— Приходи ко мне завтра, дорогая Кэти, и мы закончим наше рукоделие, — проговорила Флер, целуя подругу в щеку.

В будуаре матери Флер с любовью посмотрела на ее красивое, такое родное лицо. Это лицо носило на себе следы глубоких переживаний, однако мать никогда не рассказывала о них дочери, а Флер никогда не задавала вопросов. Она могла лишь смутно догадываться, что мать претерпела сильнейшие страдания в прошлом. Как-то отец сказал ей:

«Будь всегда добра к маме, моя милая Флер, ибо ей пришлось пережить трагедию, которой тебе не понять из-за твоей молодости. Но она прошла через все суровые испытания блестяще и добилась триумфа. Теперь мы с тобой должны сделать все, чтобы она никогда больше не пролила слез».

Елена, взяв дочь за руку, начала читать ей письмо от Долли:


Дорогая Елена, наверное, вам будет интересно узнать, что вчера мы с Арчибальдом верхом отправились в Роу и нам встретился сам неотразимый Сен-Шевиот. Он стал еще красивее, был одет в черный камзол для верховой езды и белые панталоны. Он заговорил о вашей малютке Флер…


Елена перестала читать и пытливо взглянула на дочь. Лицо девушки залила краска. Елена продолжала:


Действительно, он находит ее настолько очаровательной, что взволнованно ожидает новой встречи с ней и просил меня склонить ее приехать к нам провести какое-то время с моими девочками. Тогда, если вы мне позволите, я представлю ее ко двору, при условии, конечно, что его величеству будет угодно устраивать дворцовые приемы в будущем сезоне…


Флер внимательно слушала, пока мать не дочитала письмо, затем высвободилась из ее рук и задумчиво коснулась глянцевитых листьев невысокой пальмы, стоявшей в углу.

— Ну, дорогая, что ты на это скажешь? — осведомилась Елена.

— Все будет так, как вам угодно, мама. А что касается моего дня рождения, если папа хочет, чтобы барон танцевал со мной, то пусть милорд приходит.

В это мгновение со стороны подъездной дорожки послышался цокот копыт. Мать с дочерью обменялись радостными взглядами.

— Вернулся твой отец, — проговорила Елена.

Они спустились по широкой лестнице в вестибюль, который намного расширили с тех пор, когда Елена (тогда она была Фауной и на год младше своей дочери) в первый раз появилась в нем. Гарри Роддни стремительно вошел в дом, поцеловал любимую жену, а потом дочь.

— Как ты, дорогая? — спросил он, касаясь ее светлых волнистых волос, падающих на плечи.

Флер с непосредственностью, присущей юности, сразу же заговорила о беспокоящей ее проблеме:

— Мы хотели кое-что спросить у вас, папа.

— О чем именно, дорогая?

— Вам все расскажет мама.

— Это касается предполагаемых гостей на балу в честь дня рождения Флер, — ответила Елена.

— Ах да! — воскликнул Гарри. — Это будет великий день, когда Флер наконец станет царицей мира! — И он с шутливой галантностью поклонился дочери.

Флер звонко рассмеялась.

— Не думаю, что я когда-нибудь стану ею, папа, да и, честно говоря, мне бы хотелось никогда в жизни не покидать вас, маму и наш дом.

— Тогда давайте поговорим о гостях на твоем балу, — проговорил Гарри.

Елена, видя нерешительность дочери, сказала за нее:

— Ей бы хотелось поговорить о лорде Сен-Шевиоте, Гарри. Она не уверена, что желает увидеть его еще раз. Ей он не нравится.

Гарри Роддни, который, как правило, высказывался о людях несколько уклончиво, дотронулся до кончика носа и задумался.

— Сен-Шевиот… ах да… Значит, он приглашен на день рождения Флер?

— Еще нет. А все остальные приглашения уже отосланы, — ответила Елена. — Однако, дорогой, вы гостили у барона в замке и уже несколько раз говорили, что вам бы хотелось, чтобы я ответила на его гостеприимство и как-нибудь пригласила отужинать с нами.

Гарри налил себе вишневой настойки и отпил маленький глоток. Затем нежно улыбнулся жене и сказал:

— Ну, так дело за вами, мой ангел. Что бы вы хотели сделать в связи с этим?

Но Елена очень хорошо знала мужа. Гарри не всегда был тактичен, к тому же довольно забывчив. Она положила руку ему на плечо и кокетливо заглянула в его глаза.

— Вы совершенно уверены, что, когда в последний раз ходили с Сен-Шевиотом на петушиные бои, не говорили о дне рождения Флер и не намекали ему, чтобы он присутствовал на нем? Ну, как, Гарри?

Его красивое лицо покраснело. Он виновато посмотрел на жену и закашлялся.

— По правде говоря, дорогая, теперь, когда я думаю об этом, то вспоминаю, что действительно упоминал о нем. Поскольку барон просил разрешения послать Флер орхидеи из Кадлингтона. Его теплица самая знаменитая в округе.

Выражение лица Елены изменилось. Флер прикусила губу.

— Ненавижу орхидеи, — прошептала она с чувством.

— Да все в порядке, дорогая, ты можешь принять их, а потом раздать, — с серьезным видом проговорил Гарри.

Однако Елена покачала головой.

— Ох Гарри, милый Гарри, вы никогда не были дипломатом, хотя я люблю вас больше всех на свете.

— Неужели я что-то сделал не так? — спросил Гарри с таким безутешным видом, что Елена тут же взяла его сильную руку и приложила к своей щеке. Жест совсем юной девушки…

— Любимый, — тихо проговорила она, — если вы уже пригласили барона, не волнуйтесь. Мы примем Сен-Шевиота еще раз, Флер, в свою очередь, примет эти орхидеи, но ему надо решительно дать понять, что нас абсолютно не интересуют серьезные ухаживания с его стороны, раз и навсегда. Флер не для него.

— Ну, разумеется, нет! — охотно согласился Гарри. — Он слишком стар для нее и к тому же отчаянный малый, но, ей-Богу, он волшебно владеет пистолетом и шпагой! Никогда не видел ничего подобного. Да ему нет равных! Ну, ну, полно вам… Пойду-ка я лучше переоденусь.

И он удалился. Елена с улыбкой сказала дочери:

— Теперь уже слишком поздно останавливать визит Сен-Шевиота. Как видишь, твой непослушный папа оказался весьма неосторожным. Он слишком щедро раздавал приглашения.

— Не важно, мама, — сказала Флер. — Я отдам лорду только один танец, а орхидеи отошлю маме Кэт. Ведь она их так любит.

Елена наклонилась и поцеловала дочь в щеку.

— Тебе совсем не надо бояться барона Кадлингтонского… или какого-нибудь другого мужчину. Мы с отцом всегда защитим тебя, ангел мой, — проговорила Елена нежно.

Но, пройдет немного времени, и девушка вспомнит эти ласковые слова в горьком смятении. Она вспомнит эти слова, сказанные от всего сердца, но в блаженном неведении, ибо очень скоро ни страстная любовь матери, ни влиятельность отца не смогут защитить Флер от той судьбы, что ожидала ее.

Глава 4

24 мая, когда семья Роддни устраивала бал в честь восемнадцатилетия своей дочери, в Кенсингтонском дворце тоже праздновался день рождения. Еще одна юная девушка вступала в свое совершеннолетие. Ее звали Виктория, и судьба предрекала ей стать королевой, открывая перед ней блестящее будущее.

Весь день Флер казалось, что ее предназначение точно такое же удивительное, как судьба какой-нибудь принцессы королевской крови.

Елена старалась утихомирить дочь, но возбуждение не оставляло девушку. Флер хотелось вмешиваться во все, что происходило вокруг, и, когда все приготовления к празднику завершились, она под руку с матерью обошла весь дом. Никогда зал для приемов не выглядел столь восхитительно. Обюссонские[59] ковры были свернуты. Полы натерты воском и отполированы до золотого зеркального блеска. Во всех углах стояли кадки и сосуды с цветами и пальмами. Было устроено что-то вроде сцены, где разместится оркестр, специально приглашенный для этого вечера.

С резных потолков свисали огромные люстры с сотнями восковых свечей. По всему дому расставили позолоченные канделябры и растопили все камины, ибо эта майская ночь обещала быть холодной. К счастью, день был ясным, а значит, ночью будут сверкать звезды и не предвидится тумана (его так боялась Флер), из-за которого кое-кто из приглашенных мог бы не приехать на бал.

Комнаты для гостей постепенно заполнялись. Кузина Гарри Долли прибыла со своими двойняшками и сыном Сирилом, который на сей раз казался не таким угрюмым и неразговорчивым, ибо только что сдал вступительные экзамены в Оксфорд. Никто не понимал, как это ему удалось, но его мать наконец-то могла похвалиться своим довольно скромным в умственном отношении отпрыском. Теперь она рассказывала всем, что ее дорогой Сирил — самый умный мальчик в мире и в свое время поразит своими познаниями преподавателей.

Роддни не пожалели средств, чтобы устроить для своей обожаемой дочери самый восхитительный день рождения. В обеденном зале уже были выставлены разнообразные яства. Столы ломились от множества блюд с фаршированной заливной телятиной, Йоркской ветчиной, холодной дичью, французскими и русскими салатами, огромными кондитерскими изделиями из желе и фруктов, тортами, пирожными со взбитыми сливками и орехами; повсюду стояли вазы с салатами из фруктов, трюфели на серебряных блюдах, и, конечно же, центр главного стола украшал гигантский торт, испеченный личным кондитером Роддни, приехавшим из Франции и превзошедшим самого себя. «Какой восхитительный торт!» — думала Флер, он был трехъярусным, на каждом углу возвышались башенки из розового и белого крема, увенчанные вишнями. Розовой глазурью было написано «С днем рождения!», кремом выложена дата.

При виде восемнадцати свечей, которые зажгутся этим вечером, Флер всплеснула руками, словно восхищенный ребенок.

— О, как много, мама! Я стала такой взрослой, и так быстро! А мне хотелось бы снова стать маленькой и никогда не взрослеть!

Мать с улыбкой расцеловала ее и сказала: