— Что ж, это разумный вопрос, — молвил князь, — и он действительно требует незамедлительного ответа. Пусть это будет подарок стране, в которую я наконец смог вернуться. За годы изгнания мой отец сумел скопить приличный капитал и порадовался бы тому, что он сейчас расходуется на благие цели.

Владилас взглянул на Илену, и она заметила, как сверкают его глаза.

— Я думаю, даже моя жена уверена, что разбойники живут только благодаря награбленному и отобранному у других. Что ж, в какой-то мере так оно и есть, но мы во время походов по Балканам не воровали ничего, кроме хороших идей, сулящих выгоду, которой не видели другие.

Он усмехнулся и добавил:

— Я думаю, очень скоро вы сами убедитесь, что новый тип ружей, который используют мои люди, можно с легкостью производить самим. Для этого в течение ближайшего года мы построим несколько заводов, а потом вы увидите, как cтремительно эти ружья завоюют популярность, будут пользоваться спросом в каждой второй стране Европы.

Илене показалось, будто министр обороны скептически взглянул на Владиласа, но князь был так увлечен своей программой преобразования страны, что ничего не замечал.

— Мы также разработали новые способы переправки оружия и другого военного снаряжения через реки и горы, позволяющие исключить риск потери или поломки. Несмотря на кажущуюся простоту этих устройств, их невозможно сделать без знания особого секрета, а его мы бесплатно никому не отдадим.

Он выразительно раскинул руки в стороны.

— Кроме того, у нас еще множество идей, и надо признать, некоторые мы украли, но кое-что разработали сами. И сейчас, когда мы навсегда остаемся в Зокале, эти идеи будут способствовать развитию и процветанию страны.

Не было необходимости смотреть на лица людей, сидевших за столом, чтобы судить о впечатлении, произведенном на них речью князя Владиласа.

Однако Илена заметила, что, несмотря yа радушный прием, он желает поскорее уехать.

Вопросы сыпались со всех сторон, и он старался отвечать как можно лаконичнее.

И вскоре, словно подчиняясь необыкновенному магнетизму и воле князя, министры замолчали.

Попрощавшись с премьером и членами кабинета, Владилас взял Илену за руку, и они снова вышли на рыночную площадь, где их ждал экипаж.

Илена была в восторге от увиденного.

Казалось, весь мир стал разноцветным: люди вокруг держали в руках цветы и осыпали ими движущийся экипаж.

Вскоре показались величественные золотые ворота.

За ними, окруженный садом, стоял на холме старинный дворец.

Снаружи он был столь же прекрасен и романтичен, как внутри.

Позолоченные купола и шпили отражали яркие солнечные лучи.

Князь Владилас не мог оторвать взгляд от этого волшебства.

Наконец они подъехали к парадному входу, где замерли в ожидании лакеи в белых, расшитых золотом ливреях, государственные мужи и фрейлины.

И вновь их шумно и радостно поздравляли, а самым поразительным было то, что князя Владиласа приветствовали с энтузиазмом, какого вовек не удостоился бы иностранец.

Потом они остались одни в роскошной гостиной, которую так любила ее мать. По этой причине она и стала называться Комнатой княгини.

Глядя из окна на ухоженный сад, Илена вновь спросила Владиласа:

— Почему ты не сказал мне раньше? Почему ты решил, что можно обманывать меня?

— Я не обманывал тебя. Ты просто приняла меня за того, кем я представился, и в этом нет ничего плохого. Я был и разбойником, и грабителем, и вором, правда, как я уже объяснял, несколько необычным. А теперь жизнь сама подсказала мне, что моя помощь необходима здесь, она же высветила проблемы, которые нужно срочно решить.

— А когда ты их решишь, тебе снова станет невыносимо скучно! — съязвила девушка.

Владилас пожал плечами.

— Может быть! Я привык к риску и вольной воле, но, думаю, в жизни каждого человека наступает пора, когда нужно успокоиться и остепениться.

На его губах заиграла странная улыбка, и княжна подумала, будто он вновь насмехается над ней.

— Что ж, если жизнь покажется невыносимой, ты всегда можешь вернуться в горы, — с нарочитым равнодушием заметила она.

— Ты что, пытаешься отправить меня туда прямо сейчас? — удивился князь Владилас. — Мне кажется, сначала я все-таки должен узнать, сколько моих людей приживется в Зокале и как отнесутся к здешним местам лошади.

Илена тут же вспомнила о прекрасных арабских скакунах, которых она видела за рекой прошлым вечером, и не смогла удержаться от восклицания.

— Как же я хочу прокатиться на твоих арабских скакунах! Я просто сгораю от нетерпения!

— Тогда — завтра, — ответил князь Владилас. — Надеюсь, у тебя есть нормальная одежда для верховой езды?

Если он хотел вывести ее из себя, то ему это вполне удалось.

Княжна яростно сверкнула глазами, с ненавистью посмотрела на него и грозно прошептала:

— Мне не надо диктовать, что я должна, а что не должна носить! И если ты не понимаешь, что дрессировать необъезженную лошадь «в юбке невозможно, то это не мои проблемы!

— Тогда мне придется объезжать их для тебя, — невозмутимо произнес князь. — Позволь еще раз объяснить тебе, Илена, до тех пор, пока будешь моей женой, ты больше ни разу не наденешь брюки.

— В таком случае, — парировала девушка, — чем скорее ты вернешься в горы, тем лучше! Или, может, мне удастся избавиться от тебя каким-нибудь другим способом!

Она залпом выпалила все это, но вдруг спохватилась, что зашла слишком далеко, и замолчала.

Князь какое-то время пронзительно смотрел на нее, а потом, запрокинув голову, громко рассмеялся.

— Я думал, нам не придется возвращаться к подобным разговорам, — молвил он успокоившись, — и ты уже убедилась, что я всегда поступаю так, как мне того хочется и как я считаю нужным! Поэтому учти, если ты не станешь подчиняться моим правилам, тебе придется сильно пожалеть об этом.

— Ты что, собираешься избить меня за неподчинение? — подначивала его Илена. — И как же это произойдет — наедине или перед публикой?

— Посмотрим, — отрезал Владилас. — Хотя, пожалуй, это было бы неплохим уроком для других нарушительниц, когда они увидят, что жена их князя публично наказана на рыночной площади!

Илена понимала, что он шутит, однако чувство досады от того, что ее действительно могут наказать, если она не подчинится его так называемым правилам, не оставляло ее.

— Ты всегда поступаешь так, как тебе того хочется, не так ли? Ну конечно, ведь ты мгновенно сумел приручить мой народ, а эти старые, тупые министры смотрят на тебя как на спасителя, благодаря которому я забуду о их собственных ошибках и не стану наказывать.

— Весьма похвально, что ты сознаешь, какими бесполезными оказались твои министры, — промолвил князь Владилас. — То, что они сделали со страной, — это преступление. Ведь они позволили ей утонуть в пучине неведения, иллюзии совершенства, в то время когда на карту поставлена если не жизнь, то по крайней мере независимость каждого зокальца.

Он говорил резко, но Илена молчала, и он добавил:

— Большая часть вины тем не менее лежит на тебе самой. Ты же необыкновенно умна, обладаешь богатым воображением, но все-таки не смогла заметить, что творится у тебя прямо перед носом, не поняла, что и Венгрия, и Румыния, и Сербия в любой момент могут захватить Зокалу, не потеряв при этом ни одного своего солдата.

Его правота еще больше разозлила княжну.

— Это все твои домыслы, и ты заставил всех поверить в них! — выпалила она. — Но лично я думаю, ты все это сочинил для того, чтобы произвести впечатление. Соседние страны всегда относились к нам дружелюбно и открыто, кроме того, я получила предложение руки и сердца практически от всех князей, так что твои страшные истории ровным счетом ничего не значат.

— Ну, теперь ты ведешь себя и вовсе как ребенок, — усмехнулся князь Владилас. — Но я не собираюсь и дальше полемизировать с тобой, потому что ты оспариваешь неоспоримое.

— А ты весьма самодовольный тип, как я погляжу, — в тон ему ответила Илена. — Но вынуждена согласиться с тем, что дальнейшие споры ни к чему не приведут. Если говорить честно, я не верю в то, о чем ты нам так красноречиво рассказывал, хотя признаю: ты выбрал прекрасный способ, чтобы занять облюбованное тобою место среди моего народа.

— Конечно, — снисходительно взглянул на нее князь. — Мне приятно, моя дорогая, что ты с таким уважением и тактом относишься к моим действиям.

Его спокойный тон раздражал Илену даже больше, чем слова.

— Я понимаю, чего ты добиваешься, — прищурилась она. — Ты хочешь превратить мою страну в военный арсенал, до отказа набитый оружием разрушения. Но нам этого не нужно, мы счастливы без твоего вмешательства, выращивая хлеб и развивая многочисленные ремесла; к тому же мы разводим лучших в Европе лошадей, как бы тебе ни хотелось поставить на первое место своих арабских скакунов.

— Лошади! Ну разумеется, это главный акцент в твоей речи! — воскликнул князь. — Лошади — твоя страсть, за которой ты не замечаешь ничего другого. Но подумай, как долго может продержаться даже самая выносливая лошадь в современной битве, где одним пушечным выстрелом можно убить нескольких, независимо от быстроты их галопа?

В голосе князя слышалась озабоченность и грусть.

— Если б ты когда-нибудь видела страдания лошадей на поле битвы, как видел это я, то поняла бы, что необходимо как можно скорее изобретать другой способ передвижения пушек. Надо заменить лошадь, чтобы она не билась в агонии, пораженная пулями, и не давила наездника в предсмертных конвульсиях.

Он говорил с таким чувством, что Илена в изумлении посмотрела на него.

— О чем ты говоришь? — вопросила она.

— Я верю, когда-нибудь в будущем, пусть даже через много-много лет, — задумчиво объяснил он, — если человеческие особи захотят убивать друг друга, они станут делать это, не вовлекая в кровавую бойню ни в чем не повинных животных.