Кэтрин Коултер - Невеста-соперница

– Йо-хо, Джейсон! В доме ужасно холодно, не находишь? Может, подогреть бренди?

Он обернулся. Его жена – сплошные улыбки – шла по коридору.

– Дом кажется пустым без Анджелы, – пожаловалась она, беря его за руку. – Что, по-твоему, происходит во вдовьем доме?

– От души надеюсь, что они спят, – сухо обронил он.

– О Господи, это я во всем виновата. Если бы я не задавала тебе все эти душераздирающие вопросы, из-за которых ты ушел от меня, сейчас лежала бы в постели с глупой улыбкой на лице, а ты бы потел рядом, а может, мы даже пели бы дуэтом.

– Помолчи, Холли.

Она принялась насвистывать. Втайне Джейсон ей позавидовал: он свистел куда хуже.

– Насвисти песенку о пьяных матросах.

Она послушалась и стала раскачивать его руку в ритме марша. Закончив песенку, она сказала:

– Полагаю, ты не захочешь любить меня на кухонном столе? Я могла бы лечь поудобнее и даже поднять подол халата, чтобы взгляд твоих прекрасных глаз…

– Закрой рот. В тебе чувств не больше, чем в проклятом моските.

Увесистое оскорбление, ничего не скажешь!

Она приподнялась на носочки и поцеловала его в щеку. Ее рука легла на низ его живота, чуть нажимая, касаясь, находя уже возбужденную плоть. Он задохнулся от внезапного удара похоти.

– Правда? Проклятый москит?

– Убери руку, Холли. Я не в настроении.

Пальцы замерли, но руки она не убрала.

– Во время нашего столь приятного пребывания на острове Уайт кто-то внушал мне, что мужчины всегда в подходящем настроении. Джейсон, объясни, почему ты так сердит на меня?

Он вдруг осознал, что они вот уже три минуты стоят на верхней площадке лестницы. Было темно, но сквозь окна пробивался лунный свет. Джейсон открыл рот, закрыл, подумал немного и сказал:

– Ты отказываешься признать, что именно я натворил весь этот ужас. Отказываешься понять, что именно я бросил смертельную тень на столько жизней.

– Уж очень долго эта тень остается на одном месте.

– Черт побери, Холли, из-за меня едва не погибли родные. Перестань издеваться надо мной, ты не относишься к случившемуся с той серьезностью, которой оно заслуживает!

– Наверное. Будь я в то время твоей женой, вполне возможно, утешала бы тебя, лелеяла и ободряла целых полгода. Ну а потом просто устала бы от постоянных и абсурдных угрызений совести. Странно, почему ты не видишь, что зло наказано, злодеи мертвы, а все вы живы! Да, мне надоела твоя идиотская привязанность к прошлому, которое было бы давно забыто, если бы не твое дурацкое решение страдать до конца жизни! Я, конечно, слышала о покаянии, власяницах, пепле, которым посыпали голову грешники. Об этом говорится в Библии. Интересно, можно в наше время достать власяницу? Пепел, разумеется, я раздобуду тебе без труда. Представляешь, как будешь выглядеть во власянице и с грязной физиономией?

И тут Джейсон, не выдержав, зарычал на нее. По-настоящему зарычал, и, оставив ее, устремился вниз. И едва не упал, пораженный шоком, когда из густых теней, окружавших гостиную, донесся мрачный голос:

– Мастер Джейсон, это вы, сэр? О Господи, что случилось? Я слышал голоса, спорящие голоса, в основном голос вашей жены. Ах, так я и знал! Какая горькая ошибка! Она использовала в своих интересах такого чудесного человека! Вам пришлось жениться на ней, а теперь она втягивает вас в споры.

Другой голос, куда выше и громче, перебил Петри:

– Ты жалкий неповоротливый слизняке куриными мозгами! Не смей говорить о моей дорогой хозяйке таким тоном! Моя хозяйка – лучшее, что случилось с мастером Джейсоном. Она смешит его, заставляет улыбаться, и разве не мы все слышали, как он стонет?!

Петри в халате, черном, как поповская ряса, гордо выпрямился и выпятил грудь.

– А как насчет нее, Марта? Собственными ушами слышал, как она стонала так громко, что я боялся за только что повешенную люстру. Какой позор, что леди способна так…

Марта молниеносно набросилась на него с такой яростью, что подол белой ночной сорочки обвился вокруг ног. Она прыгнула на Петри, сбила на пол, вцепилась в волосы и стала бить головой о паркет.

– Злосчастный, пустоголовый рыбий глаз! Как всякий мужчина во вселенной, все, о чем ты способен думать, так это о криках! Конечно, она кричит, ты, битый горшок! Да как она может не кричать! Думаешь, хозяин совсем неопытен? Думаешь, он такой неуклюжий любовник? Думаешь, ему не стоит кричать? Думаешь, моя хозяйка дурочка? И мужчинам совсем не обязательно заставлять женщин кричать? Неужели у тебя совсем мозгов не осталось? И никаких чувств в сердце? Бум, бум, бум.

Петри застонал. Джейсон на секунду замер, опасаясь, что череп несчастного не выдержит, но тут же бросился спасать Петри.

– Нет, Марта, не убивай беднягу, – уговаривал он, отрывая ее от дворецкого. – Кстати, насчет мужских сердец… боюсь, что чувства кроются ниже, гораздо ниже.

И тут он заметил, что Петри смотрит на Марту с очень странным выражением, словно терзается болью, что, вероятно, так и было.

– Мастер Джейсон, можете отпустить ее, пусть добивает меня, и даже боль в разбитой голове ничего не значит. Зато у нее такое сладкое дыхание, что я не понимаю, на каком оказался свете. Я в полном недоумении… и ожидаю просветления свыше.

Марта, взвизгнув, попыталась лягнуть его.

– Марта, спасибо за то, что защищаешь меня, – поблагодарила подошедшая Холли. – Но теперь тебе и Петри лучше разойтись по спальням.

Она помедлила, глядя на Петри, лежавшего неподвижно, с видом озадаченным и возмущенным. Темные волосы, взъерошенные Мартой, стояли дыбом. Удивительно, что Марта не выдрала их с корнем!

– Идите спать, Петри, – повторила она. – И не думайте ни о чьей постели, кроме своей. Не думайте о сладостном дыхании Марты. Все хорошо. Мы больше не спорим. Мастер Джейсон просто хотел бренди. Кстати, никто не знает, нельзя ли нагреть бренди?

– Видите ли, говорили, что в году 1769-м, – начал Петри, – старый лорд Брендон страдал малярией. Его камердинер, мой предок, нагрел немного бренди над небольшим огоньком в камине. Мать утверждала, что нагретое бренди через полчаса исцелило его.

– Я буду спать с Генри на конюшне, – объявил Джейсон и промаршировал к двери.

– Но вряд ли тебе будет приятно идти по двору босым, – окликнула Холли. – Петри, почему бы вам не принести хозяину сапоги, надеть свои собственные и тогда вы оба сможете свернуться калачиком на соломе по обе стороны от бедного Генри.

Она улыбнулась и направилась к кухне.

– Джейсон! На случай, если твое настроение изменится, пойду присмотрюсь повнимательнее к кухонному столу.

Джейсон молча оделся, вскочил на неоседланного Ловкача и умчался.

Корри растерла сведенную судорогой ногу. Не стоило позволять Джеймсу брать ее в такой позе, но это было так забавно!

Судорога не проходила. Черт возьми, до сих пор Корри и не подозревала о существовании такой мышцы. Может, стоит намазать ногу специальной согревающей мазью свекрови, которая проникает до самых костей.

И тут она услышала легкий шум. И замерла, забыв о судороге. Застыла, также неподвижно, как Джеймс, лежавший на спине и глубоко дышавший во сне. Почти мертвый, как объявил он перед тем, как упасть на спину с ангельской улыбкой на лице.

Снова этот шум. Шум, исходивший от окна! Господи, опять!

Когда Корри прокралась к окну с кочергой в руках, над подоконником показалась чья-то голова.

Корри молча наблюдала, как деверь приподнялся и перекинул ногу через подоконник.

– На этот раз я надеялась на злодея! – прошипела она, но все же подала ему руку. – Я была вооружена и готова к нападению.

– Спасибо за то, что положила кочергу, Корри. Прости, что снова влез в окно, да еще так поздно.

– Ну, не настолько. Я уморила бедного Джеймса. Вот он, храпит на кровати.

Она явно гордилась собой. Джейсон коснулся ее щеки кончиками пальцев.

– Сейчас разбужу соню. Он не заслужил такой роскоши, – буркнул он и потряс брата за плечо.

– Вставай, жалкая имитация мужчины!

Джеймс немедленно распахнул глаза и уставился в раздраженное лицо брата.

– Я прекрасно себя чувствую, – заверил он, улыбаясь.

– Чего ты совершенно недостоин, черт бы тебя побрал. Вставай! Мой мир рухнул, а ты лежишь здесь, размышляя о том, как прекрасна жизнь! Нет, ты такого не заслужил!

– Это все? – осведомился Джеймс с легкой головой и легким сердцем.

– Что случилось, Джейсон? Что стряслось? – встревожилась Корри.

Джейсон с нежностью взглянул на невестку, чья белая рука сжимала его рукав. В сияющих глазах стыла тревога, хотя, так ли это, в полумраке понять было трудно.

– Ты так красива, Корри, с этой непокорной гривой волос, обрамляющей лицо!

Джеймс тут же вскочил.

– Не смей восхищаться моей женой, пес ты этакий! Черт возьми, у тебя есть своя собственная. И отойди от нее, пока не получил в челюсть!

– Что-то стряслось, Джейсон?

– Я покинул Лайонз-Гейт, – выпалил Джейсон, отступая от невестки, поскольку знал, что брат вовсе не шутит.

Поэтому он скользнул на пол, прислонился головой к стене, закрыл глаза и обхватил руками поднятые коленки.

Джеймс накинул халат, окинул взглядом жену и сухо приказал:

– Ложись в постель, Корри. Не желаю, чтобы у Джейсона возникли непристойные мысли.

– Мысли? Да как он может думать обо мне и этой прелестной сорочке из персикового шелка, когда оставил дома такое сокровище?

Корри зажгла свечи, послушно легла в постель и неожиданно охнула:

– Ты бросил Холли?

– Рубашка действительно прелестна, – пробормотал Джейсон, не поднимая глаз, – но я вовсе не думаю о том, что она скрывает. Моя жизнь сломана, и нет желания подбирать осколки. Я хотел переночевать в конюшне, но вместо этого приехал сюда. Не знаю, что делать.

Джеймс погладил жену по щеке, старательно накрыл одеялом, после чего подхватил брата под мышки и поднял.