Видимо, и эта не слишком отличалась от них, хотя в данном случае здесь можно было, по крайней мере, не беспокоиться, что ей чересчур много лет. «Наверное, она ищет, где бы укрыться от скандала», – решил Джон. Он прищурился, осматривая ее с головы до пят.

Покрасневшая от смущения Лотти представлялась олицетворением невинности. Было это смущение истинным или притворным, не имело для него никакого значения. Так или иначе, она здесь не задержится надолго. Наверное, уже подумывает о том, чтобы поехать в город поискать третьего кандидата и попробовать на нем свои уловки. Циничная ухмылка появилась на его лице, когда он подумал о том, где она могла научиться всем этим движениям и жестам, подчеркивающим ее женственность. Тем временем девушка приступила к следующему этапу своего туалета.

Управившись с волосами – быстрыми движениями пальцев она заплела их в косу, – Лотти собрала волосы с расчески, скрутила их в жгутик и перевязала ими косу, чтобы та не расплеталась. Затем, прежде чем уложить косу короной на голове, она отбросила ее за спину и занялась непокорными короткими прядками, обрамлявшими ее лицо. Они завивались самым произвольным образом и к концу дня выбивались из прически, окутывая пушистым облачком ее лицо. Бросив расческу обратно в коробку, Лотти направилась к умывальнику, преследуемая жадным мужским взглядом.

Вода в котелке, который она оставила на ночь в печке, была еще теплой, и девушка отодвинула заслонку, чтобы проверить, горит ли огонь. Угольки тлели, и ветерок, задувающий в открытую дверцу, оживлял их.

Она наклонилась, взяла из деревянного ящика для дров несколько поленьев и аккуратно положила их в топку. Затем, воспользовавшись кочергой, закрыла заслонку, поставила кипятиться воду и принялась умываться. Намылив руки, Лотти тщательно вымыла их и слегка намылила лицо. Она низко склонилась над умывальником, смывая мыло. Затем стала на ощупь искать полотенце из грубой ткани, висевшее на краю умывальника. Неожиданно полотенце само оказалось у нее в руках. Она удивленно открыла глаза. Рядом стоял бесшумно подошедший Джон Тиллмэн.

– Спасибо, – смутилась она, потом вытерла лицо и повесила полотенце на место.

– Не за что, – кивнул Джон. – Похороны состоятся сегодня днем, – продолжал он негромко, так, чтобы услышала только она одна. – Я поговорю об этом с детьми после того, как они позавтракают.

Лотти кивнула и опустила голову. Все происшедшее было слишком неожиданно и трагично. «Жизнь тут совсем другая», – с грустью подумала она. Траур здесь не принят, каждый день – борьба за выживание.

Джон повернулся и прислонился к буфету, скрестив руки на груди.

– Вы будете готовить сегодня завтрак? – спросил он с насмешкой. – Или вы решили, что мы здесь слишком грубы для вашей восточной чувствительной натуры?

В ответ на его насмешку она сжала зубы, пытаясь сдержаться.

– Я уже, кажется, говорила вам вчера, мистер Тиллмэн, что я умею готовить, и я не замечала за собой ничего из того, что вы называете чувствительной натурой женщины с востока, – сухо проговорила она.

– Ну так докажите нам это, – улыбнулся он, но девушке в его голосе снова почудилась насмешка, как будто он догадывался, какие усилия она прилагает, чтобы не вспылить.

Она опустила глаза, скрывая свою досаду. Кроме того, детям не следовало слышать, как ссорятся взрослые, на попечении которых они находились – пусть даже и временно.

Она уловила какой-то звук, донесшийся с чердака, и подняла глаза. Сисси смотрела на нее с лестницы. Девочка с недовольным видом терла кулачками глаза.

– Вы разбудили меня, – сказала она, надувшись.

– Все равно тебе пора вставать, – заметил дядя, направляясь к лестнице, чтобы помочь племяннице спуститься.

Сисси оперлась о перила.

– Дядя Джон, мне нужно одеться, – сказала она, зевая.

– Тогда поторопись. Ты ведь не хочешь опоздать к завтраку?

– Я хочу помочь Лотти приготовить чай, – сказала девочка, принимаясь искать свое платье.

– Чай? – презрительно фыркнул Джон, и его бровь недоверчиво приподнялась, когда он посмотрел на Лотти. – Чай? – переспросил он.

– Я обещала, – ответила девушка, пожимая плечами.

– А кофе вы умеете варить? – спросил он минуту спустя, удобно устроившись на стуле.

Стоя с ножом в руке над куском свинины, оставшимся с ужина, Лотти взглянула на него через плечо.

– Я могу сварить такой кофе, какой вам никогда не доводилось пить, – отрезала она.

Поджав губы, Лотти резкими движениями, почти ударами, нарезала свинину на куски и ловко уложила их на сковороду. Затем поставила сковороду рядом с котелком и занялась приготовлением кофе.

Все ее движения были точны и быстры. Джон откинулся на спинку стула, наблюдая за колыханием ее юбок и время от времени мелькавшей ножкой.

– Ну, допустим, – лениво протянул он, – это вы умеете. Но может, я просто так спросил? Потому что кофе не имеет значения…

Глава 3

Могила зияла рваной раной. Комья земли лежали вокруг, словно ожидая прощальных слов перед тем, как они будут сброшены вниз.

Гроб был прост – сколоченный из сосны и обтянутый желтой материей, которую жена лавочника откопала где-то на дальней полке в чулане. Миссис Шарп, жена гробовщика, провела все утро, укладывая ткань так, чтобы она обрамляла те части тела Джеймса Тиллмэна, которые должны быть открыты постороннему взгляду.

Покойника одели в темно-синий костюм. В этом костюме он женился и вот теперь, девять лет спустя, в нем же отправлялся в свой последний путь. Гроб был узок, и могучие плечи упирались в стенки. Волосы покойного были того же льняного цвета, что и у Сисси. Лотти с трудом подавила в себе желание поправить его непокорную прядь.

Она стояла позади детей, чужая среди этих людей. Впрочем, к ней относились как к жене Джеймса, которой бы она, несомненно, стала.

«Я чувствую себя лицемеркой, – думала Лотти. – Я оплакиваю человека, которого даже не знала. Я сержусь на него потому, что своей гибелью он поставил меня в затруднительное положение». От этих мыслей комок подступил к ее горлу, и краска стыда залила лицо. Низко опустив голову, с закрытыми глазами она слушала слова пастора.

Лотти обнаружила, что Джеймс пользовался уважением. Хотя он не посещал баптистскую церковь, пастор не держал зла на методиста, которого хоронил. По его словам, Джеймс своим трудолюбием и набожностью заслужил себе место на небесах.

«Почему?» Тяжелый вздох вырвался у нее из груди. «Почему Бог сначала преподнес мне сразу двух кандидатов в мужья, а потом позволил лучшему из них уйти как раз в тот день, когда я приехала? Очевидно, провидение вовсе не было ко мне так благосклонно, как казалось вначале», – с грустью думала Лотти. Она вспомнила, как Эгги Конклин уверяла, что наконец-то Бог вознаградит ее, Лотти, за годы, проведенные в приюте. «Знала бы она, как все обернется. Бедная Эгги ужасно бы расстроилась, видя меня сейчас».

Маленькая ручка потянула ее за указательный палец. Лотти открыла глаза и увидела Сисси, которая смотрела на нее с мольбой во взгляде. Придав своему лицу строгое выражение, Лотти покачала головой.

– Ш-ш-ш-ш, – прошептала она, увидев, что Сисси вот-вот заплачет.

– Мисс Лотти, я хочу пипи, – жалобно пропищала малышка.

Девочка стояла, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Лотти почувствовала, что краснеет – несколько пар глаз смотрели в их сторону. Джон Тиллмэн, стоявший слева, склонил голову к ее шляпке.

– Хочешь, я заберу ее? – спросил он шепотом.

Лотти отрицательно покачала головой, и цветы на шляпке девушки задрожали. Он быстро поднял голову, неодобрительно глянув на ее шляпку.

– Нет, я позабочусь о ней сама, – мягко сказала Лотти и наклонилась к самому уху Сисси. – Это кончится через несколько минут, – прошептала она. – Ты можешь потерпеть еще совсем чуть-чуть?

Глаза Сисси были полны отчаяния, она замотала головой и выдохнула:

– Не-е-е-т…

Это прозвучало весьма красноречиво. Без дальнейших колебаний Лотти взяла ребенка за руку и повела прочь от столпившихся вокруг могилы людей.

Небольшая рощица скрывала воды Миль-Крика от взглядов скорбящих. В это уединенное местечко и направилась Лотти, ведя за собой девочку. Сисси зажимала одну ручку между ногами, другой же вцепилась в руку Лотти.

– Простите меня, мисс Лотти, – сдавленным голосом произнесла она. – Я больше не могу!

У самого края кленовой рощицы находились заросли ежевики. Лотти, убедившись в том, что их никто не видит, опустилась на колени, помогая девочке освободиться от одежды.

Дело, которое привело их сюда, не заняло много времени, и через несколько минут Лотти уже помогала малышке одеться.

– А теперь пошли назад, – сказала она со вздохом.

Лотти пыталась пригладить непокорные кудряшки Сисси. Затем она вытащила из кармана сложенный вчетверо платок и стала вытирать пятно на щеке девочки.

– Высунь язык, – сказала она Сисси и увлажнила платок, чтобы вытереть пятно.

Сисси храбро стерпела эту процедуру и терпеливо ждала, пока Лотти осматривала ее.

– Мы возвращаемся? – спросила она, когда девушка наконец-то убрала платок обратно в карман.

Вопрос малышки был задан «похоронным» голосом, словно она надеялась на ответ, который избавит ее от необходимости возвращаться к торжественному мероприятию, где она так оконфузилась.

– Ты в последний раз видишь своего папу, – объяснила Лотти, когда они присоединились к скорбящим. Это было произнесено тихим шепотом, когда они проходили сквозь неровные ряды могил у дальней части кладбища.

– Он на небесах вместе с мамой? – спросила Сисси, перешагивая через кустики травы, которые боролись за выживание под жарким солнцем позднего лета.

Лотти кивнула и прижала указательный палец к губам, призывая к молчанию. Девочка послушно умолкла.

Крышку гроба сдвинули так, чтобы взорам людей было открыто только лицо Джеймса. Новые гвозди, наполовину вбитые в края крышки, ярко блестели под лучами солнца. Гроб был прост: широкий там, где находились плечи покойника, он сужался дальше к ногам.