Он переложил вожжи в левую руку и взял ее руку в свою. Его пальцы ощупали грубоватую кожу ее ладони, говорившую о многом, и он, повернув ладонь девушки, потер большим пальцем более нежную кожу с тыльной стороны ее руки.

– Чем ты занималась в Нью-Хоуп? – проговорил он бесцветным голосом.

– Я жила в приюте и отвечала за кухню. И кормила тридцать семь человек три раза в день, – ответила девушка с некоторой надменностью, что заставило его улыбнуться.

– Значит, ты готовила? – спросил он.

Она склонила голову набок, и в ее глазах вспыхнули огоньки. «Зеленые глаза», – отметил про себя Джон, хотя немного раньше, утром, он мог бы поклясться, что они голубые.

– Да, я готовила. А также выращивала овощи, ухаживала за садом и за курами. И каждый день чистила и мыла кухню.

На последнем слове она с негодованием поджала губы. Затем выдернула свою руку из его ладони и сложила руки на коленях.

– Все это ты делала? – с сомнением спросил он.

– Да, все это, – сказала она и, отвернувшись, стала смотреть на дорогу, по которой они ехали.

– Ну, тогда тебе, наверное, будет нетрудно некоторое время последить за домом и двумя детьми, – заявил он.

– Некоторое время? – спросила она. Ее глаза расширились, выражая удивление.

Джон украдкой посмотрел на нее и нахмурился.

– Ты собиралась надолго поселиться в доме Джеймса? – спросил он, упираясь левой ногой в широкую перекладину.

Она отрицательно покачала головой:

– Жизнь научила меня не строить планов, мистер Тиллмэн. Я просто живу от одного дня к другому. Девятнадцать лет я жила в Нью-Хоуп, где все дни были похожи один на другой. Это продолжалось до тех пор, пока я не получила предложения о браке от двух мужчин. До этого у меня никогда не было такой свободы выбора. Когда я приехала на станцию в Миль-Крик и шериф сказал мне, что преподобный Буш уехал из города, и никто не знает, где он, я решила, что надо ехать к вашему брату. Он писал, что если преподобный Буш не подойдет мне, то он предложит мне свою руку и дом, где я смогу жить вместе с ним и двумя его детьми, воспитывать их и заниматься хозяйством.

– Я никогда не мог понять, что заставило его написать такое, – задумчиво проговорил Джон. – Но с другой стороны, если ему не хватало женщины в доме, значит, он находился в безвыходном положении и пытался исправить ситуацию…

– Я сама была в достаточно безвыходном положении, и мне приходилось рассматривать любое брачное предложение, – прямо заявила Лотти. – В Бостоне женщина или выходит замуж, или работает в доме другой женщины, или же ищет работу где-нибудь еще…

Лотти покраснела от своей собственной смелости, но тотчас же вызывающе вскинула голову и смело посмотрела прямо в глаза Джона.

– Я не могла примириться с подобной перспективой – всю жизнь убирать беспорядок, устроенный другой женщиной. Но с другой стороны, если какому-нибудь мужчине… ну, в общем, такой вариант меня больше устраивал. Следовательно, оставалось замужество, и я сделала для этого все что могла.

Она внезапно умолкла и выпрямилась на краешке сиденья. Ее ноги с силой уперлись в пол.

– Приношу свои извинения, мэм, – сказал Джон.

Его явно забавляло такое проявление эмоций. Он улыбался, и от улыбки на щеках появились ямочки.

– Я была бы вам крайне признательна, если бы вы перестали смеяться надо мной, – проговорила Лотти, уловив насмешку в его голосе.

– Слушаюсь, мэм, – смиренно произнес он. Она метнула в него яростный взгляд.

– Я останусь присмотреть за детьми и домом столько, сколько вам понадобится, – сказала она наконец.

Джон внимательно посмотрел на нее. Ее высокие скулы порозовели, а в сверкающих глазах отражались чувства, которые она, похоже, и не пыталась скрыть. Она негодовала, эта невеста-ребенок из приюта, едва достигшая брачного возраста. Но как понял Джон, она была незаурядной личностью и могла дать отпор любому мужчине, если что-нибудь вдруг оказалось бы не по ней. Глядя на ее волевой подбородок, на воинственный взгляд, обращенный на него, он готов был держать пари, что она выдержала бы любую битву.

– А что ты собираешься делать дальше? – спросил он, окидывая ее чисто мужским взглядом.

– Дальше я найду, куда мне еще поехать, мистер Тиллмэн, – решительно заявила Лотти, давая понять, что разговор окончен.

– Хорошо, остановимся на этом, – согласился он. – Некоторое время я буду работать и у себя, и здесь, по крайней мере, столько, сколько смогу справляться со всем этим. У нас с Джеймсом есть родственники в Сент-Луисе. Там живут и родители Сары. Возможно, ей бы захотелось, чтобы детей вырастили именно они.

Лотти глянула через плечо назад и понизила голос – так, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать ее слова.

– Вы их отошлете? – спросила Лотти с беспокойством. – Они же ваша плоть и кровь.

Он пожал своими широкими плечами, и его челюсти плотно сжались.

– Не думаю, что это ваше дело, мисс О'Мэлли. Я сделаю так, как решу. И если для того, чтобы устроить жизнь детей моего брата, необходимо будет их отослать, я это сделаю.

Лотти открыла рот, собираясь что-то возразить, но так и не решилась сказать то, что хотела.

– И вы не желаете вырастить их самостоятельно? – спросила она, наконец.

– Вырастить самостоятельно? – насмешливо переспросил он. – Это мне предлагается делать в одиночку, мужчине, у которого дел и так выше головы? Им нужна женская забота, и я постараюсь, чтобы они ее получили, – заявил он решительно. – Вы обещали остаться, пока я не научусь заботиться о них. Пусть так и будет.

– Попробуйте научиться делать это лучше меня, мистер Тиллмэн, попробуйте, – многозначительно проговорила она.

– Вам, мисс О'Мэлли, придется доказать обоснованность ваших заявлений, – сказал он, сопровождая свои слова насмешливым взглядом. – Я дам вам две недели на то, чтобы написать своему пастору в Ньо-Хоуп. Пусть поспешит на помощь.

Лотти скрестила на груди руки. Когда же повозка въехала в глубокую колею, вцепилась руками в сиденье. Ее глаза метали молнии, она крепко сжала зубы и отвернулась.

– Посмотрим, мистер Тиллмэн, – пробормотала она. – Мисс Конклин всегда говорила, что в жизни ничего не достигнешь, если всегда будешь оглядываться назад. И я ей верю.

Глава 4

Лавка в Миль-Крике была, по мнению Лотти, прекрасным магазином. Товаров там имелось наверняка не меньше, чем в любимом магазине Эгги Конклин в Ньо-Хоуп. Жизненный опыт научил Лотти думать о пятидесятифунтовых упаковках муки или джутовых мешках, полных риса. Но сегодня мука будет закупаться по иному списку, решила она, приближаясь к длинному деревянному прилавку.

Муки хорошего помола в приютской кухне не бывало никогда. Девушка проводила много утомительных часов, отсеивая мучных червей, прежде чем готовить тесто. Утренняя возня на неуютной кухне была привычным для нее занятием. Радостное сознание того, что сегодня ей не надо интересоваться продуктами второго или третьего сорта, заставляло ее ноги быстро шагать по неровным половицам магазина.

Она с наслаждением вдыхала воздух. Запахи специй и товаров из кожи, смешанные с ароматом яблок, казались ей восхитительными. Она сделала еще один глубокий вдох, и ноги ее, обутые в старые черные ботинки, сделали еще один шаг, рука же сама потянулась к прекрасным кожаным ботинкам, стоявшим на прилавке. Никогда, даже в своих самых необузданных мечтах, Лотти не могла представить, что окажется в подобном магазине, располагая почти неограниченной возможностью тратить деньги. И ни перед кем не надо отчитываться, когда выйдешь за дверь.

Пока коляска быстро катилась по улицам города, Джон Тиллмэн втолковывал Лотти, что за покупки она отвечает лишь перед самой собой.

– Я выдал тебе достаточно денег, – сказал он, осаживая резвую кобылу.

У Джона были большие красивые руки, и суставы пальцев сильно выдавались вперед, когда он перебирал пальцами кожаные поводья. Рукава его голубой рубашки были закатаны примерно на дюйм выше локтя, и Лотти не сводила глаз с мощной мускулатуры Джона. Его сапоги плотно облегали штанины из грубой хлопчатки, и ткань сильно натягивалась при каждом движении крепких бедер. Когда Лотти смотрела на его ладную фигуру, она чувствовала, что краска стыда заливает ее лицо. За все годы, проведенные ею в приюте для девушек, в строго охраняемые стены этого заведения ни разу не ступала нога мужчины, наделенного подобной внешностью.

– Лотти, ты меня слушаешь? – спросил он с нотками нетерпения в голосе.

Глаза девушки расширились, и она выпрямилась на мягком сиденье коляски. Пальцы ее сжали маленькую сумочку, отягощенную увесистыми монетами, которые Джон выдал ей на хозяйственные нужды.

– Да, мистер Тиллмэн, я слушаю, – ответила она, натянуто улыбнувшись.

– Ты уверена, что знаешь, что нужно купить? – спросил Джон с сомнением в голосе. – Требуются продукты. Чтобы четыре человека нормально питались. А об урожае с сада в этом году не стоит и говорить. Джеймс в последнее время запустил свое хозяйство, – добавил он, помрачнев, и, казалось, о чем-то задумался.

Лотти, резко выпрямившись, твердо заявила:

– Я уверяю вас, что справлюсь с этим, мистер Тиллмэн. Вот здесь у меня список необходимых покупок, – сказала она, прижимая руку к карману, где зашуршал лист бумаги.

И вот теперь полки магазина манили Лотти. Она достала свой список и положила его на блестящий прилавок орехового дерева, за долгие годы отполированный локтями покупателей. Ожидая, Лотти машинально поглаживала пальцами гладкое теплое дерево прилавка.

Харви Слокум вел дела в лавке в Миль-Крике уже более тридцати лет, но был еще не слишком стар, поэтому окинул девушку оценивающим взглядом.

– Я полагаю, вы и есть невеста с востока, – произнес он в грубовато-прямодушной манере. – А сюда зашли, чтобы сделать запас для кухни Тиллмэна, а?