За дверью миссис Д. встретилась взглядом с Одеттой.

— Вот увидите, доктор Босс подтвердит мои догадки.

Одетта захихикала. У нее было узкое лицо, напоминающее морду лисицу. К тому же она обладала безмерным тщеславием и любила принарядиться. В данный момент ее украшал гофрированный чепец с оборками и длинными узкими лентами, уложенными на грубых темных волосах.

— О-ля-ля! Это свяжет по рукам и ногам госпожу баронессу. Ей не удастся продолжить свою интрижку с молодым мсье художником.

— Мне очень хотелось бы узнать, была ли эта интрижка, — тихо проговорила миссис Д. — Пойдемте, дитя мое, я слышу карету доктора Босса.

Врач из Монкз-Рисборо тщательно обследовал Флер.

Старик понравился ей. У него были седая шевелюра, белая борода и благородный лоб. А любое проявление благородства — качества, окружавшего ее в детстве и теперь такого редкого — привлекало Флер. Она лежала на огромных кружевных подушках и выглядела очень изнуренной, трогательной и юной; ее роскошные волосы разметались по шее. Старого доктора тронуло это печальное зрелище. Когда он объяснил причину ее обморока и недомогания последней недели, то с огорчением отметил, что она без восторга восприняла такое важное известие. Сначала ее лицо стало алым, затем смертельно побледнело… а потом она вообще отвернулась. Врач держал ее тонкое запястье, едва ощущая пульс. Он услышал, как она тихо зарыдала, и, склонившись над ней, произнес:

— Ну полно вам, дитя мое… простите, миледи баронесса, вы показались мне совсем ребенком, ибо я уже старик… вам не нужно горевать из-за совершенно естественных вещей. Барон очень обрадуется этому, и, конечно, вы…

— Я не рада этому, — перебила она. — Но я понимаю, что мой долг — родить мужу наследника.

— Когда родится ребенок, вы полюбите его, — подбадривал ее старый доктор.

Она вздрогнула. Она не могла даже представить себе, что сможет полюбить ребенка от Сен-Шевиота. Какая все-таки беспощадная вещь природа! Это природа соединила ее трепещущую плоть с ненавистным мужем и тем самым предопределила новую, такую ужасную жизнь! Как чудовищно, что теперь из ее тела, которое всячески противилось всему этому, появится плоть от его плоти… Сын или дочь? Кто может ответить? Но это будет ребенок, рожденный ею от Сен-Шевиота!

Доктор Босс продолжал успокаивать ее, ласковым голосом давая разные советы. Теперь она должна много отдыхать, совершать небольшие — очень небольшие — прогулки по свежему воздуху. Ей надо беречь силы для предстоящих родов, которые, по мнению доктора Босса, должны произойти в июне.

Разумеется, славный доктор много знал о Сен-Шевиоте. Он принимал роды у бывшей баронессы, когда Сен-Шевиот появился на свет. Он приходил к старому барону и баронессе, чтобы закрыть им глаза, когда они оставили сей бренный мир. Он не мог сказать, что очень любил эту семью, и, как и остальные соседи, был наслышан об отвратительных выходках, к которым оказался склонен нынешний барон. Но, как и все остальные, доктор Босс учтиво отзывался на приглашения барона, ценя его богатство и титул. Ничего другого и нельзя было ожидать от врача, который вынужден зарабатывать себе на жизнь. А Сен-Шевиот платил очень щедро — намного лучше остальных жителей долины, приглашающих доктора Босса в свои ветхие лачуги только в том случае, если кто-нибудь умирал, и изредка, чтобы принять роды. А многие медицинские услуги ему приходилось оказывать вообще бесплатно. Фермеры и местные жители томились под тяжким бременем налогов. Прожиточный минимум был очень высок, а заработная плата — огорчительно низка. По мнению доктора Босса, страна находилась в плачевном состоянии. Нищета распространялась по всей Англии, подобно язве. Совсем недавно холера унесла жизни почти всех обитателей нескольких соседних деревень. Может быть, теперь, когда на трон вступила королева Виктория и у власти находится лорд Мелбурн, дела страны пойдут лучше. А пока аристократы и богатые землевладельцы, такие, как Сен-Шевиоты и Растинторпы, продолжали деспотически управлять низшими слоями общества. Доктор Босс весьма сожалел о подобных обстоятельствах, однако не в его власти было изменить их.

Внезапно Флер повернулась к нему. Ее глаза неестественно и безумно сверкали.

— Бывают же трудные и опасные роды. А может, я умру во время рождения ребенка?

Он поднял глаза от саквояжа, в который складывал свои врачебные принадлежности, и с возмущением сказал:

— Умоляю вас, миледи Сен-Шевиот, даже не думайте о подобном несчастье. Вы сейчас не вполне здоровы. Вы нуждаетесь в укрепляющих средствах, которые я и прописал вам, но Всевышний создал вас таким превосходным образом, что вы родите здорового и прекрасного ребенка. Однако за вами нужен должный уход, дитя мое, должный уход.

Он направился к выходу, сказав, что заглянет через несколько дней, чтобы убедиться, что дела ее светлости идут хорошо.

Спустя несколько секунд в опочивальню ворвался Сен-Шевиот. Уже не однажды Флер задавалась вопросом, почему дивной красоты опочивальня, отделанная для нее Певерилом, не разлеталась вдребезги всякий раз, когда в нее врывался подобно шторму этот огромный мрачный человек.

Она почувствовала, как Дензил поднес ее руку к губам и осыпал поцелуями — акт уважения, крайне редкий для барона.

— Любовь моя!.. Дорогая! Значит, это правда! Значит, миссис Д. вызвала меня домой не из-за пустяка. О Господи, Ты внял моим молитвам! Так вот почему вы сейчас так слабы и мало едите. О любовь моя, это самый счастливый день для вашего влюбленного супруга. Что может быть лучше, чем узнать, что спустя семь месяцев в Кадлингтоне появится наследник!

Она безмолвно лежала на подушках. Поцелуи Сен-Шевиота совсем не трогали ее. Однако она позволила себе безрадостно улыбнуться.

— Не будьте так уверены, что родится сын, Дензил, ведь ребенок может оказаться и дочерью, — заметила она.

— Нет, нет, это должен быть сын, — возразил он пылко, потирая руки. — Как же будет восхитительно, если у нас в семье появится такое же золотоголовое существо, как вы! Ведь это будет первый рыжий Сен-Шевиот! Ну, ну, я не буду больше возражать вам…

— Возможно, случится так, что ребенок родится мертвым, — еле слышно проговорила она.

Сен-Шевиот нахмурился и присел на край огромной белой кровати, с силой сцепив пальцы.

— Я запрещаю вам высказывать подобные мысли, — глухо произнес он. — Вы знаете о моем жгучем желании иметь наследника. Для этого я и женился на вас. Кроме того, — добавил он с усмешкой, — еще должны сбыться остальные предсказания горбуньи. И, припоминаю, она обещала еще одного черного Сен-Шевиота. Да… он будет не золотоволосым, а черным, как я!

— Умоляю, оставьте меня в покое хотя бы ненадолго, — проговорила Флер.

— Нет, мадам, я не уйду, пока вы еще раз не обещаете мне, что сделаете все от вас зависящее, чтобы сберечь ваше здоровье и силы и родить мне прекрасного сына. И он не умрет, вы слышите, Флер?! Этому не бывать!

— Все будет, как пожелает Господь, — прошептала она.

— Чушь! — произнес его светлость и, достав из кармана камзола золотую табакерку, приложил нюхательный табак к обеим ноздрям. Затем несколько раз оглушительно чихнул.

«Только бы он ушел и оставил меня в покое!» — думала Флер.

Однако Сен-Шевиот начал мерить шагами спальню, при этом напыщенно разглагольствуя о замечательном баронском роде и о том, как он станет воспитывать сына. Как научит его стрелять, ездить верхом и быть настоящим мужчиной.

— Не то что ваш слащавый художник, — наконец закончил он свою речь. — И кстати, раз я заговорил о художниках… если этому молодому гению Певерилу так нравится швырять мне в лицо свои мечты о независимости теперь, когда благодаря моей доброте он начал зарабатывать деньги… может, я прикажу ему убраться, прежде чем родится ребенок. И, думаю, снесу к чертовой матери эту проклятую башню, сотру ее с лица земли раз и навсегда!

Флер молчала. Башня никогда не казалась ей мрачной. А что касается идеи отпустить Певерила — от нее она пришла в уныние, вдруг со страхом осознав, как дорог ей стал молодой человек. Она вспоминала о Певериле и думала о невысказанной симпатии, которая подобно электрическому разряду возникла между ними. Если студия и узкая винтовая лестница будут уничтожены, то и ее единственная радость окажется похороненной под грудой камней.

Сен-Шевиот снова взял ее за руку и сказал:

— Ну полно вам унывать, Флер. Я беспредельно рад, что вы беременны. Просите у меня, что хотите! Новые жемчуга? Еще один изумруд на ваш изящный пальчик? Говорите! Я тут же пошлю в Париж людей, чтобы любое ваше желание было исполнено!

— Мне ничего не надо, — прошептала она.

— Да не говорите глупостей! — раздраженно сказал он. — Сколько женщин позавидовали бы великолепию этого дома, моим подаркам и даже моим объятиям! — многозначительно посмотрев на нее, закончил он.

Она взглянула на него, и ему стало неловко под взглядом этих огромных печальных глаз. «Черт возьми, — подумал он, — неужели она всегда будет видеть во мне только зло и подлость?» И он вскричал:

— Я даю вам все! Чего же еще вы хотите?

— Я уже сказала вам — ничего. Только оставьте меня в покое.

Он мрачно оглядел целомудренную спальню.

— Вы стали такой же холодной, как эта тошнотворно белая комната. После рождения ребенка вся эта обстановка будет изменена. Мы создадим новую — более подходящую для моей жены. Вокруг будет алый атлас, позолоченная постель, пробуждающие чувственность картины. И никаких религиозных штучек, наподобие этого… — Он указал на рафаэлевскую Мадонну над камином. — Вам необходимо будет взбодриться, если вы пожелаете разделить со мной страсть и наслаждения, дорогая.

Она стиснула зубы. Разрушение этой прекрасной комнаты было бы еще одним жестоким и злобным поступком Дензила.