— Остл поклялся мне, что отдал ему письмо в собственные руки, — сказала она.

Три женщины переглянулись, но Алике и Софи промолчали, не зная, что еще сказать. Все трое остановились в рощице из елей и берез, где Алике и Софи должны были ожидать Синджен.

— Если ты не появишься вместе с ним в течение получаса, мы отправимся за тобой, — сказала ей Алике.

Синджен направила своего коня прямо к крыльцу замка. Из-под копыт Арджилла выскакивали испуганные куры, козы, собаки. Около десятка мужчин и женщин побросали свою работу, чтобы поглазеть на скачущую к замку незнакомую леди.

Она увидела, как двое мужчин пристально посмотрели на нее и скрылись за большой, обитой железом парадной дверью. Синджен остановила Арджилла возле нижней ступеньки крыльца и улыбнулась обступившим ее людям.

К ее невыразимому облегчению, в дверях показался Роберт Макферсон. Какое-то время он стоял молча, разглядывая ее с головы до ног, потом медленно, по-прежнему не говоря ни слова, начал спускаться по истертым, выщербленным ступеням, пока его глаза не оказались на одном уровне с глазами всадницы. Тогда он остановился.

— Итак, — начал он, скрестив руки на груди, — вы все-таки явились. Удовлетворите мое любопытство, миледи: скажите, почему вы решились приехать в мое логово одна и почему в ваших прекрасных глазах не видно ни малейшего страха?

«Какой миловидный красавчик», — подумала Синджен. Все черты лица Роберта Макферсона были вылеплены на редкость изысканно и тонко, от совершенного изгиба светлых бровей до изящного аристократического носа. Его глаза были не менее красивы, чем ее собственные, и никак не подходили взрослому мужчине.

Синджен некоторое время молча разглядывала его, потом сказала:

— Давайте вместе проедемся верхом.

Роберт Макферсон откинул голову назад и расхохотался.

— Вы считаете меня слабоумным? Ваш муж наверняка притаился вон за теми березками вместе с дюжиной своих людей, чтобы пристрелить меня, когда я буду проезжать мимо.

— Какая глупость! Неужто вы и впрямь верите, что Колин Кинросс способен полностью забыть о своей чести и послать собственную жену, чтобы она привела к нему его врага?

— Нет, — медленно проговорил Макферсон. — Колин слишком горд, чтобы сделать это. И дело тут вовсе не в его чести. Вы вышли замуж за человека чересчур надменного, наделенного дьявольской злобностью и гордыней. Он готов сам подъехать к моим дверям, как это сейчас сделали вы, и лично бросить мне вызов.

— Стало быть, вы считаете его не только гордым, но и бесстрашным?

— Нет, просто непомерная гордыня заставляет его делать глупости. Он вполне может погибнуть, так и не поняв, что его убило. А вы, миледи, тоже приехали, чтобы бросить мне вызов?

— О, стало быть, вы не поняли смысла моего письма? И моя поездка была напрасной?

— О нет, моя дорогая леди, я понял все, до последнего слова. Ваш посыльный едва не обделался в штаны, когда приехал сюда, до того он был перепуган. А вот вы нисколько не боитесь. Это интригует меня. Однако, по правде говоря, мне кажется невероятным, что вам вдруг захотелось встретиться со мной. От нашей прошлой встречи у меня осталось впечатление, что вы едва ли еще раз захотите оказаться в моем обществе. Более того, тогда вы меня изрядно разозлили. Мне пришлось весьма долго идти пешком.

— Вы были сами виноваты. Вы недооценили меня из-за того, что я женщина. Честно говоря, вы повели себя со мной как самый настоящий хам. Вам не следовало принуждать меня ли угрожать мне. Я этого не терплю. Сегодня я предлагаю вам возможность улучшить свои манеры и, возможно, прибрести нового друга — в моем лице.

— Вот это меня и изумляет. Зачем вам это нужно? Синджен наклонилась в седле, так что ее теплое дыхание коснулось его лица, и, глядя на него глазами, голубыми, как безоблачное летнее небо, тихо сказала:

— Вы чересчур миловидны для мужчины. И ваша миловидность заинтриговала меня. Мне захотелось узнать, настоящий ли вы мужчина под этими вашими штанами или же просто смазливый мальчик, притворяющийся мужчиной.

Его глаза сузились от ярости. Он грубо схватил ее, но она тихонько подняла руку, и ее пистолет оказался в шести дюймax от его лица.

— Я же объяснила вам, сэр, что не терплю хамов. Ну так как же: вы покажете мне, чего стоите? Кто вы: смазливый мальчишка или же мужчина с присущими мужчине желаниями?

Она увидела, как в его глазах вспыхнуло вожделение, жаркое, неприкрытое.

За последние сутки Синджен много раз отрабатывала этот трюк и теперь добилась своего, но это было омерзительно.

— А откуда мне знать, что вы не заманите меня в лес и не застрелите из этого прелестного пистолетика?

Она посмотрела на него с улыбкой:

— Ниоткуда.

Он не сводил с ее лица пристального, изучающего взгляда.

— А вы немного побледнели. Может быть, вы все-таки немножко боитесь?

— Самую малость. Ведь вы могли спрятать в окрестностях своих людей, чтобы они застрелили меня. Правда, вашей репутации был бы нанесен урон, если бы вы убили женщину, но, с другой стороны, кто знает? Как раз это мне и нравится: я всегда считала, что в жизни надо испытать все, а если в ней говеем нет риска, то зачем жить? Ну так как же: вы спрятали неподалеку своих людей с мушкетами?

— Нет. Как вы сами заметили, вы всего лишь женщина. Да к тому же еще и англичанка, дочь графа. До сих пор мне не приходилось встречать женщин, подобных вам. Вы вызываете во мне острый интерес. Скажите, зачем вы вышли замуж за Колина, если он вам не нравился? Вы, кажется, женаты уже два месяца, не так ли?

— Возможно, вы также слышали, что за все это время мы провели вместе всего несколько дней — и всего несколько ночей. Он большую часть времени проводит в Эдинбурге, а я вынуждена томиться здесь, в его разрушающемся замке. Мне скучно, сэр, а вы так необычны, так не похожи на остальных. Едва увидев вас, я сразу поняла, как разительно вы отличаетесь от Колина. Вы такой миловидный…

Он бросил на нее испытующий взгляд и после недолгого молчания сказал:

— Идемте в конюшню. Я возьму своего коня, а потом, моя дорогая, отведу вас в одно место и там наглядно покажу, что мужчина с миловидным лицом может быть весьма щедро одарен природой.

— Так же щедро, как Колин?

Услышав это, Макферсон надменно выпрямился, словно вдруг проглотил кочергу.

— Я могла бы много чего сказать о своем муже, — продолжала между тем Синджен, — но одного у него не отнимешь: он мужчина с головы до ног. Жаль, что он любит не меня, а только мои деньги.

— Как мужчина он ничего не стоит, — процедил наконец Роберт Макферсон. — Скоро я вам это докажу.

Синджен искренне сомневалась, что он может в чем-либо превосходить Колина, однако сочла за лучшее промолчать. Ей нужно было, чтобы этот человек поехал с ней; в ее планы вовсе не входило выводить его из себя. А то он чего доброго зарычит от ярости и попытается сбросить ее с коня. Тогда пришлось бы застрелить его, прямо здесь, на его земле, а это было бы весьма неблагоразумно.

Десять минут спустя Роберт Макферсон был окружен тремя всадницами, каждая из которых целилась в него из пистолета. Он повернулся к Синджен:

— Значит, я все-таки был прав.

— О нет. Колин ничего об этом не знает. Он слишком благороден, чтобы заманить вас в ловушку и прикончить, как вы того заслуживаете. Поэтому, сэр, мы трое решили сами избавить его от ваших подлых происков. Я не могу допустить, чтобы вы продолжали охотиться за ним. Вам не следовало покушаться на его жизнь в Лондоне и Эдинбурге. Вам не следовало убивать наших арендаторов и жечь их дома. Но теперь вы наконец заплатите за свои преступления. И должна сказать вам, что мне будет очень приятно знать, что вас увезли далеко отсюда, очень далеко. Кстати, мой муж не убивал вашу сестру. Если он не стал убивать такого негодяя, как вы, то как можно поверить, что он мог убить женщину, которая была его женой?

— Она ему надоела. Он устал от нее.

— Пожалуй, в этом что-то есть. В конце концов вы уже успели надоесть мне до смерти, хотя я встречаюсь с вами только во второй раз. И мне ужасно хочется столкнуть вас с какого-нибудь обрыва, однако я этого не сделаю, несмотря на то, что вы не только хам, но в придачу к тому еще злодей, трус и человек, полностью лишенный понятия о чести. Колин сказал мне, что ваш отец — хороший человек, и я не хочу причинять ему горя. Но довольно разговоров. Алике, Софи, я уже сказала ему все, что хотела. Давайте привяжем его к лошади.


Поначалу Колин совершенно растерялся, затем его охватила дикая ярость.

Глядя в лицо сына, он спросил с холодным бешенством:

— Так ты говоришь, что твоя мачеха и твои две тетушки катаются верхом по поместью?

— Да, папа, так мне сказала Синджен. Она сказала, что прекрасно себя чувствует и хочет показать им окрестности. Я спросил у нее, где ты, и она ответила… теперь я понимаю, что она не сказала мне правды.

— Ты хочешь сказать, что она просто-напросто солгала. Чтоб ей провалиться, я ее побью, я запру ее в своей спальне, я…

— Милорд, — вступил в разговор доктор Чайлдресс, касаясь рукава Колина рукой, покрытой старческими пятнами, — что здесь происходит? Выходит, графиня вовсе не больна?

— Моя жена, — проговорил Колин сквозь зубы, — притворилась больной, чтобы таким образом удалить меня из дома. Проклятие! Она что-то затеяла — но что?

Несколько мгновений он молчал, потом хлопнул себя по лбу:

— Как же я мог быть таким дураком!

Он резко повернулся и со всех ног кинулся к своему коню Гулливеру, который с довольным видом жевал белые розы, посаженные тетушкой Арлет около парадного крыльца.

Филип быстро сказал доктору:

— Боюсь, моя мачеха очень рассердила моего отца. Думаю, я должен поехать за ним, чтобы защитить ее. Извините меня, сэр.

И Филип помчался вслед за своим отцом.

Доктор Чайлдресс остался один. Он стоял и задумчиво слушал торопливые шаги мальчика, гулко стучащие по каменным плитам вестибюля. Он знал Колина с той самой минуты, как тот вышел из утробы матери. Он видел, как Колин рос и как становился высоким, стройным, гордым юношей. Его отец и старший брат всячески старались сломить его дух, но, слава Богу, у них ничего не вышло. Доктор Чайлдресс сказал, как бы размышляя вслух: