Кэтрин Коултер - Невеста-сорванец

– Правда, милорд? Неужели? О, подумать только, Холлис узнает, что и я, возможно, сумел сделать что-то достойное! Но может, пока еще рано, милорд? Подождем и увидим.

– Коричный хлеб, Бакстед. Немедленно.

Бакстед почтительно поставил тарелку на стол рядом с локтем Саймона, окинул последним тоскующим взглядом красиво разложенные ломтики, вздохнул, промокнул лысину платочком и удалился.

Едва за ним закрылась дверь, как Саймон схватил кусочек хлеба.

– Я уже думал, он никогда не уберется. Нужно поскорее все съесть, до того как явится Мейбелла. Не разговаривайте, Дуглас, просто ешьте. Иначе Мейбелла прикончит остальное. У нее превосходное чутье, а уж запах коричного хлеба она унюхает за много миль.

Дуглас улыбнулся, взял ломтик, откусил…, и понял, что это не просто коричный хлеб, а хлеб, испеченный прямо в царстве небесном. Он потянулся за вторым ломтиком, но его рука наткнулась на жадные пальцы Саймона.

– Существует некая проблема, - заметил Саймон, ловко вытягивая ломтик из-под ладони Дугласа. Тому все же удалось удержать добычу и съесть, прежде чем вопросительно вскинуть брови.

Саймон вздохнул так глубоко, что едва не поперхнулся.

– Деньги.

– Деньги? Разве у Корри нет приданого?

Саймон, казалось, вот-вот разразится слезами. Дуглас встревожился. О Господи, что случилось? Неужели она бесприданница? Не может быть!

– Все еще хуже, чем вы предполагаете, Дуглас. Ее богатства огромны.

Дуглас едва сдержал смех.

– И, по-вашему, это ужасно?

– А знаете, что случится, когда все обнаружат, что денег у нее больше, чем можно вообразить? За ней будут охотиться, как за бешеной собакой.

– Я не совсем согласен с вами, Саймон, но думаю, она действительно станет мишенью всех лондонских охотников за приданым.

– О, Дуглас, если у кого-то из молодых джентльменов и не хватит ума додуматься до этого, их родители начнут интриговать и делать все, чтобы потащить ее к алтарю, не говоря уже о бесчисленных алчных старикашках, которые постараются наложить лапы на ее деньги. Вы знаете этих негодяев: развратники, повесы, игроки, которые запретят ей носить мужской костюм и год за годом будут брюхатить ее, пока ей не исполнится тридцать и она не превратится в старуху или умрет. Я не позволю, чтобы это случилось, Дуглас.

– Она действительно богатая невеста или унаследовала, скажем, около пяти тысяч фунтов?

– Она может, глазом не моргнув, швырнуть пять тысяч фунтов в канаву.

– Понятно. Я подумаю над этим. Может, мы сумеем держать это в тайне.

– Ха! Когда речь идет о деньгах, тайну хранить невозможно.

Дуглас нахмурился.

– До сих пор удавалось, но вы правы, Саймон. Едва она окажется в Лондоне и в обществе станет известно, что ей нужен муж, даже попытка зарыть деньги в огороде ни к чему не приведет, - с тяжелым вздохом признал он.

С порога донесся низкий мелодичный голос:

– Доброе утро, милорд. Так вы и есть важная персона?

- Мейбелла! - воскликнул Дуглас, поднимаясь. - Вы прекрасно выглядите.

Она была, как всегда, в очередном из бесчисленных светло-голубых платьев, закрывавших ее от подбородка до кончиков ног. Кивнув, она направилась прямо к тарелке. Тарелка оказалась пустой. Мейбелла молча протянула руку. Саймон с очевидной неохотой, что-то бормоча, выбросил вперед свою. На ладони лежали два ломтика. Мейбелла без лишних слов взяла оба, уселась на маленький диван лицом к Дугласу и безмятежно улыбнулась.

– Корри сейчас будет, - сообщила она, принимаясь за еду. - По-моему, она искала чулок.

– Как я уже сказал Саймону, вам придется этой осенью отвезти Корри в Лондон.

– Я еще не говорила с ним об этом, Дуглас, - деловито заметила она, - потому что он непременно придумает способ вывернуться.

– Осенняя погода переменчива, Мейбелла, - вмешался Саймон. - Может, Корри лучше представить его величеству летом, годика этак через два-три?

– Я только что вспомнил: вторая неделя октября всегда бывает солнечной и безветренной, - объявил Дуглас, - так что мы сможем увидеть все полеты воздушных шаров. Возможно, их будет несколько. Доверьтесь мне.

Бакстед, снова появившийся в дверях, смущенно откашлялся.

– Мисс Корри здесь, милорд, и сегодня на ней нет штанов. Я не спрашивал о чулках - подобные расспросы могут быть сочтены бестактными.

Поскольку рот Мейбеллы был полон, она только кивнула. В гостиной возникла Корри в очень старом светло-голубом платье такого же оттенка, как у тетки К платью явно требовалось несколько нижних юбок Не помешало бы также убрать лишние оборки и сделать вырез чуть пониже. Но по крайней мере она оказалась высокой и стройной, а талия была так тонка, что угодила бы даже матери Дугласа. Впрочем, кто знает…

– Доброе утро, милорд, - приветствовала его Корри с изящным реверансом.

– Я сама ее учила, - просияла Мейбелла, дожевывая коричный хлеб. - И заметьте, как идет ей этот оттенок голубого!

– Тебе он идет больше, любимая, - заверил Саймон, упорно глядя на последний ломтик хлеба, покоившийся в правой руке Мейбеллы.

– Доброе утро, Корри, - ответил Дуглас. - Прекрасный реверанс. Ты высока ростом, и это совсем неплохо. Нет, распрями плечи. Вот так. И никогда не сутулься. Маленькие, жеманные девицы не по вкусу ни одному джентльмену, если только последний сам не уродился коротышкой. Хмм, да, вот так хорошо. И плечи у тебя красивые.

Дуглас поднялся и обошел вокруг девушки, отметив толстую, змеившуюся по спине косу.

– Думаю, с таким ростом ты украсишь любое платье, сшитое мадам Журден специально для тебя.

– Не понимаю, почему вы так пристально изучаете меня, милорд.

– Дуглас собирается советовать тебе, как лучше одеваться, - пояснил Саймон. - Очевидно, он разбирается в этом лучше жены, и тебе стоит его послушать.

– Светло-голубой - такой прелестный цвет, как по-вашему, Дуглас?

– Да, у нее будет одно светло-голубое платье, Мейбелла. Не больше. И учтите, у вас совершенно разный цвет волос и кожи. Так что можете полностью мне довериться.

Прежде чем ответить, Мейбелла откусила кусочек коричного хлеба.

– Может, вы правы. Корри никогда не обладала моим блеском.

– Действительно, - согласился муж, снова поднимая очки на лоб.

Мейбелла прикончила второй ломтик хлеба и откашлялась.

– Хотела бы я знать, Дуглас, почему Джеймс скучает на подъездной аллее, вон у той липы? Или это наш дорогой Джейсон? Все равно не различить. Как два профиля на одной греческой монете.

Корри немедленно повернулась и подскочила к окну.

– Это Джеймс, тетя Мейбелла. И вправду, прислонился клипе и смотрит по сторонам!

– Почему он не вошел в дом, Дуглас?

Дуглас страдальчески поморщился.

– Какой-то идиот вчера ранил меня в руку, и сыновья поклялись день и ночь не спускать с меня глаз.

– Такие хорошие мальчики! - восхитилась Мейбелла. - Клянусь, Корри сделает то же самое для Саймона, если кто-нибудь вздумает в него стрелять. Пригласите его, Дуглас, тем более что коричного хлеба не осталось. Однако кухарка всегда прячет еду на случай землетрясения или наводнения, так что Бакстед обязательно найдет что-нибудь для Джеймса.

– Я заметила, что молодые люди обожают есть всякую всячину, - сказала Корри и постучала в стекло.

Джеймс поднял глаза, и она знаком велела ему войти.

Джеймс кивнул. Минуту спустя он уже раскланивался с лордом и леди Монтегю.

– Значит, вы защищаете отца, - улыбнулась Мейбелла стоявшему перед ней молодому Адонису, с волосами, взъерошенными ветром, белоснежными зубами и мускулистой грудью, видневшейся в открытом вороте батистовой сорочки. - Прелестно, восхитительно. Сегодня утром ваш отец выглядит на редкость хорошо, не находите, Джеймс?

Джеймс, знавший лорда и леди Монтегю почти всю жизнь, кивнул и улыбнулся. Но неприкрытое восхищение во взгляде леди Монтегю мгновенно стерло улыбку с лица молодого человека. По его мнению, отец выглядел неплохо. Просто отец есть отец. И вид, как полагается отцу: настоящий аристократ, высокий и стройный, с серебряными нитями в черных волосах.

– Принесите ему немного еды, Бакстед, - велела Корри.

Джеймс обернулся, оглядел ее с головы до ног и спросил:

– А где же Корри? Я мог бы поклясться, что слышал ее голос. Но не вижу никого, кроме какой-то девчонки в слишком коротком и узком платье, ворот которого доходит почти до подбородка. Кроме того, этот цвет ее бледнит.

– Сегодня утром я посмотрела на свои ресницы и заметила, что они довольно длинные. Пожалуй, длиннее твоих.

Дуглас осторожно кашлянул.

– Садись, Джеймс. Я как раз собирался сказать Корри, что ты согласен научить ее вальсировать.

Лорд Монтегю выпрямился.

– Знаешь, Корри, - сухо объявил он, - Джеймс, лорд Хаммерсмит, - прекрасный человек. И такой способный! Будущий великий ученый. В Оксфорде он быстро стал специалистом по небесным телам и их движению.

Кроме того, он досконально знаком со всеми тремя законами Кеплера, в особенности с третьим, довольно просто сформулированным…, правда, точно не помню, но Галилей считал, что поверхность Луны вовсе не гладкая и блестящая, как утверждал Аристотель.

– Должно быть, у него на редкость зоркий глаз, - заметила леди Мейбелла.

– Нет, дорогая, - поправил Саймон. - Галилей воспользовался телескопом, только что изобретенным голландским шлифовщиком линз. В каком это было году, мальчик мой?

Джеймс уже хотел сказать, что понятия не имеет, но вовремя заметил издевательскую ухмылку Корри.

– В начале семнадцатого века - буркнул он.

– Смелая попытка, - съязвила Корри. - Хотя скорее всего ты и не слышал о голландских шлифовщиках линз. Поэтому ляпнул наобум, только чтобы тебя не сочли за невежду.

– Джеймсу вовсе не обязательно знать о звездах и телескопах, Корри, - наставительно заявила Мейбелла. - Ему достаточно стоять на месте и позволять любоваться собой.