Прошу меня простить, но я внезапно почувствовал себя плохо, и мне пришлось вызвать мою карету. Не думаю, что я нравлюсь вашей дочери, однако мне хотелось бы, чтобы вы знали: ради ее удовольствия я готов умереть.

Сен-Шевиот


Получив эту записку, Гарри с удивлением передал ее жене. Елена лишь пожала плечами.

— Сомневаюсь, что он заболел. Уверена, что это — уязвленное самолюбие. Флер только что рассказала мне, что нашла его разговор непристойным. Она пересказала мне его слова, и я считаю, что она совершенно права.

— О дорогая, дорогая, — произнес Гарри и дернул себя за мочку уха. Не претендуя на понимание логики женской части своей семьи, он уяснил лишь одно: если Сен-Шевиот будет оставаться в состоянии «уязвленного самолюбия», то Гарри лишится прекрасной охоты и незаурядных развлечений. Хотя, безусловно, если его дорогим женщинам не нравится этот человек, то следует отказать ему от дома.

Глава 5

Примерно месяц спустя звезда над головою дочери герцогини Кентской наконец воссияла сверкающим протуберанцем. Ее дядя Вильгельм IV скончался 20 июня, и молодая Виктория стала Королевой Англии.

Флер гостила у кузины Долли в высоком элегантном особняке де Виров в Найтсбридже, когда услышала это известие. О выдающемся событии узнали все… Раздавались пушечные выстрелы, по улицам носились мальчишки-газетчики, всюду царила неимоверная суматоха, лавочники закрывали лавки и прикрепляли траурные ленты на двери домов и свои шляпы. Англия погрузилась в траур по королю, оставившему необычный след в этом мире. Но, с другой стороны, юной, хрупкой на вид девушке с сердцем льва судьбой было предначертано править самой великой империей, которую когда-либо знала история.

Это известие взволновало всю Англию и каждую семью, не исключая и Виров. Арчибальд де Вир рано утром выехал из дома и вернулся, чтобы рассказать своим домочадцам, что вокруг дворца собралась огромная толпа и волнение не утихает. Долли тут же послала двойняшек наверх, на поиски черных траурных платьев, и отправила записку своей портнихе мисс Голлинг, чтобы та немедленно приехала, ибо в гардеробе самой Долли не имелось черного туалета. «Флер тоже должна немедленно переодеться в черное», — заявила она.

Флер хотелось насладиться Лондоном, правда, она призналась себе, что неохотно ехала сюда, хотя вела себя безукоризненно и дружелюбно, изо всех сил стараясь не показать двойняшкам и Сирилу, что их беспрестанная пустая болтовня страшно утомляет ее.

Совершенно неожиданно ее отца вызвали в Париж для участия в расследовании обстоятельств преждевременной кончины одного человека, много лет работавшего на его старинного друга и благодетеля Джеймса Уилберсона, а также и на самого Гарри, когда он служил в Ост-Индской компании на Дальнем Востоке.

Случилось так, что этот человек умер при чрезвычайно трагических обстоятельствах, оставив в Париже беспомощную инвалидку вдову. Гарри Роддни, благородный и добросердечный, счел своим долгом немедленно отправиться в Париж и сделать все возможное, чтобы помочь несчастной женщине, вплоть до того, чтобы самому привезти ее домой. Движимая внезапным порывом, Елена добровольно вызвалась отправиться вместе с мужем. В это время года Пролив спокоен, и Елена сказала, что ей только доставит удовольствие прокатиться в солнечный день на колесном пароходе от Дувра до Кале.

— Гарри свозит меня на Рю де ля Па, и я куплю тебе новую шляпку, которую выберу для тебя сама, дорогая, — улыбаясь, сказала Елена дочери.

— О мама, обязательно сделайте это, — с живостью ответила Флер, — ведь я слышала, что летние шляпки в Париже в этом году просто восхитительны!

Перед отъездом Гарри и Елены все весело поужинали вместе, хотя Флер заметила, что отца не покидают печальные мысли о рано ушедшем ценном сотруднике компании, который так неожиданно умер на Континенте, и, похоже, всему виной азартные игры.

Но на следующее утро, прощаясь с родителями и глядя вслед удаляющейся карете, увозившей их из дома в Дувр, девушка вдруг ощутила странное беспокойство — некое предчувствие овладело ею. Ее охватило безудержное, необъяснимое желание броситься вслед уезжающим и крикнуть: «Вернитесь… О, мои возлюбленные родители, вернитесь!»

Долли, находившаяся рядом с Флер, была поражена, увидев внезапные слезы девушки.

— Какой стыд, ты ведешь себя, как малое дитя! Твои родители вернутся не позже чем через неделю, — с упреком проговорила она и повела Флер обратно в дом, где близняшки сочувственно предложили ей свои носовые платочки, чтобы утереть слезы.

Флер изо всех сил старалась выйти из этого странного, подавленного состояния, называя себя глупой и слишком чувствительной. Ведь отец с матерью намеревались остаться в Париже всего лишь на несколько дней, а затем все они снова будут вместе.

— Я уж думала, что ты будешь рыдать только на своей свадьбе! — журила ее Долли.

Флер заверила Долли, что до свадьбы еще далеко и что ей хочется как можно дольше оставаться с родителями.

Это немного успокаивало Долли, делавшую отчаянные попытки найти женихов для близняшек. Мужчины в их доме кружились вовсю, но только чтобы добиться хотя бы улыбки от красавицы Флер. На месте Елены она бы крайне возмутилась таким упрямством юной мисс. Больше всего Долли сердило то, что касалось Сен-Шевиота. Ибо втайне от своего кузена Гарри и его жены миссис Вир общалась с бароном, да таким образом, что, узнай об этом супруги Роддни, они пришли бы в ярость.

Сен-Шевиот отнюдь не забыл того, что произошло с ним в Пилларзе. Долли получила известие, что он вернулся в столицу взбешенным и дал всем это понять. Он говорил о Флер как об изнеженном, избалованном ребенке, которому стоит преподать урок. Тем не менее он колебался, не решаясь продолжать настойчивые ухаживания. Встречи с леди Роддни вовсе не обнадеживали его, а когда он случайно виделся в клубе с Гарри, то любезный и общительный баронет, разумеется, беседовал с ним, но, судя по всему, всегда смущался при упоминании имени дочери и старался избегать этой темы.

Долли знала, что вот уже четыре недели в Пилларз из Кадлингтона каждое утро доставлялись огромные коробки с орхидеями. Дорогие экзотические цветы — пурпурные, красные, желтовато-зеленые, всех форм и размеров, на длинных стеблях. И в каждой коробке находилась записка с одними и теми же словами:


Если вам угодно, сделайте из них ковер, но не игнорируйте меня.

Сен-Шевиот


Пустое и бесцветное существо, подобное Долли, было бы тронуто такими знаками внимания от неординарного, красивого джентльмена, будь он даже самим дьяволом. Но Флер всякий раз говорила, что, как только прибудут орхидеи, пусть их раздадут всем, кто их захочет.

— Они словно отравлены!.. Они отвратительны и внушают мне ужас, — говорила она. — Я вообще не хочу получать никаких подарков от него.

— Но что ты имеешь против него? — вопрошала Долли, взирая на девушку круглыми от изумления глазами.

— Не знаю, — звучал ответ. — Просто он мне не нравится. И совершенно не интересует меня.

А орхидеи продолжали приходить. И вот Сен-Шевиоту стало известно, что Флер остановилась в Лондоне у де Виров, хотя она не понимала, как это ему удалось. И каждое утро из Бакингемшира такие же коробки начали прибывать в Найтсбридж. Их привозил туда всадник на взмыленном коне. Вид несчастного животного (Флер видела его уже несколько раз) вызывал у нее крайнее сожаление. «Какой же он, должно быть, жестокий человек, — думала она о Сен-Шевиоте, — если позволяет загонять коня почти до смерти только ради того, чтобы цветы были доставлены ранним утром».

Она отказалась подтвердить получение орхидей, и однажды, когда Долли предложила принять барона, Флер так побледнела, что миссис де Вир пришлось сдаться и она, пожав плечами, проговорила:

— Как хочешь, любовь моя, но ты теряешь великолепный шанс.

В то утро, когда скончался король и на престол взошла молодая Виктория, Флер разрешила служанке Долли снять мерку для ее траурного платья, с тоскою и надеждой думая о своих родителях, которые теперь в любую минуту могли вернуться из Парижа и увезти ее обратно в Пилларз. Она чувствовала себя крайне подавленно в этом суетливом, чрезмерно разряженном и шумном доме, где Долли и близняшки пронзительно верещали целыми днями.

Долли, как и подобало случаю, одетая в траур, в черной шляпке и черной шали с бахромою, заглянула к Флер, интересуясь, чем та занимается. Она увидела, что девушка собирается читать какую-то книгу. Посмотрев на обложку, Долли даже вздрогнула. «История упадка и разрушения Римской империи» Гиббона[61]! «Боже, до чего непредсказуемая особа, — подумала она. — Вместо того чтобы вместе с Изабеллой и Имогеной одеваться в траурное платье, она, видите ли, наслаждается историей!»

— Что ж, — пробормотала Долли, — встретимся в полдень на обеде. У меня назначена встреча с мисс Плай. Au revoir[62], дорогая Флер.

Откуда было знать Флер, что Долли спешит на свидание с самим Дензилом Сен-Шевиотом. С лицом, скрытым вуалью, и с легким зонтиком от солнца эта полная маленькая женщина, тяжело дыша, опустилась на скамейку рядом с бароном. Он выглядел страшно усталым.

— Не правда ли, волнительно, что теперь у нас на троне королева и, когда закончится время траура, мы сможем начать блистательную светскую жизнь в Лондоне? — зачирикала Долли.

— Я явился сюда не для того, чтобы обсуждать с вами новую королеву, — холодно заметил барон. — Что с ней?

— О, весьма прискорбно, но мне никак не удается склонить Флер к встрече с вами или к поездке в Кадлингтон, — вздохнула Долли.

Губы барона вытянулись в тонкую линию. Он ткнул большим пальцем в свою высокую, отороченную медвежьим мехом шапку, к которой была прикреплена траурная повязка. В этой шапке он выглядел еще выше и стройнее.