Джек хмурился и только что не шипел от отвращения и неудовольствия. Кара знала, что не она вызывает столь негативные эмоции, а его собственная совесть, а потому продолжила:

– Ты должен показать избирателям, что ты стал другим, что ты уже не тот засранец, который два года назад беззастенчиво разглядывал зад выступавшей на конгрессе учителей дамы. Люди должны поверить, что у тебя появились новые перспективы, новые стимулы, такие как любовь и семья, и теперь ты сможешь лучше представлять интересы жителей штата Индиана в Вашингтоне. – Кара сделала паузу и, убедившись, что Джек внимательно слушает и уже не выглядит таким раздраженным, продолжала: – Подобная стратегия в избирательной кампании кажется очень многообещающей. Кроме того, относись к данному вопросу так, как он того заслуживает: это всего лишь деловое соглашение. С помощью такой тактики мы сможем за короткое время привести твою личную жизнь в то состояние, когда она не будет вызывать возмущения у широкой публики.

– Помоги мне, Господи, – пробормотал Джек.

– Давай договоримся следующим образом, – неумолимо гнула свое Кара, – Саманта Монро и ее дети в течение шести месяцев будут находиться поблизости от тебя, затем, после выборов, вы тихо и дружески расстанетесь, и мы попросим прессу не очень напирать на это обстоятельство, сославшись на право каждого на личную жизнь. Попросим не травмировать детскую психику и все такое. Никто не пострадает, я гарантирую.

– А почему ты так уверена, что она никому не проболтается?

– А мы напишем небольшое приложение к нашему договору. Если она проболтается, ей придется вернуть деньги, а они ей очень, очень нужны. Поверь, я знаю, о чем говорю.

– Да?

– Джек, включи же мозги, наконец! Вспомни, как Манхеймер вещал во время недавней встречи политиков «за круглым столом»: Толливеры, мол, слишком богаты, чтобы думать о тех, кто нуждается в деньгах! Как он приплел сюда ваше состояние: Толливеры могут позволить себе содержать огромный дом, в котором никто не живет, в то время как трудящиеся граждане вынуждены отдавать значительную часть своих доходов за жилье! Слушай, мне только что пришла в голову блестящая мысль: Сэм и дети могли бы переехать в тот дом. Это был бы поистине королевский жест. Широта души и щедрость. Ну разве я не гениальна?

Кара наблюдала за Джеком, который мрачно кусал губы. Его зеленые глаза невидящим взглядом скользили по комнате, и женщина понимала, что Джек Толливер взвешивает аргументы «за» и «против», обдумывая ее план, возможные риски, а заодно просчитывая дальнейшие шаги. Она знала, что Джек очень умен, и не сомневалась, что он придет к единственно правильному решению. Они с Толливером дружили с первого курса, и Кара всегда поражалась, насколько быстро он соображал и как ясно видел перспективы. Умение сделать нужный шаг в нужное время – бесценное качество для политической карьеры, а Джек был прирожденным политиком. Так же как его отец и его дед.

Кара терпеливо ждала, чтобы Джек высказал свое решение… чтобы сказал хоть что-нибудь! И вот, наконец, когда прошла уже целая вечность, он поднял на нее свои яркие зеленые глаза и решительно кивнул. Кара почувствовала гордость за Толливера-политика и за Толливера-человека. Какой молодец, думала она. Он принял верное решение и сейчас найдет нужные слова, чтобы сказать об этом.

Джек вздохнул, приподнял бровь и нерешительно спросил:

– А она, случайно, не рыжая?


Сэм устроила свою двухчасовую клиентку под сушкой, снабдив ее журналом и чашкой ромашкового чая. Установила таймер на двадцать минут, счастливой улыбкой встретила клиентку, которая была записана на два тридцать, и, подозвав ассистентку, отправила ее мыть голову. А сама нырнула в небольшую кухоньку, которая находилась в задней части салона. Взглянув на часы, Саманта поняла, что у нее есть максимум десять минут, чтобы перекусить и позвонить миссис Брейшерс, администратору дорогущего детского садика, из которого Дакота, похоже, скоро вылетит, несмотря на все старания матери и кучу денег, которые Сэм заплатила за пребывание малыша в чертовом детском саду.

Сэм уселась на стол, откусила от холодного пирожка с курицей и, схватив телефон, принялась набирать номер.

– Миссис Брейшерс?

– Да, здравствуйте, миссис Монро. Я как раз ждала вашего звонка.

Сэм торопливо жевала и покаянно думала о том, что хоть с того момента, как она получила письмо с угрозами отчислить Дакоту, прошла неделя, она так и не смогла придумать, как ей справиться с администрацией садика. Сейчас миссис Брейшерс представляла для Саманты самую настоящую угрозу. Если Дакоту выгонят из садика, что она будет делать? Не-ет, надо найти какой-то способ справиться с этой мафией клана Монтессори.[2] Сэм уже применяла тактику упрашивания и мольбы и сильно подозревала, что миссис Брейшерс исчерпала свои лимиты симпатии и жалости. «Может, на них в суд подать?» – с тоской думала Саманта. Нет, ничего не получится. Конечно, если нанять дорогущего адвоката и создать прецедент дискриминации по признаку описанности… то есть доказать, что администрация детского садика избавляется от детей, не приученных к горшку, тогда…

– Как я писала вам ровно неделю назад, миссис Монро, Дакота не сделал практически никаких успехов. – Миссис Брейшерс была само сочувствие. – Вы уже определились, куда он перейдет после того, как покинет наш сад?

– Просто не знаю, что и делать, – залепетала Саманта, с неудовольствием думая, что придется опять давить на жалость, но других вариантов у нее не было. – Чего я только не пробовала! Наклеивала портреты его любимых мультяшных героев на дверь туалета, покупала белье как у старшего брата, давала пятнадцать центов за каждый успешный поход в туалет и аплодировала как ненормальная, если он хотя бы соглашался сесть на унитаз. Господи Боже мой! Я просто не знаю, что еще можно сделать, и главное, совершенно не понимаю, в чем проблема. Мои старшие дети приучились к горшку так естественно, что я абсолютно…

– Миссис Монро…

– Я даже пообещала Дакоте еще одну собаку, если он начнет себя вести как взрослый мальчик!

– Это порочный путь. Подкуп – неподходящий фундамент для построения детской независимости и не будет способствовать решению ваших проблем. И уж наверняка еще одна собака в вашем семействе не добавит порядка и не приведет к положительному развитию ситуации.

– Наверное, вы правы. – Саманта отпила из банки диетической колы и посмотрела на часы. Если передержать двухчасовую клиентку под лампой, то у нее фольга расплавится, и будет она не крашеная, а лысая.

– И я хотела бы поделиться с вами своими мыслями, миссис Монро. Мне кажется, последнее время вы стали меньше бывать с детьми. Вам следует пересмотреть свой рабочий график, может, стоит подумать о частичной занятости и неполном рабочем дне до тех пор, пока…

– Пока что? Пока вернется мой бывший муж и заплатит все долги по алиментам? – Сэм и не заметила, как спрыгнула со стола и теперь стояла посреди тесного помещения и мысленно умоляла Бога дать ей сил и терпения пережить трудный разговор – сегодняшний день – да и вообще всю эту неделю.

– Я просто предлагаю вам…

– Знаете, миссис Брейшерс, последние три года я только и слышу, что о творческом подходе к решению моих проблем и динамичных формах развития. Да я по задницу в этих самых проблемах, ясно? И только и делаю, что решаю их. Как смеете вы заявлять, что я недостаточно забочусь о детях?!

На том конце раздалось тихое восклицание. Миссис Брейшерс не понравилось то, что она услышала. Саманта понимала, что не видать больше Дакоте частного садика как своих ушей, но раз толку с него все равно никакого, то она хоть душу отведет. Впрочем, Саманта все равно не смогла бы остановиться. Должно быть, сегодня для мафии Монтессори настал судный день.

– Я на все готова ради блага своих детей, и это единственная причина, по которой я последние полгода позволяла вашему неприлично дорогому заведению буквально держать меня в заложницах! Я жила только мыслью, что, пока я работаю как лошадь, о моем мальчике заботятся так хорошо, как только возможно. Но в вашем саду правил и ограничений больше, чем в армии!

– Право же, миссис Монро…

– Я работаю чуть ли не сутками, чтобы у Дакоты, у его брата и сестры была крыша над головой. Я одна содержу троих, понимаете? А если прибавить собаку, то четверых! А если посчитать и меня – я тоже иногда ем и покупаю пару-другую трусов – то нас пятеро. Пятеро человек живут на зарплату одной парикмахерши! А вы мне тут рассказываете про какую-то долбаную динамику!

В трубке было тихо. Через некоторое время миссис Брейшерс пришла в себя и, откашлявшись, заявила:

– Вы не единственная мать, у которой имеются проблемы. Многие наши детки растут в неполных семьях, но тем не менее успешно пользуются унитазом и вовремя освоили управление сфинктером…

– Управление сфинктером? – Саманта не смогла удержать смех. – Что вы несете!

В эту минуту в кухню заглянула ассистентка и, сделав страшные глаза, прошептала:

– Твоя двухчасовая сейчас взорвется.

Сэм прикрыла трубку ладонью и быстро сказала:

– Вынь ее из-под лампы. Я буду через минуту.

– У вас есть одна неделя, миссис Монро, – услышала Саманта окрепший голос администратора.

– Да, я понимаю… – Что она сможет найти за неделю? – Послушайте, я хотела извиниться за грубость, но не могли бы вы дать мне немного больше времени?

– Неделя. – Миссис Брейшерс просто повесила трубку, позабыв вдруг про конструктивную динамику диалога и вежливость.

Саманта стояла посреди кухни. В одной руке она держала пирожок, от которого успела откусить всего пару раз, в другой – телефонную трубку, а по щекам ее катились слезы.

Ну вот, она позволила слабости и отчаянию взять над ней верх. На целых две минуты. Плечи Саманты поникли, спина сгорбилась, а из груди вырывались отчаянные рыдания.

Сэм положила на место телефонную трубку, выкинула пирожок, высморкалась, умылась и вернулась в салон.