— Вот ты и не выглядишь больше знатной дамой, — сказал он, потирая на ноге место укуса. Потом вынул из кармана длинный нож, при виде которого у Николь округлились глаза. — Теперь, кажется, ты начинаешь проявлять должное уважение по отношению к мужчине. Мой папенька, например, отлично знает, как обращаться с женщиной. А вот от женщин, которые были в доме у Бакесов, меня тошнит. Мужья позволяют им слишком много болтать, дают им деньги, чтобы играть на скачках. Они ведут себя как мужчины. А некоторые даже считают себя лучше мужчин. Прошлым летом я предложил одной из таких девиц выйти за меня замуж, и знаешь, что она сделала? Рассмеялась мне в лицо! Я оказываю ей большую честь, а она надо мной смеется! Ты такая же, как они. Ты замужем за богатым человеком, и у тебя на таких, как я, нет времени.

Невыносимая боль в руках лишала Николь возможности здраво мыслить. Она смутно понимала, что Эйб чем-то очень обижен. Может быть, его задело ее высокомерие?

— Пожалуйста, отпусти меня, — прошептала она. — Клэй заплатит тебе столько, сколько ты пожелаешь.

— Клэй! — фыркнул он. — Разве он сможет дать мне то, чего я хочу? Сможет он сделать так, чтобы я не жил вместе с сумасшедшим отцом? Или уговорить настоящую леди согласиться выйти за меня замуж? Нет. Но он может дать мне несколько часов удовольствия со своей женой.

Держа в руке нож, он придвинулся к ней ближе. Глаза его угрожающе поблескивали. Он сунул кончик ножа под первую пуговицу застежки на лифе платья. Николь резко втянула воздух, почувствовав прикосновение холодного металла к коже. Срезанная пуговица отлетела в другой конец комнаты.

Одну за другой он срезал пуговицы, а потом разрезал атласный пояс, поддерживающий платье под грудью. Протянув руку, он осторожно раскрыл бархатный лиф и обласкал правую грудь сквозь тонкую сорочку.

— Приятно, — прошептал он. — Ничего не скажешь, приятно. — Кончиком ножа он осторожно вырезал в сорочке отверстие.

Обнаженная грудь была перед его глазами. Эйб отступил на шаг, чтобы полюбоваться.

— Ты сейчас не похожа на леди. Ты очень похожа на женщин из Бостона. Им я нравился. Они умоляли меня приезжать к ним еще. — Он вдруг решительно стиснул губы. — Ну-ка посмотрим все остальное. — С помощью ножа он располосовал сверху донизу юбку бархатного платья. — Кружево! — пробормотал Эйб, приподняв подол сорочки. — Моей маменьке всегда хотелось кусочек кружева, чтобы сделать воротничок и украсить воскресное платье. А у тебя кружевом украшено нижнее белье. — Он грубо сорвал с нее сорочку и уставился на обнажившееся тело: округлые бедра, узкую талию и высокую грудь. Он провел рукой по бедру. — Значит, вот как выглядят леди под всеми своими шелками и бархатами. Неудивительно, что Клэй, Трэвис и им подобные позволяют женщинам дерзить мужчинам.

— Эйб! — вдруг послышался голос Айзека. — Ты там? У нас сломалось весло, и я… — Появившись на пороге хижины, он застыл на месте. От увиденного ему чуть не стало дурно. Николь была привязана к стене за руки, вытянутые высоко над ее головой. Фигура Эйба мешала Айзеку разглядеть все, но лоскутки платья Николь и обрывки ее сорочки, валявшиеся на полу, говорили о многом. Замешательство на мальчишеской физиономии Айзека сменилось яростью. — Ты сказал, что не тронешь ее, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Я тебе поверил.

Эйб повернулся к младшему брату:

— А я сказал, чтобы ты сходил к шлюпу. Я дал тебе приказание и ожидал, что ты его выполнишь. — В руке он все еще держал нож, острие которого теперь было нацелено на Айзека.

— Ты хотел убрать меня с дороги, чтобы я не мешал тебе воспользоваться ею? Как ты воспользовался маленькой девочкой Сэмьюелов? Ее родителям пришлось после этого отослать ее отсюда. Она боялась спать по ночам. Ей казалось, что ты снова придешь. Правда, она так и не назвала тебя, но я-то это знаю.

— Ну и что? — спросил Эйб. — Она была помолвлена с одним из мальчишек Петерсонов. Если она кое-что ему позволяла, почему не могла позволить это и мне?

— Ты! — Айзек чуть не задохнулся от возмущения. — Ни одна женщина тебя никогда не захочет. Я видел, как некоторые из них пытались хорошо относиться к тебе, но ты хотел только тех, кого приходилось брать силой. — Схватив стоявшее на полу ведро, он швырнул его Эйбу в голову. — Ты мне противен! Не могу видеть, как ты относишься к женщинам. Я сыт по горло! Отпусти ее!

Эйб без труда увернулся от летящего ведра и злобно ухмыльнулся.

— Помнишь, что было в последний раз, когда ты вздумал возражать мне? — сказал он, перекладывая нож из руки в руку.

Айзек перевел взгляд с Николь на Эйба.

— Но в то время мне было всего двенадцать лет, — тихо произнес он.

— Значит, мальчик думает, что стал мужчиной? — расхохотался Эйб.

— Да, стал.

Айзек сделал выпад так быстро, что Эйб даже не успел опомниться. Он привык к тому, что младший брат — неуклюжий ребенок, который не выходит из повиновения. Не заметил, как брат повзрослел.

Получив от брата удар кулаком в лицо, Эйб был страшно удивлен. Он ударился затылком о каменную стену, и у него перехватило дыхание. Когда он пришел в себя, то был в такой же ярости, как Айзек. Он забыл о том, что дерется с собственным братом.

— Осторожнее! — крикнула Айзеку Николь, заметив, как Эйб сделал выпад вперед. Лезвие ножа вонзилось в бедро Айзека, и Эйб, потянув рукоятку ножа вверх, нанес брату глубокую, длинную резаную рану.

Айзек охнул и отстранился от ножа. Порез был слишком глубок, но пока еще не сильно кровоточил. Он схватил старшего брата за запястье, вынуждая выпустить нож. Как только нож упал на пол, Айзек проворным кошачьим движением схватил его. Эйб попытался отобрать нож, но наткнулся на лезвие и сильно поранил плечо.

Он отскочил к стене у двери, зажав рукой порез на плече. Между пальцами струилась кровь.

— Ты, видно, сам хочешь ее? — спросил Эйб сквозь зубы. — Можешь ее забирать! — Он быстро повернулся, выскользнул за дверь и запер ее на задвижку.

Айзек доковылял до двери и попробовал, навалившись плечом, открыть ее. Однако нога начала кровоточить.

— Айзек! — крикнула Николь, заметив, что он теряет сознание. — Развяжи меня, я тебе помогу.

Он не отреагировал на ее слова.

— Айзек! — снова крикнула Николь.

Превозмогая боль, Айзек доковылял до нее и потянулся к веревкам, связывающим ее запястья.

— Разрежь веревку, — подсказала она ему.

Собрав последние силы, он принялся перепиливать ножом веревки, которые, к счастью, оказались полусгнившими. Когда веревки были перерезаны, Айзек рухнул на грязный пол, Николь упала рядом на четвереньки и быстро развязала веревки на щиколотках.

Окровавленный нож Эйба лежал на полу. Она отрезала подол сорочки и разорвала на полосы. Потом разрезала брюки Айзека, чтобы посмотреть рану. Рана была глубокая, но чистая. Она крепко перевязала ее, чтобы остановить кровь. Айзек, судя по всему, был без сознания. Он не говорил и не двигался. Закончив перевязывать ногу, она дала ему воды, но он не стал пить.

В полном изнеможении Николь села, прислонившись спиной к каменной стене, и положила голову Айзека себе на колени. Она пригладила его упавшие на лоб черные волосы. Они с Айзеком заперты в каменной хижине. У них нет ни пищи, ни других припасов. Хижина находится на необитаемом островке, где их никто не сможет отыскать. И все же Николь почувствовала себя гораздо спокойнее и вскоре заснула.

Глава 14

Ферма Симмонсов была расположена на болотистом участке земли в двенадцати милях вверх по реке от плантации Армстронгов. Земля бросовая, каменистая, неплодородная. Дом — настоящая лачуга. Тесная, грязная, с дырявой крышей. Во дворе — куры, собаки, выводок поросят и несколько полуодетых ребятишек.

Трэвис пришвартовал шлюп к полусгнившему причалу. Клэй, выпрыгнув на берег, сразу же направился к дому. Остальные мужчины последовали за ним. Дети, оторвавшись от своих занятий, уставились на них. Выглядели они несчастными и забитыми. Постоянно трудились в поте лица, однако отец им твердил, что они обречены вечно гореть в геенне огненной.

— Элайджа Симмонс! — крикнул Клэй.

Из дома вышел тощий старик.

— Что тебе надо? — спросил он, глядя на Клэя сонными глазами. Он взглянул на одну из девочек, которой было не более четырех лет от роду. На коленях у нее лежала курица, которую она ощипывала. — Эй, девчонка, — окликнул ее Элайджа, — не вздумай оставить пеньки от перьев в коже птицы, или я посажу тебя в дровяной сарай.

Клэйтон с неприязнью взглянул на старика, который спал, пока его дети трудились.

— Мне надо с тобой поговорить.

Грязный старик начал просыпаться, и его глаза прищурились, став узкими, словно щелочки.

— Вот как? Язычник явился, чтобы обрести спасение? Тебе придется вымаливать прощение за свою неправедную жизнь.

Клэй, схватив его за грудки, приподнял так, что ноги едва касались земли.

— Я не нуждаюсь в твоих проповедях! Ты знаешь, где находится моя жена?

— Твоя жена? — брызгая слюной, воскликнул старик. — Блудницы не становятся женами. Она дочь сатаны, и ее следует изгнать с земли.

Клэй наотмашь ударил старика кулаком по физиономии. Тот стукнулся о дверной косяк и рухнул на землю.

— Клэй! — сказал Трэвис, положив руку на плечо друга. — Так ты ничего от него не добьешься. Он сумасшедший. — Трэвис повернулся к детям: — Где ваша мать?

Дети, оторвавшись от своих дел, взглянули на него и пожали плечами.

— Я здесь, — раздался тихий голос за спинами мужчин. Миссис Симмонс была еще более тощей, чем ее муж. Глаза у нее ввалились, под ними залегли темные тени.

— Нам сказали, что мою жену видели садящейся в лодку с вашим сыном. Она отсутствует уже почти двое суток.

Миссис Симмонс кивнула, как будто эта новость ее не удивила.