– Ага, все нормально, – пробормотал Джон, угрюмо уставясь ей в спину.

Бесформенное коричневое платье сейчас плотно обтягивало ее округлые ягодицы. Платье было сшито из грубой шерстяной ткани; без малейшего намека на талию, оно более походило на мешок, чем на наряд для молодой женщины.

– Слушай, а у тебя нет приличного платья? – неожиданно спросил Джон, критически оглядывая платье Лотти.

Девушка оглянулась. Она смотрела на Джона, уронив руки на колени и раскрыв рот от удивления.

– А с чего это вы заботитесь о моей одежде, мистер Тиллмэн? – спросила она, наконец.

– Меня зовут Джон, – напомнил он, осклабившись и снова водружая на голову шляпу. – Если ты собираешься остаться здесь и смотреть за детишками, я, пожалуй, буду выплачивать тебе жалованье. И в этом случае мне бы хотелось, чтобы ты прилично одевалась и не позорила меня. В своем наряде ты похожа на сиротку, попавшую в бурю.

Лотти резко вскочила, и он отступил на шаг, едва не коснувшись подбородком ее головы.

– Потрудись не придираться к моему гардеробу, Джон,– сказала она ледяным голосом, делая ударение на имени. – А если ты забыл, то я действительно сирота. И с тех пор как я оказалась здесь, меня не покидает ощущение, что я попала в самую страшную бурю.

Она резко отвернулась. Снова оглядев ее невзрачное, мешковатое платье, он еще больше укрепился в своем намерении.

– Ну вот, тут же перья и взъерошила, – примирительным тоном проговорил Джон, когда она опять к нему повернулась, раскрасневшаяся, с глазами, метавшими молнии. – А ведь я хотел только сказать, что тебе нужна какая-нибудь новая одежда. Когда ты ткань цветастую покупала для Сисси, надо было и себе что-то купить.

– Обойдусь тем, что у меня есть, – отрезала Лотти. Предложение Джона оскорбило ее.

Подойдя к ней поближе, он был рад заметить тень беспокойства, промелькнувшую в ее глазах. Не выдержав пронзительного взгляда Джона, Лотти прикрыла глаза. Он положил свои крепкие руки ей на плечи, удерживая ее:

– Лотти…

Лотти внимательно посмотрела на Джона. Он повторил ее имя еще раз, и ее веки дрогнули. Теперь она смотрела на него во все глаза.

– Лотти, я вовсе не хотел тебя оскорбить, – произнес Джон с оттенком сожаления в голосе. Впрочем, он вовсе не собирался уступать. – Я хочу, чтобы ты сшила себе несколько платьев, а это куда-нибудь спрятала. Ты ведь это сделаешь? – спросил Джон тоном, не терпящим возражений.

– Тебе что, стыдно, что тебя увидят со мной?

Он медленно покачал головой:

– Да нет, не стыдно.

Джон посмотрел на Томаса, который стоял в дверях сарая, разинув от удивления рот. Ему казалось странным, что взрослые могут спорить из-за таких вещей.

– Мы ведь не стыдимся мисс Лотти, да, Томас?

– Нет, сэр… мэм, – ответил мальчик, не зная, чью сторону принять.

– Я вас люблю, мисс Лотти, – неожиданно воскликнула Сисси, которая сидела на ступеньках лестницы, ведущей на сеновал. До этого она тихонько наблюдала за взрослыми, не проронив ни слова.

– Я тоже тебя люблю, солнышко, – смущенно ответила Лотти, удивляясь, как это она оказалась вовлеченной в подобного рода разговор.

– Ты слышала? – спросил Джон. – Вовсе мы тебя не стыдимся. Мы просто хотим, чтобы ты хорошо выглядела. – Он снова нахмурился, взглянув на ее платье. – В подходящем нарядном платье ты будешь смотреться совсем как… – Его взгляд был красноречивее любых слов.

– Никогда я красавицей не буду, Джон, – перебила его Лотти. – И вы… и ты… мы оба хорошо это знаем. Не нужно приукрашивать и пытаться позолотить пилюлю… Ладно, все. – У нее перехватило дыхание.

– Но ты ведь очень привлекательная женщина, – настаивал Джон. – И мы в этом убедимся, когда ты наденешь на себя какую-нибудь симпатичную вещицу.

– Вы можете сделать платье, как у меня, – оживилась Сисси. – Мы будем как близнецы, мисс Лотти. Когда мы пойдем в церковь в следующее воскресенье, мы можем…

– Да, наверное, можем, – быстро проговорила Лотти, не желая развивать эту тему.

Она вовсе не горела желанием увидеть преподобного Буша. Одна только мысль о нем заставляла ее вскакивать с постели среди ночи. Возможный поворот событий казался ей настолько устрашающим, что она даже и думать об этом боялась.

Раздалось требовательное мычание, и Джон, вопросительно подняв брови, посмотрел на Лотти.

– Нет. – Она решительно покачала головой. – С меня достаточно сегодняшнего урока. У меня вон уже руки сводит.

Она показала на ведро, стоявшее под выменем Рози. Несколько дюймов вспененного молока на дне свидетельствовало об усердии Лотти. Девушка посмотрела на Джона и удовлетворенно улыбнулась.

– Неплохо для начинающей, правда? – спросила она довольно самоуверенным тоном.

Джон засунул руки глубоко в карманы брюк, хотя ему сейчас очень хотелось пощекотать Лотти или взять за плечи и встряхнуть – во всяком случае, сделать что-нибудь, чтобы как-то снять возникшее в ее присутствии напряжение. Его улыбка ничего не говорила ей о той борьбе, что происходила в его душе.

– Все просто замечательно, – проговорил он непринужденно. – И вы можете, мэм, доить корову, когда вам заблагорассудится. – Джон повернулся на каблуках и, глянув на Томаса, скорчил смешную рожу, что вызвало у всех взрыв смеха.

– Это прекрасно, – ответила Лотти, – но мне надо пойти замочить и развесить ткань, чтобы она села, а потом, минут через пятнадцать, мы с вами встретимся у ледника, – с улыбкой добавила она.

Джон, усевшись на корточки, продолжил прерванную дойку коровы. Боковым зрением он увидел взметнувшийся подол коричневого платья. Он оглянулся, когда Лотти, сопровождаемая Сисси, уже выходила из коровника. Солнечный свет играл в их волосах, когда они шли к дому. Сисси о чем-то увлеченно щебетала, Лотти слушала ее, легко ступая по дорожке и держа девочку за руку.

Тяжело вздохнув, Джон прислонился головой к пятнистому боку коровы и попытался вызвать в своих воспоминаниях образ красавицы Сары. Эта непостижимая женщина, вышедшая замуж за его брата, дразнила, будоражила его воображение. По ночам Джон мучился без сна, представляя ее в объятиях Джеймса. Которому она и принадлежала, напомнил он себе.

Мысль о ее безмятежном лице и тихом голосе всегда искушала его. Ее прекрасные темные прямые волосы, зачесанные за уши и схваченные сзади лентой, притягивали его взор. Джон вспомнил, что распущенными видел эти волосы лишь однажды – она расчесывала их после мытья. Сара сидела на солнце, откинув назад голову и подставив лицо ласкающим лучам. Он вспомнил, как она зарделась, как вскочила, быстро направившись в дом, смущаясь, что ее застали за таким занятием.

Молоко постепенно заполняло ведро. Джон выдоил остатки молока из двух передних сосков. Движения его были почти автоматические, отработанные годами практики – доить он научился еще в детстве.

Джон давно для себя решил, что дойка – очень успокаивающее занятие. Она освобождает голову для разных мыслей. Можно, например, подумать о том, какое поле надо распахать, или о том, когда созреет пшеница и настанет пора убирать зерно. Или же можно помечтать о жене брата. Джон сознавал, что его влечение к ней постыдно, и это наполняло его мысли неизъяснимой горечью.

«Не возжелай жены ближнего твоего…» – эта старая заповедь пронзила его сознание, и он виновато вздохнул. Джон не раз заглядывался на прекрасную Сару, заглядывался глазами, полными желания обладать ее красотой, теплом, нежностью.

«Удивительно, почему я не зашел дальше», – подумал Джон. Он, впрочем, никогда не мог представить себя с ней, с женой своего брата, в постели. Когда он доходил в своих мечтаниях до этого момента, он обычно вскакивал с кровати и выходил на крыльцо, долго смотрел на звездное небо и постепенно усмирял свою похоть. «Я все же тебя не предал, брат», – подумал он.

Его внутренний взор обратился к последней женщине, с которой он был близок. Это была тоненькая, проворная, гибкая, как змея, девушка из Виллоу-Ран, захудалого городишки с баром и магазинчиком, в двадцати милях вверх по реке. Там даже не было церкви, и местные жители отправлялись в Миль-Крик на воскресную службу. Но в этом городке на углу главной улицы стоял двухэтажный домик, в котором жили две самые красивые девушки в Миссури, – это была тихая гавань для его одинокого сердца. Таланты девушек даже превосходили их красоту, и Джон вспоминал о них с улыбкой. Он приходил туда злой, измученный, совсем не в духе, а уезжал домой радостным и умиротворенным.

И тут он подумало стройных формах Лотти, прикрытых невзрачной материей. Вспомнив ее босые ноги, легко ступавшие по половицам в доме, пока она сновала от плиты к столу и обратно, он улыбнулся. И подумал о пышных волосах, струившихся по ее плечам и спине. Он вспомнил, с каким ужасом она смотрела на него тем первым утром, сидя в кровати брата.

Второй раз за день Джон замечтался – замечтался о мягкости женского тела, о запретных, но таких желанных прикосновениях…

Джон встряхнул головой, стараясь избавиться от этого наваждения. С удивлением и испугом он вдруг понял, что Лотти как-то незаметно, но уже прочно заняла в его душе место Сары.

Глава 6

По благочестивому пожеланию Абигайль Данстэйдер, возглавлявшей первую семью в Миль-Крике и являвшейся верным приверженцем местной методистской церкви, за огромные деньги был куплен и доставлен из Сент-Луиса орган. Его установка в маленькой белой церкви стала событием, которое члены общины встретили с огромным энтузиазмом. Этот орган стал предметом завистливых взглядов пианиста из баптистской церкви.

Баптистская церковь в Миль-Крике имела колокольню с колоколом, и паства безмерно гордилась своим правом предвещать утреннюю воскресную службу звоном этого колокола. Методистская община, получив в свое распоряжение орган, поднялась теперь на более высокий уровень – прихожане исполняли гимны под его волшебные звуки.