— Подожди, не впадай в панику раньше времени. У меня есть знакомый, который помешан на изучении разных почерков. Ему ничего не стоит определить, подлинные это расписки или нет. У тебя же есть Костины письма, чтобы было с чем сравнить?

— Письма-то есть, но нет расписок, вряд ли мне удастся заполучить их, пока я не расплачусь полностью.

— Но это невозможно, Оля! — Глафира с сожалением посмотрела на подругу. — Я знала, что он свинья, но не до такой же степени? Он же пустит вас по миру!

— За себя я не боюсь, Глаша, — Ольга Ивановна всхлипнула, — но как быть с Настей? Она и так осталась без денег, когда отказала графу. Теперь я не смогу учить ее в Париже. Бедная моя девочка! Я даже боюсь сказать ей, что нас ожидает в самом ближайшем будущем!

— Но неужели нет никакого выхода, дорогая! Возможно, следует поговорить с ним более мягко и…

— Выход есть, Глаша! — Ольга Ивановна встала и подошла к окну. Непроглядная темнота окутала город. И только редкие огни фонарей изредка выплескивали слабые вспышки света, не способные разогнать мрак и черноту последней ночи сентября.

— Выход, Глаша, Райкович предложил сам! — почти прошептала Ольга Ивановна. — Этот мерзавец требует, чтобы я отдала Настю ему в жены, тогда он аннулирует все долги.

Некоторое время Глафира потрясение смотрела на нее, словно не могла поверить своим ушам. Наконец она пришла в себя и с негодованием произнесла:

— Действительно мерзавец, еще какой мерзавец! Сидел, как хищник в своем логове, таился, как змея, и выжидал, когда ты окажешься в безвыходном положении! Ну и сволочь этот Ратибор! Молоденькую девочку ему, видите ли, подавай! А ну-ка, выкуси! — Она сложила три пальца в незамысловатую конфигурацию, и Ольга Ивановна отметила, что кукиш Глафиры выглядит гораздо внушительнее, чем ее собственный.

— Глаша, посоветуй, как мне сказать об этом Насте? Ты же видела, в каком она состоянии? Я так боюсь за нее!

— Фаддей все рассказал мне, — тяжело вздохнула Глафира. — Он не присутствовал при ее разговоре с графом, но столкнулся с ним на пороге, и бес его дернул за язык спросить, на какое время назначено венчание. Граф послал его к чертовой матери, представляешь, при его-то воспитании и выдержке.

— Представляю. — Ольга Ивановна подошла к Глафире, села рядом с ней на диван и обняла за плечи. — Но все-таки, как мне все объяснить Насте? О предложении Ратибора у меня даже язык не повернется ей сказать, тем более завтра, но, сколько бы я ни таилась от нее, все равно очень скоро это станет известным. Я боюсь одного, Глаша, как бы она не сделала с собой что-нибудь, когда узнает, какие условия поставил Райкович, чтобы освободить меня от долгов…

Настя стояла на пороге гостиной никем не замеченная и, прижав руки к груди, слушала разговор матери с Глафирой Афанасьевной. Босые ноги в мягких тапочках замерзли от сквозняка, струившегося по полу. Она дрожала то ли от холода, проникающего под легкий халатик, накинутый поверх ночной сорочки, то ли от потрясения от услышанного. Выходит, дорогой дядя Ратибор так и не отказался от своих планов? Он действительно решил жениться на ней. Старая обезьяна! Настя от негодования вздрогнула и гневно тряхнула головой. Негодяй решил напугать мать грядущим разорением, чтобы заполучить ее дочь. Она ни на секунду не усомнилась в своем отце и тем более не поверила, что он взял в долг такие, поистине фантастические, суммы. Вероятно, мама, когда Райкович предъявил ей долговые расписки, от изумления что-то не так поняла.

Настя быстро вернулась в свою спальню и опять закрыла дверь на ключ. Впереди вся ночь, надо разобраться во всем и принять правильное решение. Возможно, выяснение отношений с Райковичем поможет ей пережить завтрашний день. Теперь у нее много свободного времени, и она полностью посвятит себя заботе о матери и спасению отцовского состояния от загребущих лап этого жадного паука — Райковича!


— Настя, ты уже проснулась? — Ольга Ивановна, одетая в дорожное платье и теплый салоп, постучала в дверь спальни дочери. Ей никто не ответил. Она коснулась ручки, и дверь неожиданно легко распахнулась. В комнате никого не было. Ольга Ивановна оглянулась в недоумении. Куда подевалась Настя? Сегодня она не спустилась к завтраку, объяснив отсутствие аппетита головной болью. Но куда она могла исчезнуть за те полчаса, прошедшие после завтрака? Ольга Ивановна успела только за это время переодеться. Бессонную ночь она провела в тяжелых раздумьях, как ей поступить. На рассвете она решила отправиться утром в магазин к Райковичу и попытаться до конца прояснить ситуацию с долгами Кости. Она приняла успокоительное лекарство и сейчас чувствовала себя несравнимо увереннее, чем вчера, но это отнюдь не гарантировало, что беседа с Ратибором будет носить мирный характер.

Но все-таки где же Настя? Ольга Ивановна подошла к туалетному столику дочери, чтобы позвонить в колокольчик и вызвать Ульяну, но тут ее взгляд упал на листок бумаги на шелковом покрывале кровати на самом виду. Она взяла его в руки, прочитала несколько торопливых строчек, написанных рукой дочери, и обессиленно опустилась на стул. Настя все уже решила и за себя, и за нее…

О господи! Ольга Ивановна перекрестилась! Схватила колокольчик и позвонила. Через некоторое время на пороге появилась Ульяна со стопкой чистого, выглаженного белья.

— Где барышня? — спросила Ольга Ивановна, чуть ли не с ненавистью глядя на безмятежное лицо служанки. — Разве я не предупреждала тебя, чтобы следила за каждым ее шагом?

Ульяна положила белье на кровать, бросилась в ноги барыне, голося на весь белый свет, что ни сном ни духом не ведает, куда на этот раз подевалась барышня!

— Куда она исчезла, я без тебя знаю, — сказала сердито Ольга Ивановна и приказала:

— Вставай, нечего теперь выть. Иди к себе и, как только вернется Глафира Афанасьевна, скажи ей, что я поехала к Райковичу искать Настю.

Ульяна вскочила на ноги, перекрестилась и выбежала из спальни.

Ольга Ивановна спустилась в вестибюль, вызвала дворецкого и велела приготовить ей коляску.

— Не извольте беспокоиться, барыня, — Федор слегка поклонился, — я уже приказал заложить для вас экипаж. Через несколько минут его подадут к крыльцу. — Он опять склонил перед ней голову и подал Ольге Ивановне большой конверт из плотной бумаги. — Свежая почта на ваше имя, барыня.

— Подожди, это не к спеху! — Ольга Ивановна с недовольным выражением на лице отвела его руку, и вдруг взгляд выхватил обратный адрес, выведенный знакомым почерком управляющего. Письмо из Красноярска! Определенно, что-то там случилось! Кавтасьев, управляющий ее делами, периодически, раз в два месяца, сообщал ей о состоянии дел на приисках. Но это письмо было внеочередным, так как прошло меньше месяца со дня получения последнего, и только поистине чрезвычайные обстоятельства могли вынудить Кавтасьева снова написать ей.

Она быстро распечатала конверт и пробежала глазами письмо. Не веря своим глазам, она подняла взгляд на дворецкого, покачала головой, словно избавлялась от наваждения, и вновь перечитала письмо. Потом побледнела как полотно и, прижав руки к груди, медленно опустилась в кресло.

— Иван, срочно воды барыне! — крикнул дворецкий лакею, стоящему у парадных дверей, а сам склонился над Ольгой Ивановной и, используя конверт вместо веера, принялся обмахивать ей лицо. — Что с вами, барыня? — спросил он встревоженно и, взяв из рук слуги стакан с водой, поднес его к губам Ольги Ивановны.

Она сделала несколько глотков, закрыла глаза и откинулась обессиленно на спинку кресла. Дворецкий и лакей растерянно посмотрели друг на друга. Но в этот момент распахнулись двери, и на пороге появился рассерженный Фаддей.

— Что здесь происходит, милейшие? — произнес он с явным раздражением в голосе, заметив застывших по стойке «смирно» дворецкого и лакея с пустым стаканом в руках. — Добрые четверть часа звоню, стучу в дверь, никто не открывает! — Тут он увидел в кресле Ольгу Ивановну и устремился к ней. — Что с вами, дорогая? Вам плохо?

Она открыла глаза и молча подала ему письмо.

— Что это? — Багрянцев с недоумением посмотрел на листок бумаги. — Вы предлагаете мне прочитать его?

— Читайте, Фаддей, — Ольга Ивановна опять закрыла глаза, — читайте скорее и скажите, что все это мне не снится.

Поэт прочитал письмо один раз, потом второй и, взяв ее за руку, спросил:

— Когда вы это получили?

— Только что! — ответила Ольга Ивановна и заплакала. — Я всегда знала, я просто чувствовала, что Костя и Курей не могли утонуть, их попросту убили.

— Ольга Ивановна, — Фаддей склонился над ней и поцеловал руку, — но это еще не доказано. По обрывкам одежды вряд ли можно установить, чьи останки найдены в тайге…

— Ничего вы не знаете и не понимаете, Фаддей. — Ольга Ивановна вытерла слезы носовым платком и с глубокой печалью в глазах посмотрела на него. — Кавтасьев мог сообщить мне только то, в чем полностью уверен. Я хорошо знаю этого человека. Останки найдены в сухом месте, в песчаном отвале, и, если бы не оползень, их вряд ли бы когда-нибудь нашли. Одежда достаточно хорошо сохранилась, и ясно видны пулевые отверстия. Их убили выстрелом в голову, и, возможно, когда они спали. Иначе ни Костя, ни Курей просто так бы не дались! Нет, Фаддей, я полностью уверена в том, что нашли останки моего мужа и его проводника… Но как же тогда рассказ Райковича? Выходит, он солгал? И карта… Карта Костина пропала… — Она вскочила на ноги и с ужасом посмотрела на Багрянцева. — Теперь я знаю, это он убил Костю, больше некому, и все его беспамятство сплошная ложь! О боже! Настя! — вскрикнула она вдруг и схватила поэта за руку. — Настя поехала к нему!

— Постойте, Ольга, — поэт грозно посмотрел на лакея и дворецкого. Они тут же исчезли, словно их никогда и не было в вестибюле. А он обнял женщину за плечи, усадил ее в кресло и попросил:

— Расскажите, милая, что произошло, только не волнуйтесь, умоляю вас. — Багрянцев достал из нагрудного кармана платок и заботливо вытер мокрые щеки Ольги Ивановны. — Я сделаю все, чтобы поддержать вас.