— Так скажи, кто же он был такой?

Она попятилась от него, разглаживая рукой рассыпавшиеся пряди волос, в тщетной попытке сохранить остатки собственного достоинства.

— Кто это — «он»?

— Тот человек, который обидел тебя настолько сильно, что ты теперь всякого проявившего к тебе интерес мужчину подозреваешь в том, что он желает заполучить твои деньги.

Она наткнулась на изящно изогнутый подлокотник своего диванчика.

— Если такой человек и был, то вас это все равно не касается.

— Касается. Ведь я твой муж.

— Мы не женаты, — сказала она, отчеканивая каждое слово. — И я найду способ избавиться от вас.

Саймон подпер ладонью подбородок и ухмыльнулся:

— Это тот самый Генри, верно?

— Нет, это невыносимо… — Она опустилась на диванчик и прикрыла покрывалом колени.

— Так чем обидел тебя Генри?

— А почему это вас так интересует?

Этот вопрос он мог бы задать себе и сам, если бы действительно хотел знать ответ. Но он не хотел.

— Нам придется довольно много времени проводить вместе. И чтобы все поверили, что мы супружеская пара, нам следует узнать побольше друг о друге.

Эмили раздраженно вздохнула. Мгновение она молча смотрела на него, размышляя, стоит ли отвечать.

— Ну же, Эм. Кто был этот Генри?

Она пристально смотрела на него, нахмурившись.

— Если сама не скажешь, мне скажет кто-нибудь другой.

— Я была бы вам очень признательна, если бы вы не расспрашивали всех подряд обо мне.

— Ладно. Но тогда скажи, кто такой Генри?

— Лорд Генри Ковердейл, виконт Эйвзбери.

Саймон нахмурился, пытаясь сообразить, кто это такой, — он плохо знал аристократический мир Лондона.

— И что он такого сделал, что ты перестала доверять мужчинам?

Она печально улыбнулась:

— Он попросил меня выйти за него замуж.

Саймон чувствовал, как внутри у него растет напряжение, по мере того как кусочек за кусочком под напором его расспросов крошились стены, возведенные ею вокруг ее прошлого.

— Ты его любила?

Он не собирался задавать ей этот вопрос. Знал, что это его не касается. И все же затаив дыхание ждал ответа.

— Тогда мне казалось, что любила. Но я ошибалась.

Он перевел дух.

— Я была совсем молодой, мне едва исполнилось двадцать, когда я начала выезжать в свет. Голова была полна мечтаний. И я увидела его. Красивый, высокий, светловолосый, женщины его обожали. Я почувствовала себя польщенной, когда он стал проявлять ко мне интерес.

Саймон очень легко мог себе представить появление Эмили в Лондоне — конечно, она была как порыв весеннего ветра в холодных гостиных и бальных залах аристократов, которые сами давно превратились в ледяные скульптуры, без единой искры внутри. Как его отец.

— Я повстречалась с Эйвзбери, когда меня впервые вывезли в «Олмак» на бал. Я стояла рядом с бабушкой, охваченная отчаянием, что никто не пригласит меня танцевать и бабушка расстроится. Она так старалась найти мне хотя бы одного кавалера. — Эмили принялась разглаживать бледно-желтый шелк, закрывающий ей колени, будто пытаясь успокоить ту перепуганную юную девушку, которая стояла сейчас перед ее мысленным взором. — Мне казалось, что я слишком высокая, что волосы у меня слишком рыжие, а манеры напрочь лишены городского лоска. В тот момент я отдала бы что угодно, лишь бы стать маленькой и белокурой, как Анна.

Саймон про себя пожалел, что его не было в тот вечер в бальном зале. С каким удовольствием он повел бы эту рыжую красавицу танцевать!

— Мне казалось, что я стояла целую вечность в ожидании, что кто-нибудь спасет меня и пригласит на танец. — Она прижала ладони к коленям и вытянула длинные пальцы, точь-в-точь как кошка, выпускающая коготки. — И тут появился Генри, мы станцевали с ним, а потом у меня от кавалеров не было отбоя. Но моим героем стал Генри.

Саймон нахмурился, услышав горечь в ее голосе. Сколько лет прошло, а она все еще страдает. Этот Эйвзбери вонзил ей в сердце кинжал. И к своему немалому удивлению, Саймону захотелось оказаться тем самым мужчиной, который сумеет залечить душевную рану рыжеволосой красавицы.

— Не прошло и двух недель, как он сделал мне предложение. Это была такая честь для меня. — Она засмеялась, и так горько, что Саймону захотелось немедленно разыскать этого Генри Ковердейла, виконта Эйвзбери, и придушить мерзавца.

— Бабушка первая узнала о слухах, которые ходили о нем. Генри еще только отправился в Бристоль с намерением просить у моего отца моей руки, когда новость о нашей грядущей помолвке распространилась по Лондону. Так что, само собой, подруги моей бабушки сочли своим долгом сообщить ей все сведения, касающиеся моего будущего мужа.

Впервые в жизни Саймон почувствовал нечто вроде благодарности к злобным старым дамам высшего лондонского света.

— Что же о нем узнали?

— Помимо того, что он содержал белокурую любовницу и снимал для нее шикарный дом на Парк-лейн, Генри проиграл целое состояние за карточным столом и был по уши в долгах. После того как я приняла его предложение, он принялся раздавать направо и налево векселя под его «грядущую помолвку с состоянием Мейтлендов», которая должна была служить гарантией его денежных обязательств. Однако я отказывалась во все это верить.

— Но в конце концов все же поверила.

— Лишь когда он сам мне во всем признался. Он действовал исходя из убеждения, что я буду рада обменять свои деньги на его титул. Кроме того, считал вполне естественным для джентльмена содержать любовницу и после свадьбы.

Неудивительно, что юная леди пришла в неописуемую ярость, когда недавно речь зашла о том, как именно он, Саймон, должен содержать свою гипотетическую любовницу!

— Почему ты сохранила подаренную им книгу?

— Я держу ее как напоминание о собственной глупости.

Саймон стиснул зубы, до того неловким было положение, в котором он оказался: в ее глазах он был ничем не лучше мужчины, которого она справедливо презирала.

— Ну, раз уж у нас сегодня на повестке дня вопросы и ответы, может, ты расскажешь, как получил свой шрам?

— Который?

— А у тебя их много?

— Несколько мелких.

Эмили поджала губы.

— Не сказала бы, что шрам у тебя на плече мелкий.

Он провел пальцами по бугристому рубцу пониже ключицы. В сырую и холодную погоду эта старая рана все еще причиняла ему боль, но не такую сильную, как воспоминания.

— Этот маленький сувенир я привез с полуострова.

— Так ты и в самом деле служил в армии?

— Удивлена?

Она передернула плечами.

— Не думала, что негодяев допускают к военной службе.

— Кое-кому из наших удалось просочиться.

— Должно быть, это было ужасно — получить такую Рану.

— Война вообще вещь малоприятная.

— Верно. — Она подняла на него взгляд. — И у нас с тобой война, надеюсь, ты это понимаешь?

Он вздохнул, давая понять, что это ему не по душе.

— Мне не хотелось бы, чтобы ты видела во мне врага.

— Ты не оставил мне выбора. У нас с тобой война, и я не намерена ее проиграть.

Война. Милая девушка даже не знает, что это значит. И надо надеяться, никогда не узнает.

— Приятных сновидений, моя милая леди.

— Я вам не «милая». И не ваша.

— Нет, ты моя. — Он посмотрел на нее и улыбкой встретил ее гневный взгляд. — Пока не изыскала способ избавиться от меня.

«Улыбайся, улыбайся, милорд Негодяй, скоро я сотру улыбку с твоего лица».

— Вы наверняка окажетесь достойным противником, миледи.

Она вскинула бровь.

— Вы даже не представляете, до какой степени, милорд.

Саймон улегся на спину и уставился во тьму, затаившуюся под высоким пологом постели. На лице его было хмурое выражение. Она права. Они враги. Ему следовало думать о своей миссии, а вовсе не о рыжеволосой красавице, от одного взгляда которой кровь вскипала у него в жилах. Женщины бывают очень коварны, напомнил он себе. А связываться с этой рыжеволосой для него смерти подобно.

Он посмотрел на Эмили, которая свернулась калачиком под шелковым покрывалом, и вспомнил, как держал ее в объятиях, вспомнил тепло ее роскошного тела — даже сейчас при этом воспоминании он испытывал возбуждение.

Саймон вздохнул. Надеяться не на что. Ее отец вполне может оказаться предателем, и тогда Саймон отправит его на виселицу. Глупо надеяться на то, что у них с Эмили может быть что-то в будущем. А мужчина, совершающий глупости, рано или поздно будет убит.

Глава 5

Утреннее солнце разбудило Эмили. Она открыла глаза и зажмурилась от яркого света. Мужчина стоял у окна на другом конце комнаты в коричневых панталонах. Высокий и стройный, он был необычайно красив. Уж не сон ли это? Такого мужчину можно увидеть только во сне.

Солнечный свет лился в открытые окна, играл на его густых черных волосах, ниспадавших на шею, золотил широкие плечи. Солнце дразнило ее, прикасаясь к нему своими лучами так, как ей самой хотелось бы к нему прикоснуться.

Она уставилась на его спину, гибкую линию позвоночника. Солнце и тень обрисовывали могучие гладкие мышцы торса, суживающегося к поясу. Она представила себе, как дотрагивается до него, прижимается лицом к этим упругим мышцам, обнимает его за талию. Воображение нарисовало бы ей даже больше, будь они по-настоящему женаты.

Он обернулся и посмотрел на нее, похожий на языческого бога, который заметил простую смертную, подглядывающую за ним в его святилище. Его темные глаза весело сверкнули. Губы чуть изогнулись в усмешке — он понимал, что она восхищается им.

— Доброе утро, Эм.

Эмили поморщилась: суровая реальность напомнила о себе. Она села на диванчике, ощущая боль — мышцы шеи и плеч затекли.