*.*.*

Наша работа, впрочем, продолжалась, как ни в чем не бывало, Вадик по-прежнему охранял нас, а в свободное время я читала, брала уроки вождения и учила английский.

Как–то получается, что я рассказываю об отдельных случаях из моей брянской практики, и понятно, что запомнились именно экстремальные происшествия, но обычные дни ничем особенным не отличались друг от друга. Поэтому я не упоминала о своих постоянных клиентах, которых было немало. Этих людей я уже знала, и работа с ними не таила в себе опасностей: в промежутках между сексом я нередко выслушивала интересные монологи, которые сообщали мне многое о бизнесе в Брянске. Ведь обеспеченные люди, которые могли себе позволить многократное общение с проституткой, были по преимуществу коммерсанты или чиновники, знавшие о жизни намного больше меня. Я умела внимательно слушать, поддерживала разговор, иногда вставляя то, что вычитала в книжках, и порой выходило даже так, что мы почти не занимались сексом, болтая о разных вещах.

Был среди моих клиентов один старичок, жутко одинокий, который украл какие–то большие деньги еще в советское время. В доме у него царил жуткий беспорядок, а недавно умерла его собака, последний надежный друг. Старичок сам даже не раздевался, а я ложилась на скрипучую кровать, расставляла ноги и просто разговаривала с ним. Он гладил мое тело сухой прохладной ладошкой, иногда целовал, жадно рассматривая меня слезящимися глазами, но больше ничего у нас с ним не было. Мое общение было необходимо ему каждую неделю, он рассказывал много интересного, еще о сталинских временах, делился историями своей жизни, потому что они без меня пропали бы навсегда, а я думала, сколько же людей на свете несет в себе бесчисленное количество таких историй, которые уже никому никогда не достанутся, похороненные вместе с помнившими их, и забытые живыми.

Однажды мы приехали на заказ, и оказалось, что вызвал нас мой инструктор по вождению, не великая случайность для полумиллионного города. Я еще на уроках замечала, что он хочет меня, но, конечно, не зная, чем я зарабатываю, он скрывал желание, изредка делая мне прозрачные намеки. Я реагировала на них так же, как и на любые приставания вне работы — холодно и вежливо.

Увидев же меня, предмет его безнадежных вожделений, доступной его похоти, он едва дождался, пока за Вадиком и другими девочками закроется дверь, и набросился на меня прямо в коридоре, не позволив даже сходить в ванную. Я и сама жутко смутилась, но, не имея выхода, только успела одеть ему резинку. Он кончил за минуту, только потом смог разговаривать, и сразу же сказал, как здорово, что я досталась ему таким нежданным подарком.

Потом инструктор напоил меня ликером «Амаретто», хлопотал, как влюбленный на первом свидании, и мы с ним резвились по-всякому еще два часа. Он продлил бы и дальше, но ему надо было куда–то уходить, и так я получила еще одного постоянного клиента. Стоит ли говорить, что экзамен по вождению был мною сдан с первого раза, хотя такое удавалось без взяток далеко не всем. Впрочем, взятка была в виде одной бесплатной встречи, законспирированной для Вадика под урок вождения.

Ревность моего друга была для меня еще одной загадкой в мужчинах. Ведь, казалось бы, как можно ревновать женщину, которая принадлежит каждому, кто заплатит? Но Вадик почему–то не мог вынести даже мысли, что я отдаюсь кому–то просто так. И к этому «просто так» он относил наши «субботники».

Я и сама была рада избежать этих блатных гулянок, и на втором году моей работы мне уже много раз удавалось уклониться от приглашений в «Нашу». Но иногда нам давали понять, что нужно явиться всем без исключения девочкам, и тогда любое ослушание грозило санкциями в виде разных неприятностей с начальством. Ну, например, ослушница отбывала дисциплинарное взыскание на хазе, где скрывались разыскиваемые «синие» братки. Можете себе представить, как обращались со шлюхой те, кто и так был вне закона, находясь под постоянным стрессом и готовый вот-вот быть арестованным или попасть под пулю? Самой мне пока везло, но Валя как–то делилась, что проделывали с ней обколотые и пьяные уголовники, безвылазно проторчавшие на хазе неделю до ее там появления. Самое меньшее зло — это решительный отказ от резинок. Чего терять–то?

Словом, отвезли меня вместе с остальными на очередной «субботник» по случаю дня рождения Клима. Ну да, было это в августе, поэтому я помню, что он Лев по гороскопу. Самого именинника поздравляла неизменная Мила, а со мной уединился в одной из комнат прилично выпивший Кондрат, который был спецом по краже машин. К тому времени из простого угонщика тридцатипятилетний Кондрат вырос до главного барыги по сбыту краденых тачек во всей области. Во всяком случае, он так о себе говорил. Меня, понятное дело, волновали машины, как и каждого, кто недавно окончил водительские курсы. Поэтому я решила попытаться разговорить его, но вначале, само собой, следовало понравиться Кондрату в постели.

— Какой ты классный! — стонала я, прыгая на нем сверху. — У тебя такой большой член! Ты лучше всех! Трахни меня как следует своим огромным хуем!

Словом, Кондрат сам, наверное, офигел от всех моих воплей и стонов. Он бы принял это за обычный блядский спектакль, но я уже почти полтора года мелькала перед братвой, и меня знали как исполнительную, но лишенную темперамента маленькую серую мышку.

— Чего с тобой сегодня такое? — был первый его вопрос после оргазма.

— Ох, Кондрат, — я закатила глаза, — что ты со мной сделал! Какой ты мужик! Я и не знала, что ты одновременно такой сильный и нежный, — и я стала его целовать, но он уже кончил и отодвинулся.

— Ты ширнулась, что ли, малая?

Тут я подумала, что нельзя переигрывать и сменила тактику, чтобы он не возомнил обо мне лишнего и не кинул бы клич братве, какая Сонька первоклассная гетера.

— Мне давно уже не было так хорошо, честно. Я и сама удивилась, Кондрат, ни с кем так здорово не было до тебя. Я вообще, между нами говоря, только терплю мужиков, никакого кайфа не получаю уже больше года, а ты меня разбудил как женщину. У тебя такие мускулы, — я дотронулась до его бицепса, — как тебя на самом деле зовут?

— Юра, — ответил Кондрат и тоже стал рассказывать о себе. Все–таки он был польщен, и, наверное, подумал, чего мне обманывать и быть неискренней?

А так как единственной его любовью были тачки, которые он обожал с детства, я в течение следующих двух часов слушала, затаив дыхание, то, что меня интересовало. Мои водительские знания позволяли время от времени задавать ему вопросы, показывая, что я не тупая кукла, а собеседница. И сам Юра отогнал от меня еще каких–то братков, которые протягивали ко мне лапы. Так в отличном настроении мы завершили этот «субботник», и Юра поехал к жене домой, а я вернулась к Вадику.

Он сидел мрачный перед включенным телевизором, а на экране была развертка. Я сразу поняла, что он успел двинуться. Мой подарок, очки, цеплялись за кончик его длинного носа.

— Сука! — сказал мой любимый. — Подлая бессердечная сука и дрянь.

— Что случилось? — спросила я, внутренне сжимаясь.

— Не знаешь? — он издал долгий истерический смешок. — Я от бессонницы гулял ночью вокруг «Нашей» и представляешь, слышал, что у Кондрата появилась новая соска. Сосочка такая маленькая, с узенькой сладкой дырочкой. Ты не знаешь случайно, кто она?

Никто мне до него не устраивал настоящих сцен ревности, и я сама не знаю, откуда взялись слова. Думаю, это гены моих предков, сотен поколений безвинно обвиняемых баб, откликнулись на внезапный вызов.

— А по-твоему было бы лучше, если бы меня перетрахали там все? Или ты думаешь, что это была внезапная любовь? Что у тебя в голове осталось, кроме героина, идиот чертов! — я уже завелась не на шутку. — Да ты знаешь, вообще, что я вынуждена каждый день изображать театр, и я делаю это в сотый раз, и буду делать. Кондрат один вменяемый там и был. Или ты бы радовался, если бы все эти урки пялили меня с трех сторон, а я бы молча терпела. Отвечай!

— Но как я могу знать, что ты со мной не играешь? — он растерялся и был смешным очкариком, никаким не Отелло.

— Зачем бы я стала с тобой притворяться? — я говорила искренне. — Ради чего мне это, я же не рвусь тебе в жены. И вообще, как ты можешь мне не верить после всего?

— Я верю тебе, я люблю тебя, — мы уже обнимались и трогали друг друга, как в первый раз.

— Дурачок, милый мой, — шептала я. — Я никогда-никогда не предам тебя, Вадичек, родной мой.

Конечно, я предала его. Не прошло и месяца…

*.*.*

Стоял разгар бабьего лета, и заказы сыпались в тот день, как из рога изобилия. Мы все отработали по несколько заходов, так что стояла уже глухая ночь, и Палыч вытирал платком вспотевшую лысину, кляня могучее либидо своих земляков. Особенно радовалась Конь Большой, которую обычно выбирали реже остальных. В этот же день она не уступала по заработкам никому из нас, и это воодушевило ее настолько, что она угостила всех нас мороженым в центре у ночного ларька. Так обычно мы угощали ее, безденежную, и вот она вернула нам добро за добро.

Я издалека увидела Вадика, который шел от автомата после звонка на базу, и сразу поняла, что рабочая смена еще не окончена. После года совместной работы мне достаточно было и мимолетного взгляда, чтобы отличить его собранную походку перед очередным вызовом от небрежного шага перед тем, как он командовал отбой.

— Едем в Отрадное, — сказал наш охранник, подойдя к машине. — Какие–то коммерсы ждут в сауне и обещают добавить за срочность.

— Да ну их к бесу, — начал Палыч, — нажратые, наверное, как свинюки. Время–то какое!

Факт: время было спать всем людям доброй воли, и найти в такую пору трезвого и бодрствующего брянчанина на улице было не легче, чем снежного человека йети в Гималаях.