снова не уснул; затем поднялась с постели. Ей стало холодно. Только тут девушка осознала, что она стоит совершенно нагая. Куда подевалась ее одежда? Шепотом выбранив капитана, Алексис почти пожалела, что объект ее недовольства не мог услышать ее.

Обернувшись простыней, она на цыпочках подошла к сундуку, чтобы найти хоть что-нибудь. Надо сказать, Алексис здорово удивилась, обнаружив собственную одежду, аккуратно сложенную в стороне от вещей, которые могли принадлежать капитану. Сбросив простыню, она надела нижнюю рубашку и болезненно поморщилась, когда случайно задела бинты. Кажется, она сорвала струп, и рана начала кровоточить.

Алексис как раз вынимала платье, когда дверь в каюту распахнулась. Вошел тот самый человек, что вместе с капитаном присутствовал при расправе Траверса над ее семьей. Прежде чем он ее заметил, Алексис успела нырнуть в тень.

Лендис подошел к Клоду и безжалостно растолкал его.

— Твоя очередь прогуляться. Я посмотрю за… Господи, Таннер! Куда она пропала?

Клод чуть не подпрыгнул на стуле. Быть такого не могло! Он и заснул-то всего на пару минут. Конечно, она никуда не могла деться. Услышав шорох в углу, Клод обернулся. Алексис стояла, прижавшись спиной к стене и держа в руках платье. Глаза ее сверкали, словно у кошки, и Клод вдруг подумал, что она, наверное, видит в темноте гораздо лучше обычных людей. Он зажег лампу и направился к девушке.

Алексис еще теснее прижалась к стене: казалось, она хотела врасти в нее. И дело было не только в том, что она опасалась приближавшегося к ней человека; Алексис с трудом преодолевала боль и боялась снова упасть в обморок, если лишится поддержки. Она не могла позволить себе потерять сознание до того, как велит им вернуть ее на Тортолу.

Клод остановился в нескольких футах от нее и поставил лампу на комод.

— Вы еще недостаточно выздоровели, чтобы совершать прогулки. Позвольте мне помочь. Еще немного, и вы лишитесь чувств.

Какой у него приятный голос, подумала Алексис. Тембр голоса был глубокий и чистый, чуть хрипловатый от волнения. Судя по всему, он не хотел ее обидеть. Его широко распахнутые зеленые глаза говорили о том, что он хочет ей только добра. В жесте моряка, как и в его голосе, не было никакой угрозы, только готовность принять на себя ее боль, ее беду. Тело его было стройным и крепким, к Алексис вдруг вспомнила, как он нес ее и как приятно было чувствовать его так близко. Должно быть, это он успел подхватить ее, когда она потеряла сознание. Сейчас боль казалась почти невыносимой, и ей захотелось снова оказаться в этих руках, снова провалиться в бархатную мглу, но она, с трудом преодолевая головокружение, заставляла себя держаться. У нее есть цель, и она не должна сдаваться. Алексис напомнила себе, что перед ней тот самый человек, который увез ее из Род-Тауна. Она должна сказать ему, чтобы он вернул ее в город. Она должна сделать так, чтобы он ее понял.

Алексис взглянула в лицо незнакомца и снова подумала о том, что он по-настоящему красив. Даже сейчас, когда под глазами его легли темные круги и на лбу обозначились морщинки от усталости, он казался ей самым мужественным и самым интересным мужчиной из всех, с кем она была знакома прежде.

Моряк не отводил от нее больших, опушенных густыми черными ресницами глаз. Они были такими же зелеными, как мох, налипающий на волноломы. Нос его был прямым и довольно длинным. Такой нос обычно называют аристократическим. Он делает лицо слегка надменным. Губы, полные и чувственные, имели четкую, красивую форму. Кожа моряка была такой же, как и у нее, — бронзовой от загара. Борода его цветом была темнее волос, темно-рыжих, отливавших в медь, длинных и вьющихся, достающих до воротника рубашки.

И вдруг Алексис стало страшно. Борода! Откуда она? Раньше он был без бороды. Борода не может отрасти за такой короткий срок! Так не бывает. Алексис вскрикнула, настолько она была поражена тем, что только сейчас дошло до ее сознания. Она находилась в открытом море! Несколько дней! Какой ужас!

Алексис уронила платье. Боль наконец победила, и она сползла на пол.

Клод быстро подхватил девушку и осторожно отнес на свою койку. Уложив Алексис, он бережно укрыл ее одеялом и только затем обернулся к Лендису.

— Как ты думаешь, что ей было нужно? Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но как только взглянула на меня, тут же упала в обморок.

— Ты, очевидно, давно не видел себя в зеркале! — рассмеялся первый помощник. — Ну и физиономия у тебя, Таннер! Ты перепугал ее своим видом до полусмерти. Ей-богу, ты и меня пугаешь, когда смотришь вот так, как сейчас.

У Клода желваки заходили под, скулами.

— Убирайся отсюда, Джон! Скажи команде, что девушка идет на поправку, потом вели принести сюда воды, чтобы я мог помыться и избавиться от этой проклятой щетины.

Лендис, хихикая в собственную бороду, вышел из каюты. Сообщив матросам приятную новость, он, не мешкая, принес капитану воды. При этом Джон старательно делал вид, что поведение капитана, роющегося в вещах в поисках рубашки и брюк поновее, его не удивляет.

Приняв ванну и побрившись, Клод оделся во все чистое, чтобы больше не смущать гостью своей неопрятностью. Затем он решил пойти подышать свежим воздухом. Проведя долгое время без сна Таннер чувствовал себя не очень хорошо, в таком состоянии он не имел права управлять кораблем и принимать решения. Пройдя в рулевую, он подошел к борту и встал около него, крепко держась за перила. На небе светила полная луна, и корабль отбрасывал на воду колеблющуюся тень. Клод смотрел на эту тень, не замечая долетавших до его лица соленых брызг, и думал о девушке.

Правильно ли он сделал, решив взять ее с собой на корабль? В сотый раз Клод задавал себе этот вопрос. Каковы были его настоящие мотивы? Ведь он мог оставить девушку в городе; очевидно, там у нее есть друзья, которые могли бы о ней позаботиться. Может быть, так было бы лучше для нее. Девушка была бесспорно красива, но не только внешность привлекала в ней. Одно ее присутствие заставляло подтягиваться, побуждало окружающих вести себя и мыслить в том же ключе, что и она, в соответствии с ее высочайшими мерками.

Самое главное — ее глаза. Эти кошачьи янтарные глаза. Тогда в каюте Клоду показалось, что они прожгут его насквозь. Он еще ни разу в жизни не встречал столь выразительных глаз. Клод знал, что она смотрит на него, как смотрит на охотника загнанное животное, осознавая опасность и рискованность своего положения. Но он знал и другое: она поняла, что опасности нет. Он увидел эту счастливую перемену в ее взгляде, заметил, как исчезла сковывающая ее напряженность. Затем вдруг снова наступила перемена. Таннер пока не догадался, в чем тут причина. Она готова была что-то ему сказать, он в этом уверен. Затем она вся внутренне сжалась, и взгляд ее снова стал похож на взгляд пойманного зверька… В глазах девушки стоял ужас, за которым скрывались гнев, растерянность, крушение надежд. Клод понимал, что каким-то образом виноват в этом был он сам. Но что он сделал, чем так разочаровал ее?

Капитан обернулся, услышав за спиной шаги.

— Что там, Лендис?

— Пойду-ка я позабочусь о нашей гостье. Повязки пора поменять. Надо бы ей проветрить раны на свежем воздухе, но я не думаю, что она сможет гулять по палубе без платья.

Клод улыбнулся:

— Да уж, скорее всего она не согласится. Ладно, иди и будь там. Мне кажется, ей не захочется видеть меня какое-то время.

— Девушка очнется не раньше утра. Она слишком рано попыталась встать и добавила себе неприятностей.

— Я знаю, — кивнул Клод. — Как ты считаешь, почему она решила подняться с постели?

— Думаю, ей хочется поскорее покинуть корабль, капитан.