Блант заржал и встал на дыбы, и толпа расступилась. Натаниэль одной рукой обнимал Виллу, в другой сжимал поводья почти одичавшей кобылы и помчался, крепко удерживаясь в седле при помощи бедер.

Очень быстро они оставили Уэйкфилд позади. Наконец, Натаниэль позволил Бланту замедлить темп до легкого галопа. Мерин, который всегда оставался спокойным, теперь невозмутимо бежал галопом по дороге, как будто они были на воскресной прогулке. Кобыла, которая, вероятно, была не самой разумной лошадью из тех, кого Натаниэль знал, все еще испуганно таращила дикие глаза. Натаниэль крепко держал поводья. Он вовсе не хотел проделать остаток пути до Лондона только с одной лошадью.

Вилла все еще прижималась к его груди, пряча свое лицо. Он мог ощущать, как ее талия слегка подрагивала, как будто от рыданий.

— Мне жаль, что тебе пришлось испытать это, — прошептал он в ее заляпанные грязью волосы. — Все закончилось. Пожалуйста, не плачь.

Она слегка ударила его кулачком по груди.

— Я не плачу, — заявила она. Затем подняла голову. Ее лицо было красным, а глаза блестели, но это оказалось правдой. Она не плакала. Она была в ярости. — Ох, этот невыносимый городишко!

Натаниэль не смог удержаться. Он крепко обнял ее одной рукой и с облегчением рассмеялся в ее испачканные волосы.

Дорога была широкой и по ней было удобно ехать, так что за ними все еще могла быть какая-то погоня, и Натаниэль направил Бланта через дыру в изгороди, чтобы поискать место укрытия. Невдалеке они нашли реку, где могли бы вымыться, и небольшую рощу, вероятно, сохраненную хозяином для охоты на фазанов. Никто не будет охотиться в такое время дня, и как только они смоют с себя грязь, они сразу же поедут дальше.

В настоящий момент здесь было уединенно, тихо, а самое важное — безопасно.

Натаниэль мыл лошадей в реке. У излучины реки было достаточно мелко, чтобы поощрить их лечь в воду как только с них сняли седла. Вилла отчистила самую скверную грязь с упряжи пучками травы. Она попыталась очистить таким же методом свои юбки, но было мало надежды на то, что платье можно было спасти. Затем она вытащила уздечки и седла из воды на солнце, надеясь, что оставшаяся грязь достаточно просохнет, чтобы отскрести ее позже.

Она вытерла руки о юбки своего навсегда испорченного платья и обратилась к своему собственному туалету. Она не была настолько испачкана, как Натаниэль, так как он принял самое худшее на себя, посадив ее перед собой. Она вымыла лицо, ладони и руки в реке. С ее волосами стало все в порядке, после того, как она окунула их в воду и быстро заплела в косу. Она сменит платье после того, как поможет Натаниэлю с лошадьми.

Она откопала в сумке Натаниэля гребень Бланта и отправилась вниз по течению. Следя за тем, куда ступают ее ноги на влажном склоне, она не поднимала головы до тех пор, пока не достигла края воды.

Когда же она сделала это, ее сердце замерло, воздух вышел из ее легких и во рту пересохло. Она увидела лошадей, пасущихся на берегу, жемчужный солнечный свет отражался от их влажных шкур — и она увидела Натаниэля.

Он был прекрасен.

Он стоял на коленях на мелководье всего в нескольких ярдах от нее. Он совершенно не имел понятия о том, что она смотрит на него, так как находился к ней спиной, и журчащая вода заглушила ее шаги.

Он был совершенно мокрый.

И абсолютно обнажен.

Вода доходила ему только до середины бедер и во всем мире не нашлось бы столько пузырьков, чтобы спрятать под ними то широкое пространство, которое занимал это обнаженный человек, поднимающийся из воды.

Вилла не могла дышать. Ее колени ослабели при виде пенистой воды, струящейся по его широкой спине к изгибу его мощных ягодиц. Она никогда не видела ничего настолько непереносимо восхитительного в своей жизни.

Его спина бугрилась от мускулов, когда он намыливал свои волосы, свет облачного дня не мог приглушить глянцевый блеск мыла и воды на этом совершенном мужском теле.

Натаниэль нагнулся, чтобы окунуть голову в воду и Вилла не смогла сдержать стон, который сорвался с ее губ при этом зрелище.

Натаниэль мгновенно обернулся, отдернув один кулак в инстинктивной защите, в то же время отчаянно стирая другой рукой мыло со своих глаз.

Дьявол, он должен был знать, что они были слишком уязвимы здесь. Он рассуждал вовсе не как шпион, а позволил мыслям о роскошных бедрах Виллы отвлечь его.

Его зрение прояснилось, и он увидел ее. Импульс вступить в борьбу исчез, только чтобы быть замененным другим, таким же древним инстинктом.

Это было в ее глазах. Они были расширенными и голодными, с сияющей болью в них, которая, он знал, скрывалась и в его собственной душе. Она хотела его. Он мог видеть это в том, как от частого дыхания вздымалась его грудь и по блеску испарины, выступившей на ее лице и шее.

Его собственное желание пробудилось в ответ на ее голодный взгляд и он увидел, как ее взгляд опустился и глаза расширились от изумления. Затем ее взгляд медленно пропутешествовал вверх по ее телу. Натаниэль стоял, позволяя ей разглядывать себя.

Он был самым великолепным созданием из всех, которых она когда-либо видела. Она знала, что это мурлыканье внутри нее происходит из-за его мужской привлекательности, но боль в ее сердце шла от его явного и одинокого совершенства.

Он может взять ее. Эта мысль проскочила сквозь мозг Натаниэля настолько быстрая, насколько и примитивная. Он сможет овладеть ею на берегу, их ноги будут переплетены на краю потока, а ее волосы будут разбросаны по мху. Она примет его быстрые и жесткие толчки, он мог видеть это в ее глазах, и он сможет заставить Виллу наслаждаться этим.

Они стали бы дикими существами, голыми и возбужденными, измазанными грязью и травой. Он мог бы опустошить себя в нее, здесь, при свете дня, в пятнистой тени деревьев, которая пахла торфом и страстью.

Он собирается взять ее, Вилла могла видеть это в его глазах. Ее колени задрожали от желания, смешанного с отчаянием. Он войдет в нее, отдаст ей свое семя и свое вожделение, если не может дать ничего больше.

Он будет ее, такой, какой он есть, и помоги ей Бог, как раз в этот момент она считает, что это кажется достаточным. Она хотела, чтобы Натаниэль показал ей, направил, поощрил и успокоил боль, растущую внутри нее в этот момент.

Трясущимися руками Вилла начала расстегивать лиф своего платья, не отрывая от него взгляда. Он не смотрел ей в глаза, а следил глазами за ее постепенно расширяющимся на груди вырезом.

Натаниэль направился к ней, пробираясь через воду медленными, непреклонными шагами, его толстый возбужденный член мощно выдавался вперед.

Ее руки начали дрожать слишком сильно, чтобы справиться с застежкой, и она безвольно опустила их по бокам. Время пришло, но она не была готова.

Это не было тем, чего она хотела. И все же она хотела этого. Ее животная часть хотела этого именно сейчас. Хотела чего-то неукротимого, не любовного и неоспоримого.

Ее женская чувствительность рыдала, предостерегая ее, но жар и прилив ее дикой крови сделал эти предупреждения почти не слышными.

Ей стало так трудно дышать, что она почти рыдала, и Вилла закрыла глаза, ожидая, что он подойдет и ошеломит ее. Он остановился перед ней, такой большой, что она могла чувствовать, как он заслонил свет, льющийся на ее закрытые веки.

Она задрожала в ответ и ощутила первый нарастающий взрыв удовольствия между бедрами. Помоги ей Бог, ведь Натаниэль даже еще не дотронулся до нее.

Он подошел ближе, настолько близко, что она почувствовала, как холодная вода капала с него на верхнюю часть ее груди. Эти капли должны были бы зашипеть на ее горячей коже, но она только пробежали навстречу друг другу и скатились вниз в ложбинку между ее грудей.

Она была горячей. Горячей, и пульсирующей, и жаждущей, и невыносимо испуганной одновременно.

Вилла стояла перед Натаниэлем как языческая жертвоприношение, ее груди были обнажены, а глаза — крепко зажмурены, беспомощно предлагая себя его худшим животным инстинктам.

И они у него имелись. О, как он хотел проделать ужасно порочные, приносящие удовольствие вещи с этой простой сельской девушкой, этим полевым цветком, сорванным возле дороги. Он может научить ее таким темным и грешным занятиям и заставить ее умолять о большем.

Натаниэль медленно потянулся и схватился руками за плечики ее расстегнутого платья. Он может обнажить ее одним наводящим ужас рывком, сорвать ее одежду с ее любезно предлагаемого тела и распластать ее на земле для своего потребления.

Его ноющее вожделение толкалось в нем, призывая его просто сделать это, заявить права и овладеть этой пышной, желающей этого женщиной, и отправить к дьяволу все последствия. Его руки сжали ткань ее платья, он сильно потянул и притянул ее к себе.

Она, не сопротивляясь, качнулась вперед и позволила свое голове откинуться назад, открывая свое горло в древнем инстинктивном жесте подчинения.

Натаниэль уже мог бы ощутить ее вкус, попробовать насколько соленой и сладкой окажется она, распробовать соленый вкус ее кожи и сладость ее девственных нетронутых сосков своим ртом…

Натаниэль стянул края выреза платья Виллы вместе, затем положил ее руки на него, чтобы они удерживали его закрытым.

Она открыла глаза и удивленно посмотрела на него, ее взгляд был совершенно сбитым с толку. Натаниэль положил руки на ее плечи и мягко повернул ее. Направив ее вверх от реки, туда, где лежало их имущество, он слегка подтолкнул ее.

— Я присоединюсь к тебе через мгновение. Мне нужно одеться, — и каким-то образом охладить свое пульсирующее возбуждение.

Когда Вилла спотыкаясь исчезла из вида, Натаниэль подобрал ведро и начал лить галлон за галлоном леденящую речную воду себе на голову. 

Глава 10