После ухода дочери Шарлотта осталась лежать в постели, но уже не в радостном настроении, как совсем недавно. И даже фотография Доминика в газете не могла утешить ее. Нет, она не получит никакого удовольствия от вечернего бала у Фаррингейлов, хотя и будет там со своими лучшими друзьями. Ведь ее не оставит гнетущая мысль о завтрашнем возвращении Вивиана. «Какой же будет встреча?» — думала она. Наверняка она принесет мало радости. Он вернется домой не как друг или любящий мужчина, взволнованный свиданием с дорогой женой, которую не видел несколько месяцев. Его последнее письмо содержало лишь список поручений, которые она должна была выполнить для него в Лондоне, в том числе договориться о различных встречах. Ей было ясно, что, когда он вернется, она ни на секунду не будет предоставлена самой себе.

Потом Шарлотта подумала о маленькой Элеоноре, которой так хотелось убежать куда-нибудь вместе с мамой.

«О Боже, если бы я только могла! — с грустью подумала она. — Если бы я только могла… когда-нибудь уйти отсюда!»

Она уткнулась лицом в подушку. Но глаза ее оставались сухими. Она слишком долго и часто плакала. Казалось, у нее не осталось больше слез.

Глава 25

Бал у Фаррингейлов начался. Леди Фаррингейл, красивая сорокалетняя женщина, только что закончила принимать гостей. Она стояла у подножия широкой лестницы с резными перилами красного дерева и разговаривала со своим стройным бородатым мужем.

Последним прибыл Доминик Ануин. Он стремительно вошел в холл, пригладил темные волосы и склонился над рукою хозяйки дома. Поцеловав ей руку, он тихим голосом извинился за опоздание.

Леди Фаррингейл вежливо улыбнулась ему и попросила не беспокоиться из-за такого пустяка.

— Мы все знаем, сколько у вас работы, мистер Ануин, и особенно в нынешнем Парламенте, — проговорила она. — Но, надеюсь, заключительную часть своего заседания вы проведете здесь. Все уже в сборе. Конечно же, Сесил тоже тут. Он, как вы знаете, неутомимый танцор и надежный заместитель любой хозяйки дома.

Лорд Фаррингейл тоже улыбнулся политику, который совсем недавно весьма отличился незаурядными выступлениями на многих заседаниях Парламента, и сказал ему несколько любезных слов.

Доминик был приглашен на этот бал, поскольку Фаррингейлы приходились дальними родственниками Энгсби, к тому же в настоящий момент в Лондоне упорно говорили о привязанности молодого графа Марчмонда к Лидии, младшей дочери Фаррингейлов. Но Доминику даже в голову не приходило, что сегодняшний вечер будет ознаменован для него третьей и самой важной встречей с одной дамой, к которой он некогда проявил особый интерес.

Он вальсировал с хозяйкой в переполненной гостями бальной зале, где среди множества великолепных женщин внезапно увидел ее. Взгляд Доминика встретился со взглядом Шарлотты. И словно удар электрического тока поразил их обоих. Машинально он продолжал вести в танце леди Фаррингейл, но его глаза неотрывно смотрели на женщину неповторимой красоты, танцующую с Сесилом.

Шарлотта была в сером воздушном, переливающемся нежными тонами платье с высоким турнюром и с декольте, украшенным бриллиантовой россыпью. На голове сверкала бриллиантовая тиара. Волосы прелестным каштановым водопадом падали на ее плечи. Когда, ведомая Сесилом, она приблизилась к Доминику, тот увидел, до чего она хороша. Ее губы были чуть приоткрыты в манящей улыбке — уже не ребенка, а зрелой женщины.

Доминик слышал, что у нее родилась третья дочь, и это известие стало для него потрясением, он сам не знал почему. Тем не менее ему удалось быстро подавить в себе это ощущение, равно как и постараться вычеркнуть из памяти образ Шарлотты Чейс, ибо он не имел права на какие бы то ни было чувства к ней. Только сильно устав или находясь в одиночестве, Доминик позволял этому образу вернуться — сначала он околдовывал, потом расстраивал и опечаливал его. Ануин понимал, что не может играть какую-либо важную роль в ее жизни, так же как и она — в его. Но как только он вновь встретил ее четыре года назад в опере, то понял, что не может сопротивляться ее очарованию и вычеркнуть окончательно из своей жизни.

Леди Фаррингейл заметила приближающуюся пару и сказала:

— А вот и Сесил с леди Чейс. Вы знакомы с ней?

— Да, мы встречались.

— Она очаровательна и необычайно красива, — заметила леди Фаррингейл тут же быстро вполголоса добавив: — Но я терпеть не могу ее мужа. И весьма обрадовалась, когда Марши сказали мне, что они приведут ее одну. Сейчас Чейс в Индии.

Доминика охватило внезапное волнение. Так, значит, Вивиан был за границей и еще не вернулся! Слова хозяйки эхом отдавались у него в голове. Действительно, нужно быть ничтожеством, чтобы терпеть лорда Чейса!

Музыка прекратилась. Танцующие стали не спеша прогуливаться, разбрелись по оранжереям, прохаживались по портретной галерее или направлялись за прохладительными напитками и легкими закусками в огромную обеденную залу.

Оказавшись лицом к лицу с Шарлоттой, Доминик тихо произнес:

— Как поживаете, леди Чейс? Вы прекрасно выглядите.

— Да, благодарю вас, у меня все в порядке, — ответствовала она, протягивая ему руку, обтянутую лайковой перчаткой, которой он тут же легко коснулся губами. Когда он заглянул в ее глаза, она почувствовала, что бледнеет. Сильнейшие чувства охватили ее. Эта встреча была для нее нечаянной радостью. И она тут же упрекнула себя за то, что так сильно взволновалась при вице Доминика, ведь она замужняя женщина, мать троих детей. Но поистине изумительно было вновь смотреть на это смуглое строгое лицо и слышать этот низкий, хорошо поставленный голос, который много лет преследовал ее в мечтах.

Сесил о чем-то дружески беседовал с леди Фаррингейл. Доминик предложил Шарлотте руку, и они направились к одной из оранжерей. Ее сердце бешено билось.

Снова заиграли скрипки. Роскошная хрустальная люстра сверкала сотнями свечей. В огромном особняке, переполненном произведениями искусства, было тепло от растопленных каминов. Самые выдающиеся мужчины и самые прекрасные женщины Англии в восхитительных нарядах собрались на этом балу. Доминик и Шарлотта вошли вдвоем в безлюдную, тускло освещенную оранжерею, в которой стоял аромат экзотических цветов, растущих среди влажных южных пальм, и их взгляды встретились.

— Вы уверены, что не хотите танцевать? — осведомился он.

— Да, — ответила она, присаживаясь на обитый красным плюшем диванчик. Ее глаза блестели от овладевших ею чувств. — Я бы предпочла поговорить с вами, мистер Ануин.

— Почему бы вам не называть меня Домиником? — с улыбкой спросил он, заглядывая в ее красивые глаза, выразительный взгляд которых заставлял его изменить многолетнему самоконтролю.

— Доминик… — повторила она, и ее щеки вновь вспыхнули, словно у совсем юной девушки. «С каким трудом верится, — подумал он, — что это та самая женщина, с которой я встретился тогда в опере».

— Расскажите, чем вы занимались все эти годы, Шарлотта, — попросил он. — Вы хорошо провели это время?

Она опустила глаза и нервно поигрывала вычурной рукояткой веера из слоновой кости.

— Давайте лучше поговорим о вас, о вашей работе, — предложила она.

— О, я так устал от себя!

— Но вы же занимаетесь великими делами. Я часто читаю о вас. Вижу ваши фотографии в «Таймс». Вот, только вчера. О вас говорят как о политике, который при благоприятных для него обстоятельствах смог бы сделать очень многое для нашей королевы и страны, — проговорила она.

Он был польщен. Даже слегка покраснел. Однако лишь рассмеялся и произнес:

— Ну это не совсем так.

— Но я слышу об этом повсюду, — настойчиво проговорила она. — Вы упорно и плодотворно работаете. Как бы мне хотелось послушать ваши речи в Парламенте! Говорят, вы стали таким превосходным оратором, что теперь — светило в вашей партии.

— Вы слишком лестно отзываетесь обо мне, — тихо промолвил он с низким поклоном.

Она всмотрелась в его смуглое аскетическое лицо.

— Вы по-прежнему проживаете в Олбани?

— Да, если не считать того времени, когда уезжаю в отпуск за границу. Наверное, вы уже слышали, что моя приемная мать, маркиза, очень больна. Последнее лето я провел в Энгсби вместе с ней.

— Надеюсь, сейчас ей лучше.

— Увы, она по-прежнему очень больна.

— Весьма вам сочувствую. Мне известно, что вы с Сесилом очень привязаны к ней. Но получилось так, что я и мой муж в последние годы редко виделись с Сесилом.

— О да. Ему не сидится на одном месте, как этого хотелось бы нашим родителям.

— Да, его ум и характер иные, чем у старшего брата, — улыбнулась Шарлотта.

— Вы все время льстите мне, — произнес Доминик. Он сидел рядом с ней, положив руку на спинку дивана и внимательно изучая ее своими пронзительными фиалковыми глазами. Она чувствовала это и получала огромное удовольствие от его пристального взгляда.

Они поговорили о своих семьях; она рассказала о дочерях. Он слушал с интересом, но был печален, как в их прежние встречи, инстинктивно чувствуя, что она не обрела в семье ни покоя, ни радости, которые так необходимы женщине. Да, она смеялась, блистательно поддерживала беседу, очаровательно выглядела, но было Очевидно, что страдала все это время. О муже она рассказала лишь совсем немного. Конечно же, Доминик понимал, что истинная причина ее несчастья — Вивиан. Однако Шарлотта преображалась, глаза ее сверкали, когда она рассказывала о дочерях, особенно — о старшей.

— Она похожа на вас? — спросил Доминик.

— Она похожа на свою бабушку, покойную леди Чейс.

— А остальные две?

— Беатрис — точная копия отца. Да и маленькая Виктория — тоже.

На какое-то время воцарилось молчание. Скованность исчезла лишь тогда, когда Шарлотта попыталась переменить тему, снова заговорив о Доминике: