— Ужасная картина, да?

Анни вздрогнула, потом повернула голову и увидела Люсиана. Она вся затряслась, подумав о том, как незаметно он подкрался к ней.

— Да, — только и сумела выдавить она из себя.

Ее глаза привыкли к яркому свету, и она увидела на помосте Рафаэля и еще одного мужчину, залитых полуденным солнцем. Они стояли, нагнувшись, и проверяли крышку люка, которая должна была уйти из-под ног Питера Мэтленда. Вот тут Анни задрожала по-настоящему.

— Забавно, правда? — ласково спросил Люсиан. — Это ведь Рафаэль приказал построить ее. А он умный человек, я имею в виду моего брата, и я уверен, он думает о том, что тоже, возможно, будет стоять там с веревкой на шее.

Живо представив картину, нарисованную Люсианом, Анни в ужасе закрыла рот рукой. Ее затошнило, но она быстро справилась с собой, правда, от глаз Люсиана ничто не могло укрыться, и он горько усмехнулся.

— Это не игрушки, Анни, не прекрасная сказка. Раньше или позже, но ты перестанешь изображать сиделку и притворяться, что все кончится хорошо. Хорошо не кончится. Бавия гибнет, и Рафаэль — тоже. — Он сделал широкий жест рукой, показывая на замок, стены… — Это всего лишь иллюзия. Беги, Анни, прежде чем это рухнет.

Слезы обожгли Анни глаза.

— Не могу, — прошептала она.

— Ну и дура.

Анни шмыгнула носом и выпрямилась.

— Может быть.

— Ты так сильно любишь моего брата? Больше, чем собственную драгоценную жизнь? Больше, чем детей, которых не родишь, потому что хочешь принести себя в жертву Рафаэлю?

Анни не хотела умирать, и на секунду так остро ощутила потерю детей, словно они в самом деле уже существовали — живое воплощение ее любви к Рафаэлю.

— Я не хочу ничего объяснять, — резко возразила она. — И не буду.

— Ну что ж, — со вздохом произнес Люсиан. — Ты ведь и себе ничего не можешь объяснить.

Анни все еще смотрела на Рафаэля и ощутила знакомое возбуждение где-то глубоко внутри себя, когда он, почувствовав ее взгляд, повернул голову и посмотрел на нее. В эту минуту Анни поняла, как всем своим существом преданна этому мужчине, но эта мысль была такой великолепной и такой простой, что не стоило выражать ее словами. Поэтому она только пожала плечами и ничего не сказала Люсиану.

Рафаэль вернулся к прерванному разговору.

— Наверное, придется тебя похитить, раз ты не слушаешь разумных доводов, — сказал Люсиан.

Его слова поразили Анни как гром среди ясного неба. У нее даже перехватило дыхание.

— Что ты сказал?

— Ты слышала, — ответил Люсиан. Он стоял, как солдат, сцепив руки за спиной. — Если ты отказываешься спасаться, я буду вынужден спасать тебя насильно.

Анни охватила ярость. Она зажгла ей кровь и прояснила голову.

— Предупреждаю вас, Люсиан, — переведя дух, проговорила она, — не пытайтесь не только ничего делать, но даже думать об этом, потому что если я о чем-нибудь узнаю, то вырву вашу печень и зажарю ее на вертеле. Я совсем не так беспомощна, как вам кажется!

Люсиан рассмеялся, но в его голосе не было веселья.

— Ты? Беспомощная? Я не очень проницателен, Анни, но такого я никогда не думал.

Его взгляд вернулся к Рафаэлю, который по-прежнему стоял на помосте в ореоле солнечного сияния.

— И все же, увы, сильнейшие из нас имеют свои слабости.

От этого замечания Анни похолодела.

— Вы мне угрожаете?

Люсиан пожал плечами.

— Я предчувствую, — ответил он, уходя. — Берегись похищения.

— Береги свою печень, — бросила Анни ему вслед.

Она смотрела на Рафаэля, жалея, что он и его собеседник не за тысячу миль от замка Сент-Джеймс, потом вернулась к раненым. К тому времени, как она добралась до лазарета, мистер Барретт уже ушел оттуда. Том и Джосия были целы и невредимы.

— Он подвесил нас за пятки и избил до крови, — поддразнил ее Том, заметив радость на ее лице. — И мы выдали все наши секреты.

Красный и сердитый, Джосия лежал, откинувшись на подушки.

— Можешь смеяться, Том Уолкрик, а я не хочу двадцать лет гнить в подземелье замка Сент-Джеймс.

— Не хочешь, — подтвердил Том.

Анни предпочла воздержаться от замечаний. Если Тома и Джосию освободят мятежники, на что Том, скорее всего, надеялся, она будет за них рада. И в то же время, Анни этого боялась, потому что тогда погибнет Рафаэль.

Еще около часа она оставалась в лазарете, бесцельно слоняясь из угла в угол. Когда пришла Кэтлин и потребовала, чтобы она немедленно что-нибудь поела, Анни отправилась на кухню.

Здесь, как и в большом зале, приготовления к свадьбе шли полным ходом. Не желая вступать в разговоры и стараясь не привлекать к себе внимания, тем более, что в простом платье и с гладкой косой легко было остаться незамеченной, Анни подошла к умывальнику и старательно вымыла теплой водой с мылом руки. Потом она проскользнула в кладовую и отрезала себе ломоть черного хлеба и маленький кусочек сыра.

В центре стола она увидела закопченный чайник и налила себе крепкого чаю.

— Знаешь, утром увезли бедняжку мисс Ковингтон, — услыхала она, как одна девушка сказала другой.

Анни даже глазом не повела в сторону говоривших, но слушала их внимательно. Она нарезала твердый золотистый сыр на крошечные кусочки и стала их класть в рот одни за другим.

— Сумасшедшая, — ответила ей другая, на вид совершенная простушка, державшая в руках поднос с маленькими кексами, посыпанными сахарной пудрой.

Анни вспомнила снежные утра в Пюджет-Саунд, когда мир был так прекрасен и спокоен, что сердце замирало от счастья. Ее охватило такое сильное желание оказаться там, в безопасности и тепле, под одним из бабушкиных разноцветных стеганых одеял, что у нее даже заболел живот.

Значит, корабль пристал к берегу, как предполагал Рафаэль, и увез мисс Ковингтон. Корабль, конечно же, не ее отца, потому что Патрик Треваррен не уехал бы из Бавии без дочери. Даже если бы он согласился ее оставить, Рафаэль не позволил бы, ведь он спит и видит, как избавиться от нее.

— Что это был за корабль? — услышала Анни свой голос.

Она совсем не собиралась ни о чем спрашивать и рассердилась на себя.

— Из Англии привезли гостей на свадьбу и провизию, — ответила помощница кухарки, которую Анни часто видела на кухне, когда та приносила хлеб или наполняла кувшины свежей водой. — Наверное, корабль будет ждать, чтобы отвезти этих ненормальных обратно после торжеств.

Анни кивнула и стала доедать сыр. Ее удивляло, что друзья и родственники Сент-Джеймсов подвергали себя риску ради свадьбы, пусть даже и королевской. Тут она вспомнила, что Федра не собиралась быть главным действующим лицом на этой церемонии. Принцесса хотела представить в роли невесты Анни.

Она глухо застонала и закрыла лицо руками.

Кто-то тронул ее за плечо.

— Вам плохо, мисс? — послышался нежный голос.

Анни хорошо знали в замке, наверное из-за того, что она ухаживала за больными.

Анни подняла глаза и, узнав Эллен, одну из подружек Кэтлин, покачала головой. Надо следить за собой, а то у нее такой вид, будто она уже готова отдать Богу душу.

— Ей надо поесть сладенького, — заявила кухарка и протянула Анни маленький поблескивающий кекс. Он был таким теплым, ароматным и сладким, что мог соблазнить даже святого во власянице. — Скушайте, и я дам вам еще. Что может быть лучше для восстановления сил?

Анни сомневалась в медицинской пользе сладкого кекса, но ей было приятно, что о ней заботятся, и она проглотила кусочек. Кекс был на редкость вкусным, но не успела кухарка положить ей на тарелку еще один, как у Анни взбунтовался желудок. Она закрыла рот рукой, как ошпаренная выскочила из кухни и ее вырвало на траву возле крыльца.

Кухарка, та самая заботливая душа, которая надзирала за дворцовой кухней в Моровии, вышла следом за Анни с чашкой холодной воды и полотенцем. Пожилая женщина потрогала лоб Анни и вздохнула.

— Это не лихорадка, — заметила она, покачав головой.

Анни прополоскала рот и вытерла лицо тряпкой. Она вся покрылась потом, и у нее дрожали колени. Глаза у нее полезли на лоб, едва ей в голову пришла неожиданная мысль, и она тяжело опустилась на крыльцо.

— Когда у вас были месячные? — сочувственно спросила кухарка.

Анни не помнила. Теперь это было не важно. Она точно знала, что ждет ребенка от Рафаэля, и ее охватила радость, смешанная с отчаянием.

Все еще сидя на ступеньках, она опустила голову на колени.

— Мисс Треваррен! — позвала озабоченная кухарка. — Мне послать кого-нибудь за его высочеством?

Наверное, не осталось ни одного человека, который бы не знал о близости Анни и принца, но Анни уже не мучила себя этим.

— Нет, — ответила она, не поднимая головы. — И, пожалуйста, никому ничего не рассказывайте.

— Будьте уверены, — с некоторой обидой заявила кухарка. — Никто еще не говорил, что Элнора Найес сплетница.

Анни не знала, насколько она может доверять этой женщине. Ее мысли и чувства так причудливо переплелись, что она не могла их распутать.

— Пожалуйста, идите, — попросила она. — Я в порядке.

Кухарка неохотно возвратилась в кухню, а Анни сидела и сидела, опустив голову, до тех пор, пока ее сердце не стало биться ровнее и дыхание не успокоилось. Она не хотела ни с кем разговаривать и не хотела идти в свою комнату, поэтому поднялась, пересекла двор и пошла вдоль стены.

В голове у нее не было ни одной мысли. Теперь самое главное — просто жить.

Неожиданно Анни оказалась возле потайного хода. Он был все так же незаметен за вьющимся виноградом и ветками. Она пробралась через них, отыскала калитку и открыла ее.

Прошло несколько минут, прежде чем глаза привыкли к темноте. А когда привыкли — ее словно молнией ударило. Кто-то побывал в комнате, похожей на пещеру. На опрокинутом деревянном ящике она заметила огрызок свечи, в углу лежал матрас, на котором недавно спали.