С таким напутствием слуга закона растворился в закоулках аэропорта, а мы поспешили к нашему багажу, который уже не крутился, а сиротливо стоял в уголке, рядом с конвейерной лентой, нагруженной теперь вещами с другого рейса. Признаться, мы уже не чаяли увидеть снова наши пожитки, но полицейские накануне депортации завезли нас в пансион, где оказалось, что сумки с нашими вещами не пропали, а собраны в маленькой кладовой. Немецкая аккуратность изрядно порадовала нас, потому что в глубине сумок хранились и деньги, которые мы заработали. А ведь пансион был самый непрезентабельный, и я уже было попрощалась с несколькими тысячами марок, которые не успела выслать матери через «Вестерн Юнион». Так Германия улыбнулась нам под конец, чтобы затем выслать, без права возвращения в ближайшие несколько лет.

В принципе, мы могли бы вернуться и в наш бывший салон, повинившись перед «Сатурном» за глупую самоволку, но это значило бы пытаться дважды войти в одну воду, а я знала, что такое делать нельзя. Без всяких дополнительных причин — просто нельзя и все. Хотя Сабрина не стала бы возражать, но она, как я уже поняла, была простой человек-флюгер, и ей нужен был вожак по жизни. Мне же все не давала покоя идея работы на консумации, о которой я слышала и раньше, а теперь, после общения с колумбийкой, во мне укрепилось желание попробовать себя в каком–нибудь московском клубе поприличнее.

Неожиданно оказалось тяжело снять квартиру в столице — люди не хотели брать к себе двоих одиноких девушек, подозревая (и не без основания), что мы можем оказаться проститутками, или (а вот это уже полная напраслина) начнем приводить в гости нахальных самцов. Так, ничего и не добившись, мы расстались: она уехала к родным в Карелию, а я нанесла неожиданный визит Борису Аркадьевичу, застав того врасплох. Правда, это был приятный сюрприз — я сразу успокоилась, видя, как преображается его морщинистое лицо с обвисшими, как у старого пса, брылями.

— Сонечка, девочка моя! Не забыла старика, а я уже не ждал, не гадал.

— Я всегда держу свое слово, — гордо сказала я. — Прямо с самолета — к тебе.

У ног моих стояла объемистая сумка, которую я только что забрала из камеры хранения на Белорусском вокзале. На этом же вокзале я и переночевала после попыток снять жилье накануне. Кстати, на сумке еще были ярлыки «Люфтганзы», что придавало полнейшую достоверность моим словам.

— Я обещала тебе любовь без денег, — пропела я простуженным голосом, стаскивая сапоги, — но было бы здорово, если бы ты позволил мне пару дней пожить здесь, пока я ищу квартиру.

— Да хоть сколько угодно! — просиял старый чиновник. — Мы же добрые друзья.

— Кстати, с машинкой все в порядке? — спросила я.

— Да, она в крытом гараже, стоит до весны, — сказал он, — не гонять же ее по гололеду. Да и некуда.

— Ну, пойдем пить чай, — улыбнулась я, шмыгнув носом.

— И за встречу, по маленькой!

Морозная Москва, покрытая сугробами, преобразилась за время моего отсутствия, или это раньше у меня не хватало отстраненности, чтобы по-новому взглянуть на нее. Теперь мне было, с чем сравнивать, и я принялась изучать столицу уже не глазами провинциальной девочки, которую возят под конвоем на обязательные случки, а более разумно, подмечая ее достоинства и сравнивая с Мюнхеном. Рискую навлечь на себя гнев германофилов, но скажу, что в столице Баварии, несмотря на ее чистоту и порядок, жизнь текла в более размеренном ритме и была скучнее. Москва же, избавленная от мрачных картин начала девяностых — копеечных разносок у каждой станции метро, народных толп, жаждущих справедливости, — представляла собой город, где, может быть, как ни в одном другом месте на Земле, чувствовалось движение денег. То есть, богат был и Мюнхен, но то был устоявшийся десятилетиями достаток, а у нас работали новые деньги, и мне, в отличие от большинства соотечественников, это нравилось, потому что давало надежду. Ведь средний россиянин думает о чужих деньгах с праведным гневом, порождающим, в лучшем случае, анекдоты про «новых русских», а я уже успела полюбить старину Котлера, и он мне объяснил, что эти деньги, извлеченные из недр, именно должны работать, а лясы пускай точат невежды и неудачники. Я понимала, что казино, наполненные разбогатевшим сбродом, показы мод, куда приходят знакомиться с красотками, бутики для жирующих бездельниц, — это только вершина айсберга. Досужий глаз не увидит, скольким людям дает работу проигрывающий состояние бизнесмен, как влияет на экономику международное признание талантливого модельера, и что маркетинговая схема Томаса Клайма построена специально под отечественный рынок. Если вы помните, последнее имя было символом успеха в российском мире высокой моды, хотя оно было калькой с прославленной американской торговой марки. Секрет был в том, что большинство потребителей узнали об американце чуть позже — и этот год был триумфальным для бизнеса, обреченного угаснуть с новой волной информации для россиян.

Кстати, об информации — это были сумасшедшие, восхитительные годы, когда мир натянул на себя сеть всемирной паутины Интернет, и людей соединила сотовая связь. Удивительно, что писатели просто отстают от жизни и начинают писать о временах Сталина или Брежнева, когда буквально на их глазах планета преобразилась столь чудесным образом. Мне, двадцатидвухлетней девушке, было видно великолепие горизонтов, а они (во всяком случае, большинство) описывали бандитов, отморозков и шлюх, даже не стараясь искать то хорошее, которое буквально расцветало рядом.

Впрочем, цены на мобильную связь еще кусались, а компьютером пользоваться я не умела, но последнюю недоработку планировала устранить, как только нормально устроюсь в снятой, наконец, двухкомнатной хрущевке вблизи станции метро «Молодежная». Это было довольно престижное Кунцево, и мне, можно сказать, повезло, что у Бориса Аркадьевича нашлась там знакомая в риэлтерском бюро, подыскавшая удачный вариант из «резерва». И задешево, если сравнивать с ценами в том районе. Мое скромное обаяние и рассказ Бориса Аркадьевича о том, что я его родственница и студентка, помогли внушить пожилой, интеллигентной даме, хозяйке квартиры, что лучшего варианта ей не найти. Так мы с Сабриной оказались устроены в Москве, и сразу же приступили к поискам работы — стали обзванивать ночные клубы.

К концу первой недели поисков стало понятно, что на работу в клубах устраиваются после конкурса, сравнимого с вузовским. Но если знания можно приобрести, то модельную внешность взять неоткуда — живи со своей, серая мышка. Я к этому времени уже не особенно комплексовала, зная, что нравлюсь многим мужчинам, несмотря на маленький рост, но столицу буквально оккупировали по-настоящему красивые девушки из всех областей России и СНГ, и моя, казалось бы, изжитая неуверенность снова расцвела после нескольких отказов.

Сабрина переживала еще больше моего, и я старалась успокоить бедную подружку, которая жутко не хотела танцевать и порывалась вновь и вновь вернуться к работе в салоне, пусть и не «сатурновском», или в эскорте. Во мне же неудачи только распаляли желание добиться своего, и я продолжала таскать с собой Сабрину, которая уже не верила мне, а называла ослицей и сумасбродкой.

Но, кто ищет, находит, в конце концов, и нас приняли на испытательный срок в новый ночной клуб, находившийся в только что выстроенном развлекательном комплексе в Северо-Западной префектуре. Дирекция этого заведения набрала на работу большое количество девушек, рассчитывая впоследствии уволить часть, которая не удовлетворит требованиям места.

Так я впервые стала танцевать у шеста, и оказалось, что мое спортивное сложение, координация и чувство ритма способны заменить хореографическую подготовку, похвастаться которой могли, впрочем, лишь две или три девушки. Одна из этих профессионалок была мастером народного танца, и мы едва сдерживали смех, видя, как она меряет узкий подиум мелкими шажочками на носках, как плавно разводит худые руки, которые должны были прятаться в широких рукавах русской народной одежды. Бедная танцовщица решительно не знала, что ей делать с проклятым шестом, и под конец, когда некоторые из нас уже не могли сдержать смех, плача, убежала в раздевалку. Бедный ребенок, выпавший из времени, она сунулась в жесткое порно со своими кокошниками и кружевами, и время безжалостно выплюнуло ее. Я же сразу ухватилась за металлический шест, провернулась на нем, легко забралась под самый потолок, и оттуда увидела, как хлопают администраторы и другие девчонки — мой легкий вес и сильные ноги, оказалось, значили больше, чем десятилетняя выучка. Впрочем, завистливые коллеги, поняв, что в обращении с шестом превзойти меня крайне трудно, дали мне кличку «Обезьяна», которая преследовала меня некоторое время. Правда, при мне никто произнести ее не осмеливался, но я знала, что за спиной они на все лады повторяют кличку и радуются возможности хоть как–то мне насолить.

Остальные набранные на работу девушки тоже выступили у шеста. У некоторых получалось лучше, возможно, они уже работали раньше в таких местах, некоторые, как Сабрина, выглядели неуклюжими, но почти никого не отсеяли сразу же, потому что окончательное утверждение, или наоборот — отказ от работы, зависели от клиентов.

Я опять немного забегу вперед, но посетители, голосовавшие своими бумажниками, не провалили Сабрину, и она успешно работала в этом месте, потому что за столиком, в полумраке, в отличие от салона, недостатки Сабрины скрывались, а красивая грудь и обворожительная улыбка как раз были видны. Она так и не научилась хорошо танцевать стриптиз, но хватало и восторгов от вида ее чудесной груди без лифчика — зарабатывала моя подружка в этот период едва ли не больше остальных в нашем заведении. Оно, кстати, тоже по американской кальке называлось «Медовый носорог», и это название прижилось у нас не хуже, чем в Штатах. Ведь люди падки на контраст, и, когда название зверя с грубой морщинистой кожей и карикатурным членом на морде сочетается с нежнейшими девушками, танцующими пляску соблазна, это почему–то возбуждает…