Дуглас длинно выругался и опустил ее на кровать.

— Не представляю, с чего это мой отец вообразил, будто вы можете оказать благотворное влияние на моего брата Реджинальда. Услышь он хотя бы половину из вашего лексикона, его мнение сразу бы изменилось.

— А вам, кажется, уже намного лучше. Это является для меня большим облегчением, так как из-за вас я забросил дела поместья. Надеюсь, теперь вы будете спокойно лежать в своей кровати, а я наконец буду предоставлен самому себе.

Почувствовав, как напряглось ее тело, он сразу пожалел о своих словах, но что сказано, то сказано, и брать их назад он не собирался. Тем более что она их заслужила. Она опять нападала на него, заставляя защищаться, и это одновременно удивляло и злило его.

Но Александра не удостоила его ответом.

У нее будет горничная, ее зовут Тэсс, сообщил ей Дуглас, она позаботится обо всем, что ей нужно.

— К тому же, — продолжил он, — миссис Пичем, без сомнения, заглянет к вам, чтобы попотчевать своими советами, снадобьями и специальными блюдами для больных. И даже если она утомит вас своими заботами, не забывайте, что она делает это исключительно с добрыми намерениями.

Он ушел. Весь оставшийся день Алике проспала. Миссис Пичем принесла ей красивый серебряный поднос не меньше, чем с полудюжиной различных блюд, специально для нее приготовленных.

— Его милость велел мне проследить, чтобы вы как следует поели, — объявила она, усаживаясь в кресло возле ее кровати. Алике показалось, что она считает каждую ложку, съеденную ею.

— А где он сам?

Миссис Пичем слегка замялась, но только на секунду, затем кивнула:

— Знаете, миледи, джентльмены ведь не любят сидеть у постели больных. Они чувствуют себя рядом с ними неуютно, теряются, не знают, куда себя девать, и все такое прочее.

— По-моему, он не был растерянным, когда мы были в домике у Тома. И прекрасно знал, что нужно делать.

— Ну, там было совсем другое дело.

— Да, наверное, — согласилась Александра и принялась за следующее блюдо — жареную картошку с горошком, тарелку с которым предупредительно пододвинула ей миссис Пичем.

Вечер она провела в одиночестве. Ни муж, ни сестра не пришли повидать ее. Ей было ужасно жалко себя.

Спала она беспокойно. Ей вновь пригрезился сон, уже виденный раньше. Прекрасная молодая леди стояла возле нее, не двигаясь и глядя прямо на нее. Видение то расплывалось, то становилось четким, очень красивое и пугающее в то же время. Все это было как-то странно. Казалось, она хотела заговорить с ней, но не могла. Каким-то внутренним чувством Александра понимала это. Она понимала, что ее предупреждают о чем-то, хотя и не знала, откуда к ней идет это понимание. Девушка подошла к ней ближе, склонилась так низко, что Алике могла дотронуться до ее лица, и вдруг неожиданно отступила к самой двери. Словно моля о чем-то, подняла руки вверх. Очень странно. Видение тревожило ее до рассвета, когда она наконец заставила себя проснуться. Сон был таким ясным, таким реальным, что ей показалось, будто она видела все наяву. И через какое-то время Алике с удивлением обнаружила, что обшаривает углы комнаты. И конечно же, комната была пуста.

От пережитого страха ей захотелось пить. Она хотела позвонить горничной, но передумала, решив не беспокоить ее из-за такой мелочи. Она знала, что буфетная находится совсем недалеко, она вполне может преодолеть такое расстояние.

Алике спустила ноги с кровати. На ней была всего лишь ночная рубашка, но в этот час ей вряд ли кто-нибудь встретится. Она встала и схватилась за резную спинку кровати. Почему она все еще так слаба?

Она сделала шаг, остановилась, потом еще шаг.

Еще три шага, и ей пришлось отпустить спинку кровати. Расстояние, которое казалось таким небольшим несколько минут назад, стало теперь непреодолимым.

Сделав еще шаг, она встала, покачиваясь из стороны в сторону, не находя равновесия.

— Я все-таки дойду, — упрямо сказала сама себе.

Проходя мимо стула, ухватилась за него как за спасательный круг. Он заскользил по натертому полу, ударился о письменный стол; от удара с него слетела чернильница, заливая чернилами паркет и великолепный абиссинский ковер. Одновременно с грохотом упала на пол стопка Книг. Александра, готовая закричать от отчаяния и ярости, только стояла, дрожащая и слабая, со слезами на глазах.

Фигура, которая не замедлила появиться из соседней спальни, несомненно, ощущала себя жертвой. Это был Дуглас. Он подбежал к ней, на ходу завязывая халат.

— Что здесь происходит? Какого черта вы встали с постели?

Ей хотелось, чтобы у нее в эту минуту была пушка. Или нож. Или хотя бы лук со стрелами.

— А как вы думаете, что я делаю? Я занимаюсь своим утренним туалетом. Разве это такое необычное занятие?

— Черт побери, вы разгромите весь мой дом! Она проследила за его взглядом. Чернила тонкой струйкой вытекали из чернильницы и ужасающе быстро впитывались в ковер. Алике вскинула подбородок и заявила:

— Да, можете не сомневаться, я так и сделаю. Я ненавижу Нортклифф-холл и полна решимости разрушить все, что только успею, прежде чем покину этот дом. Это только начало.

Дуглас, видя, что она вот-вот упадет ничком на пол, подхватил ее под мышки, удерживая в вертикальном положении.

— Я спрашиваю, для чего вы вылезли из кровати?

Она не знала, как избавиться от него.

— Я хотела пройти на кухню и согреть немного молока.

— Чушь! Вы не сможете пройти и полкомнаты.

— Прекрасно смогу. К тому же я хотела поговорить с миссис Пичем по поводу постельного белья. Я хочу, чтобы его заменили, от него пахнет нафталином.

— Александра, может быть, вы прекратите молоть всякую чепуху и скажете наконец…

— Черт возьми, оставите вы меня когда-нибудь в покое?

— Вам так неприятно меня видеть?

— Да. Я вас ненавижу. Уйдите, прошу вас. Дуглас, сдвинув брови, задумчиво смотрел на нее. Он уже почти решил осчастливить ее, объявив, что готов признать ее своей женой, но, кажется, у нее сейчас не совсем подходящее настроение для этого сюрприза. Вчера вечером он не стал беспокоить ее, потому что хотел, чтобы она как следует отдохнула и набралась сил, прежде чем он сделает ее самой счастливой женщиной на земле. И вот она ведет себя как какая-то грубиянка, словно сам дьявол явился к ней в его обличье, и похоже, совсем не рада его видеть. А ведь он ее муж и так заботился о ней. Совершенно непредсказуемое существо.

Невзирая на отчаянное сопротивление, он поднял ее на руки и понес к кровати.

— Молчите и ведите себя тихо. Нет, закройте рот и не произносите ни слова.

— Вы немедленно уйдете отсюда.

— Непременно, как только уложу вас в кровать.

Она притихла, поскольку сомневалась, что сможет добраться до нее самостоятельно. Лучше бы она позвонила Тэсс. Молча он уложил ее в кровать и укрыл одеялом.

— Вы сможете заснуть или мне дать вам снотворное?

— Уйдите. — Она метнула в него ненавидящий взгляд, сознавая, что он не заслужил такого обращения, и ответила ледяным тоном:

— Благодарю за оказанную помощь. Мне очень жаль, что я потревожила ваш сон. Я также сожалею, что сломала стул, поцарапала письменный стол и пролила чернила, испортив тем самым ваш чудесный абиссинский ковер. Я куплю вам новый. У меня осталось немного собственных денег.

— Да что вы? Что-то с трудом верится. У вашего драгоценного отца не осталось ни гроша.

Ни за вами, ни за вашей сестрой не дали приданого. И наверняка вы не имеете представления о том, сколько денег вашему отцу отстегнул Тони, верно? И не знаете, собираюсь ли я дать вам какие-нибудь деньги в качестве отступного. И даже если вы что-то получите от меня и любезно замените мой ковер, все равно выходит, что за него заплатил я сам.

— Вы ошибаетесь. У меня есть собственные тридцать фунтов. Мне удалось скопить эти деньги за четыре года.

— Тридцать фунтов! Ха! На эти деньги можно купить чернильницу, может быть, даже две, но отнюдь не такой ценный ковер.

— Может быть, его удастся отчистить. Дуглас снова посмотрел на ярко выделявшееся черное пятно.

— Да, это так же вероятно, как и то, что кто-нибудь из министров Наполеона швырнет ему в лицо пирожное.

— Все возможно.

— Вы еще очень молоды и не знаете, что в этой жизни чаще всего выживают идиоты. А теперь спите. Вы до глупости самолюбивы, и это утомляет.

Это уже слишком, думал Дуглас, широким шагом удаляясь к себе в спальню. Слишком для того, чтобы сделать ее самой счастливой женщиной. Почему она так обращается с ним? Какой дьявол в нее вселился? Он так безупречно вел себя с ней, черт возьми, да он просто спас ее от смерти своими заботами! И это награда? Она, кажется, ненавидит его. Она сказала, чтобы он оставил ее в покое. И испортила один из самых любимых ковров его матери.

С горьким чувством Дуглас погрузился в сон.

* * *

Было утро пятницы. После купания Александра приказала Тэсс одеть себя. Она была еще слабой, но не настолько, чтобы оставаться в постели. Пора уезжать из этого дома. Она приняла правильное решение и молилась, чтобы на этот раз ей удалось навсегда покинуть Нортклифф-холл.

Он отказался от нее. Он обращался с ней, как с какой-то надоедливой мухой, словно она бесполое существо.

Как жаль, что она испортила такой дорогой ковер.

Он посмеялся над ее тридцатью фунтами. Он и понятия не имел, чего ей стоило скопить эти тридцать фунтов, пенни к пенни, целых четыре года.

Мало того, что он отверг ее, когда она была так глупа, чтобы соблазнять его, но он и заботился о ней только потому, что у него не было выбора. Не мог же он позволить ей умереть у него на руках.

Она молилась про себя, чтобы забыть все, что произошло с ней за последние дни. Специально разжигала в себе возмущение и злость, чтобы заглушить боль, страшную боль от мысли, что никогда больше не увидит его, пусть и равнодушного, взгляда.