Вилла вскинулась при повороте ключа в замке. Она дрожала. В комнате было прохладно, конечно же. Эта гостиница не была настоящими небесами гостеприимства, как у Джона и Мойры. Никто не поднялся наверх перед ними, чтобы разжечь очаг или согреть простыни кастрюлей, полной горячих углей, что в прошлом время от времени Вилла много раз делала для гостей.

Она стала на колени перед очагом, чтобы сделать это самой с помощью трутницы, лежащей на полке. Мистер Стоунвелл заглянул ей через плечо, чтобы увидеть, что она делает.

— Все, достаточно. Я позабочусь об этом.

— Уже сделано, — бодро откликнулась Вилла, и это так и было. За считанные секунды она ударила сталью по кремню, высекла искры, попавшие на трут, лежащий внизу, где на решетке находилось скудное количество угля. Она встала, отряхнув руки. — К несчастью, здесь не будет тепло еще несколько часов.

Она обернулась и увидела, что мистер Стоунвелл странно смотрит на нее.

— Что случилось?

Он моргнул.

— Совершенно ничего. Просто я знаю не так много женщин, которые могут сами разжечь огонь.

Вилла фыркнула.

— Тогда я осмелюсь сказать, что вы, должно быть, знаете очень мало женщин, — она отступила в сторону, надеясь, что он поймет намек и отодвинется, так что она сможет пройти. Он не сделал этого, только все еще стоял на месте, глядя на нее так, словно видел ее в первый раз.

Внезапно Вилла четко осознала тот факт, что она находится наедине с привлекательным — хотя и немного странным — мистером Стоунвеллом. Наедине, в гостиничной комнате, со своим мужем в брачную ночь.

«Выходи за него и уложи его в постель». Голос Мойры казался очень далеким и прозвучавшим очень давно. Это звучало так просто, может, немного страшновато, этим утром. Ну вот, она вышла за него замуж. Это можно вычеркнуть.

Казалось, он внезапно осознал, что перегораживает ей путь. Мужчина отступил назад, затем быстро повернулся, чтобы втащить их сумки в тусклый круг света от единственной сальной свечи, предоставленной гостиницей.

— О чем вы говорили с хозяином гостиницы, там, внизу? — спросила она у него. Не потому, что ей было любопытно — за исключением того, что она всегда была любопытной — она только хотела, чтобы он поговорил с ней, включился в беседу, облегчил атмосферу, в которой комната, казалось, сжималась вокруг них. — Есть что-нибудь, о чем я должна знать? — она уперлась кулаком в бедро. — Вы вообще собираетесь мне отвечать?

Он бросил на нее быстрый взгляд.

— Нет.

Наконец-то ответ!

— Подождите — на какой вопрос вы мне ответили?

Он застыл на мгновение, затем покачал головой, печально изогнув свои чувственные губы.

— Выберите за меня. Я снова потерял нить разговора.

Он наклонился, чтобы взять несколько предметов из своей сумки, затем забросил ее в угол. Все это было очень интересно и Вилле так нравилось наблюдать за движениями своего новобрачного супруга — особенно, когда он наклонялся…

Он отступил еще дальше, и она последовала за ним, по некоторым причинам желая заставить его говорить с ней. Ее нога наступила на что-то на полу, там, где он перебирал свои вещи. Маленький пакет, завернутый в простой носовой платок. Вилла подобрала его и развернула ткань, и ей в руку выпало толстое золотое кольцо.

— Что это? — спросила она, протягивая кольцо ему.

Натаниэль машинально потянулся, затем замер, когда кольцо упало на его протянутую ладонь. Оно было тяжелее, чем он помнил, но каким-то образом это соответствовало моменту. Герб Рирдонов был вырезан на старом золоте в дни рыцарей и турниров, когда титул маркиза Рирдона был пожалован благодарным королем, и кольцо было вручено королевской рукой. Камень заменялся несколько раз на протяжении прошедших столетий, так что прошлой весной Натаниэль, не чувствуя угрызений совести, заменил не слишком качественный изумруд, который до этого сидел в оправе.

Сейчас большой камень был прекрасным рубином, отшлифованным в Вене самыми лучшими ювелирами в мире. Он знал это, потому что выбирал камень сам. Его бывшая невеста, Дафна, любила рубины, хотя они напоминали Натаниэлю о крови. Теперь рубин просто напоминал ему обо всем, с чем он свободно расстался, но все еще оплакивал.

Желание выполнить свою миссию вновь вспыхнуло в нем. Внизу он на минуту отвел хозяина гостиницы в сторону, чтобы спросить его, видел ли он Фостера. Мужчина неохотно подтвердил, что тот действительно проезжал здесь. Предатель был сейчас на целый день пути впереди.

Странно, Натаниэль вовсе не ожидал, что Фостер выберет этот маршрут. Натаниэль повернул на южную дорогу, чтобы достичь Лондона как можно быстрее и разобраться со своей незадачливой брачной ситуацией. Он даже не осмеливался надеяться, что Фостер будет путешествовать по той же самой дороге.

Но почему? Почему Фостер также резко свернул в сторону Лондона? И на очень большой скорости к тому же, согласно тому, что сказал хозяин гостиницы. Пальцы Натаниэля бессознательно сжимались вокруг кольца в его ладони, до тех пор, пока он не почувствовал, что золотые грани глубоко впились в его кожу. Он немного ослабил свою хватку, достаточно для того, чтобы еще раз продемонстрировать рубин в свете свечи.

Вилла казалась очарованной. Она потянулась, чтобы погладить эмблему, вырезанную на ободке.

— Это боров? И меч? Что это значит?

— Ни черта не значит, — этот герб больше не значит ничего.

Она отдернула свою руку, и Натаниэль проклял себя за резкие слова. Но как он мог объяснить свою недавнюю потерю, которую он ощущал, глядя на это проклятое кольцо? Печаль снова нахлынула на него, из-за того, что была разрушена его честь и вместе с ней все его личные мечты. Быстрым движением он вытянул руку, собираясь бросить кольцо в огонь.

— Нет! — Вилла потянулась, чтобы остановить его, но замерла, когда увидела его суровое лицо. Натаниэль казался почти зловещим, похожим на приведение, освещенное мерцающим огнем.

Но все же он остановился. С ругательством, он засунул кольцо обратно на дно своей сумки.

— Вы будете спать там, — резко сказал он, указывая на кровать. — Я расстелю одеяло перед огнем.

Затем он направился к двери.

— Подождите! — внезапно Вилла перестала возражать против его присутствия. Внезапно странная дешевая комната показалась более опасной без него. — Куда вы идете? Могу я пойти с вами?

Он остановился, положив руку на дверь.

— По необходимости. И я предпочел бы, что вы не ходили со мной.

Она отступила, покраснев.

— Ох. Нет, конечно. Это было бы…

Он, казалось, немного смягчился.

— Я выйду не более чем на минуту. Заприте дверь на ключ, после того, как я уйду, если хотите.

Он снова был добр, а она проявила глупость.

— Со мной все будет отлично, — храбро сказала она. — Я уже достаточно взрослая, чтобы провести в комнате десять минут одной.

Он только коротко кивнул и покинул ее. Вилла покорно воздержалась от того, чтобы запереться. Вместо этого, она провела эти внезапные драгоценные мгновения, готовясь лечь в постель. Быстро умывшись в холодной воде, стоявшей в кувшине на умывальнике, и одевшись в ночную сорочку, предназначенную для брачной ночи.

На всякий случай. Пока мистер Стоунвелл, казалось, не был склонен заявлять о своих супружеских правах, но это не означало, что она не должна ожидать от него чего-то в этом духе.

Прозрачная ткань совсем не укрывала от холода, а очаг только начинал разгораться, так что Вилла проскользнула под тонкое покрывало на кровати.

Она должна была признаться, что испытывала облегчение от того, что ей не нужно делить ее с кем-то еще. Всего лишь потянувшись и зевнув, она ощутила, что с благодарностью проваливается в сон. Она надеялась, что мистеру Стоунвеллу будет так же удобно, как и ей.

Но перед тем, как окончательно уснуть, одинокая мысль появилась в ее сознании.

Этим утром, когда она протянула ему руку во время церемонии…

Он сказал, что у него нет кольца. 

Глава 5 

Завернувшись в одеяло, лежа на твердом дощатом полу перед огнем, Натаниэль был не в состоянии отдыхать. Ему всегда было хуже по ночам, он ощущал, что тяжесть своего позора, боль от своей потерянной чести становятся мучительно незабываемыми в темноте и тишине.

Без дневного шума, производимого мисс Трент — Виллой — в тишине его сознание начало намеренно пересчитывать то, что он потерял. Его отец презирал его. Его семья отреклась от него. Его помолвка была расторгнута.

Хорошо, теперь это немного закрутилось в обратную сторону, не так ли? У него, наконец, есть жена, но подобно Питеру, Питеру, который ел тыквы[3], он не мог сохранить ее.

Изоляция жалила его еще глубже в бодрящей компании женщины. Она просто заставила его задуматься еще сильнее о том, что он никогда не мог позволить себе иметь.

Наконец, он уснул.

Вилла спала беспокойно, несмотря на свое истощение. Она не спала нигде, кроме своей постели в течение двенадцати лет. Безусловно, ее собственная постель была лучше, чем эта, но все же, можно было предположить, что после длинного дня, проведенного верхом на лошади, кто угодно сразу же уснет.

Когда она лежала на постели, разглядывая снова и снова треснувшую штукатурку на потолке, тихий, низкий храп донесся из-под одеяла на другом конце комнаты.

— Я так и знала, — пробормотала Вилла.

Она села и посмотрела в направлении мистера Стоунвелла. Единственное, что было видно — это его голая, мускулистая рука, которая была отброшена в сторону. Храп прекратился после того, как единственный раз пронесся через комнату, но ущерб уже был нанесен. Вилла задумалась о том, что было на мистере Стоунвелле под этим одеялом.

Она попыталась лечь и стереть эту мысль из своего сознания.