— Я не выйду, — покачала она головой, — честное слово. Правда, у меня есть несколько человек, с которыми…

— У всех у нас есть, — перебила я. — Эти не считаются. Я же не хочу запереть тебя в монастырскую келью.

— Да, — сказала Маша, — давай не будем о грустном. Ты все–таки мир повидаешь, святые места. Поставишь за меня свечечку в Иерусалиме?

— Без проблем, — улыбнулась я.

Нам принесли давно заказанные блюда, и мы принялись их уплетать, на время прервав разговор. Только сейчас я почувствовала, как мне будет не хватать моей милой Машеньки, я снова окажусь совсем одна, и это предчувствие одиночества тяжким грузом легло на меня. Все–таки я надеялась раньше, что она обрадуется моему плану вместе улететь из России.

— Мама здесь будет совсем одна, — сказала я под конец. Мы уже остались одни в заведении, официант забрал пустые чашки из–под кофе и всем своим видом выражал усталость и желание избавиться от нас.

— Можешь не продолжать, — сказала Маша, — оставь только телефон. Я помогу ей, чем смогу.

Я записала на салфетке мой новый домашний номер, перешедший от прежних владельцев, Маша спрятала салфетку, и мы встали из–за столика. На улице по-прежнему торжествовала слякоть, очертания Воробьевых гор чернели на другом берегу, речная вода едва мерцала в темноте, кое-где освещаемой редкими фонарями. Было уже за полночь, мы быстро шли по мокрой аллее в сторону Комсомольского проспекта.

— Хочешь, поедем ко мне, — предложила Маша.

— Это будет ужасная ночь, — я ничего не хотела больше этого, но видеть Зинаиду и ее детей, украдкой пробираться в душ, и после слез и объятий все–таки расстаться, было похоже на агонию.

— Пообещай лучше повторить эти же слова, когда мы снова увидимся, — сказала я.

— И скоро это будет?

— Не знаю. Но я буду звонить маме… Знаешь что, — вдруг решилась я, — переезжай к ней!

— Нет, это неудобно.

— А приживать у работодательницы и мешать ее детям удобно? — взвилась я. — Ты же от нее зависишь, и она наверняка не платит тебе полную зарплату. Так?

— Ну, в общем… А тебе сколько я буду в месяц должна?

— Нисколько, — сказала я, — просто помогай матери.

— Так не бывает, — покачала головой Маша, — ты же повернутая на деньгах…

— Ты самый близкий мне человек, после мамы, — мой голос задрожал. — Мне приятно будет знать, что есть место, где думают обо мне и помнят меня.

— Боже, Сонька, маленькая моя, — Маша обняла меня, и мы так стояли какое–то время, как дурочки, забыв о дожде.

— Я все равно буду давать твоей матери какие–то деньги за жилье, — сказала Маша наконец, — пусть собирается сумма, которую потом, если захочешь, пустим в общее дело.

Я не обратила внимания на эти слова, тоска и нежность буквально разрывали меня, хоть сейчас и самой мне это признание кажется излишне сентиментальным, как лирическая попса в минорном ключе.

— Если не отпустишь меня сейчас, я никуда не полечу вообще.

— Ну и не лети, что мы, не проживем?

— Что ты говоришь, Машка, глупая, я должна сделать еще одно усилие.

— Кому ты должна?

— Себе. Я решила, — с немалым усилием я оторвалась от нее, наконец, перестала чувствовать ее чудесный запах, ее тепло, заметила, что ночь, осень и дождь поглотили весь мир вокруг.

— Береги себя и маму, — сказала ей и побежала к проспекту, уже у самой дороги обернулась — Маша отстала метров на сто, я видела только ее неверный силуэт на фоне темной аллеи.

— Что я делаю? — сказала себе самой. — Куда мне ехать? Зачем?

У такси, вместо обычных шашечек, на крыше была укреплена помпезная подсвеченная реклама казино «Кристалл». С момента моего прилета из Германии я слышала множество раз по радио рекламу этого места, открытого с прошлого года, и помнила, что в рекламном тексте объявлялось о бесплатной подвозке игроков. Впрочем, таксист не спешил трогаться, видимо, он работал не только на владельцев «Кристалла».

— Куда едем? — спросил он, наконец.

— В казино, куда же еще, — ответила я неожиданно для самой себя.

За исключением единственного похода, еще с Вадиком, в заблеванное казино брянских бандитов, я ни разу не появлялась в таких местах. Хотя больше года я провела в «Медовом носороге», то есть, буквально, в двух десятках метров от игорного заведения, размещенного в том же комплексе, я ни разу не переступила его порога. С одной стороны, мне не хотелось, чтобы менеджеры моего клуба пронюхали, что я присела на иглу азарта, но главным было не это, а просто тот факт, что мне вовсе не хотелось рисковать нелегко заработанными деньгами. Хоть известно, что в рулетке шанс проиграть всего лишь один из тридцати шести, но выиграть–то шанс еще меньше, если быть точной, он составляет один из тридцати семи.

Изучая математику в Плешке, я помнила кое–что из теории вероятности, и понимала, что если бы в казино играли роботы, они бы почти ничего не проигрывали. Не то люди — мы способны на глупые, даже безумные затеи (вроде похода в казино — ха-ха-ха), и наша неуемная жажда выиграть чаще приводит к тому, что мы спускаем все, что имеем. Но я–то считала себя особенной, и поэтому решила доказать «Кристаллу», что я могу быть роботом, а не обычным игроком, который сорит деньгами, не имея представления о теории вероятности. По правде говоря, так я убеждала себя в такси, чтобы не податься просто на Курский вокзал и не ждать в полудреме первой электрички. Впрочем, на вокзале у меня могли проверить документы со всеми вытекающими последствиями, а так получалось, что я совмещаю приятное с полезным, да еще и еду развлекаться на бесплатном такси.

Внутри «Кристалла» было ярко, шумно и многолюдно — вот и пойми после этого, кризис в России, или фарс. Наверное, решила я, кризис настоящий для девяноста девяти процентов населения, а оставшиеся как раз набились сюда толпой пирующих во время чумы. Но лица некоторых игроков за столами были столь напряженными и нервными, что я переменила мнение. Ведь нашу страну не понять умом, вполне вероятно, что некоторые несчастные пришли сюда с последней сотней долларов, чтобы попытаться выиграть и поправить свои дела. Они, стоя у пропасти разорения и нищеты, просили фортуну улыбнуться им и спасти их. Я видела, как один человек, вместо денег, совал крупье свои массивные часы, сорванные с руки, другой же так сильно побледнел, когда фишки перед ним забрали вместе с проигравшей комбинацией карт, что я была уверена — сейчас он грохнется в обморок.

Оказалось, что просто обходить столы и вглядываться в лица было безумно интересно. Вот женщина в золотом колье тянет за руку своего удачливого мужа — ему только что придвинули выигрыш, и самое время было вспомнить о семье. Вот огромный кавказец обзывает молоденького крупье пидарасом и сукой, а тот вежливо улыбается и обещает в следующий раз выдать более удачный расклад. Вот двое моих коллег обсели пожилого папика с огромным перстнем на пальце, убеждая того уехать в чертоги любви, пока еще есть, чем заплатить за их услуги. Молодой парень в черном свитере шепчет что–то на ушко хорошенькой брюнетке, чем–то отдаленно похожей на Машу. Думаю, зря я не взяла мою подругу, развлеклись бы напоследок. Мне жалко еще и оттого, что не с кем поделиться впечатлениями, переброситься словом. Нет, не выйдет из меня робота, к худу ли, к добру ли.

-- Would you seat near me? — на меня пялится явно выпивший иностранец, растрепанный блондин с красными от алкоголя щеками.

-- Oh, thanks, — я присаживаюсь между ним и парнем в черном свитере, который отворачивается от своей подруги и смотрит на меня. Кажется, его лицо я уже видела раньше.

— Гиневра, — улыбается он, — вот уж не чаял повстречать тебя в этом скорбном месте.

— Артур! — вспоминаю я с улыбкой — слава богу, это оказался не клиент.

-- Sorry, — говорит иностранец, — I didn't know, you're not alone.

Я улыбаюсь ему, Артуру, всем вокруг, мне хорошо, вот уж не думала, что казино мне так понравится.

— Ты здесь играешь, или… — это Артур интересуется.

Никаких или, черт возьми, этого еще не хватало. Достаю из сумочки сотню долларов, даю их крупье.

— Вам как менять? — спрашивает он.

Я не знаю правильный ответ, вопросительно смотрю на Артура.

— Лучше по пять, — говорит он.

— По пять, — повторяю я, стараясь вспомнить правила игры. Кажется, нужно набрать двадцать одно очко, если больше — сгораешь, если намного меньше — крупье выиграет твои деньги.

Мои деньги! Я сосредоточилась и стала считать, напрягая свои извилины и на время отвлекаясь от прочих мыслей. Что–то мне вспомнилось из слов Вадика, вроде бы, крупье должен остановиться при наборе семнадцати очков. Я поставила на кон пятидолларовую фишку.

Перед крупье лежала десятка, иностранец докупил карту к своим тринадцати и сгорел, у меня было уже восемнадцать на руках, и я отказалась прикупать. Артур с пятнадцатью тоже сказал: «Stay». Ага, здесь принят английский жаргон.

— Пятнадцать, — сказал крупье, открывая пятерку. Следующая карта была дамой. — Слишком много. Тоо many.

К моей одинокой фишке придвинулась еще одна. Не бог весть, но это был уже маленький выигрыш. Я оставила первую фишку на ее месте, а вторую положила сверху столбика, выданного мне при размене. Артур повернулся ко мне и заговорил:

— Я вспоминал о тебе много раз. То, как ты назвалась, как вела себя, — он запнулся, — никакая другая девушка не запомнилась бы так надолго. Я, веришь ли, после той нашей встречи даже фэнтези начал читать, Артуровский цикл, — сказал Артур, наклоняясь ко мне. — Почему ты не звонила?

— Я хочу вначале разбогатеть, чтобы потом общаться на равных с рекламными копирайтерами, — я вспомнила, какая должность значилась на визитке Артура.

Иностранец опять сгорел, и крупье перевел взгляд на меня.