— Я скучаю по этим маленьким варварам.

— Что, сразу по всем двенадцати, которых пригрел Райдер, да еще по двум нашим и малышу Райдера и Софи?

— Нет, я предпочитаю иметь рядом не больше двоих одновременно. По мне, так лучше обмениваться ими время от времени. Тогда они не успевают сесть тебе на шею и начать вить из тебя веревки.

— Ты абсолютно прав. Но, дорогой, раз Колин так болен и нам придется взять на себя приготовления к свадьбе, не лучше ли пока оставить наших мальчиков у их дяди и тети?

— Думаю, Синджен захочет выйти замуж за Колина как можно скорее. Если у нее получится, Райдер и Софи просто не успеют к свадьбе.

— Ох, я слишком устала, чтобы и дальше ломать голову над всем этим. Давай спать.

Дуглас почувствовал, как ее мягкая рука погладила в темноте его грудь, и улыбнулся:

— А я-то думал, что ты устала. Стало быть, ты уже успела восстановить силы и собираешься вознаградить меня за мои дневные труды?

— Да, но с одним условием: если ты обещаешь не вопить слишком громко и не будить свою матушку, как в тот раз.

Алике содрогнулась, вспомнив ту ночь, когда она и Дуглас особенно рьяно предавались наслаждению и вдруг к ним в спальню ворвалась его матушка, заподозрившая, что Алике убила ее обожаемого сыночка. Вспоминая эту сцену, она до сих пор холодела от стыда.

— На всякий случай я засуну себе в рот носовой платок, — сказал Дуглас.


Наконец-то он был в полном сознании, но он так ослабел, что, кажется, не сможет добраться до ночного горшка. Отвратительное чувство. Хорошо, что хотя бы жар спал и боль в ноге сделалась терпимой. Конечно, дурак он был, что сразу не обратился к врачу, но он просто не привык, чуть что, звать лекаря и позволять ему пичкать себя всякими снадобьями. За всю свою жизнь он ни разу не воспользовался услугами доктора Чайлдресса, который практиковал в Кинроссе, разве что по поводу каких-то детских болезней. Он был молод, силен и здоров как бык. И вдруг простой ножевой порез приковывает его к постели, вызывая сильнейшую лихорадку и даже беспамятство.

Из-под полуопущенных век он увидел, как в комнату вошла Джоан. Он был голоден и раздражен и не желал ее видеть. Ему нужна была помощь, но не от женщины, а от мужчины.

— Вот и прекрасно, ты уже проснулся, — сказала Синджен, одарив его обворожительной улыбкой. — Как ты себя чувствуешь?

Он что-то буркнул.

— Хочешь, я тебя побрею? У меня есть опыт: однажды я обрила голову Тайсону, пока Райдер держал его, чтобы не дать ему вырваться. С тех пор прошло не более десяти лет. Если ты разрешишь мне попробовать, я обещаю быть очень осторожной.

— Нет.

— Удивительное дело, Колин: к нам явился джентльмен, который уверяет, что он твой кузен.

При этом известии он тотчас сел на кровати. Одеяло сползло ему на живот, но он этого не заметил. Он был в растерянности. Какой кузен? Насколько он помнил, никто из его кузенов не мог знать, что он находится здесь. Ах да, Макдуф знает.

— Не может быть, — проговорил он машинально и упал обратно на подушки.

Синджен смотрела на верхнюю кромку одеяла, которое теперь не доходило ему до пояса. Она невольно сглотнула. Как же он красив: мускулистый, стройный, грудь покрыта черными волосами, а ниже, на животе, они образуют узкий шелковистый мысик. Сейчас он чересчур худой, все ребра видны, но это у него пройдет.

— Тебе нужно все время быть в тепле, — сказала она и натянула одеяло ему на плечи, хотя вместо этого ей хотелось вовсе убрать его и созерцать Колина Кинросса в костюме Адама по меньшей мере часов шесть.

— Джоан, ты не шутишь? Макдуф правда здесь? Она удивленно моргнула:

— Макдуф? Он не назвал мне своего имени, а только сказал, что он твой самый любимый кузен. Его действительно зовут Макдуф, как у Шекспира в «Макбете»?

Колин усмехнулся:

— По-настоящему его зовут Фрэнсис Литл (Литл (little) — маленький), нелепое имя для такого здоровенного верзилы, вот мы и прозвали его Макдуфом, когда еще были мальчишками.

— Макдуф явно подходит ему куда лучше, чем Фрэнсис Литл. Фамилия Литл едва ли годится для человека, у которого грудь шире, чем ствол векового дуба. Прозвать его Макдуфом — это было очень умно. Наверное, именно ты, Колин, придумал это прозвище. Знаешь, у него невообразимо рыжие волосы, но совсем нет веснушек. А глаза у него голубые, как летнее небо, и…

— Его глаза точно такого же оттенка, как твои. Хватит петь хвалу моему великану кузену. Приведи его сюда.

— Нет, — сказала Синджен. — Сначала тебе нужно позавтракать. А, вот и Финкл. Он поможет тебе во всем, что тебе нужно. А я вернусь через несколько минут и помогу тебе есть.

— Мне не требуется твоя помощь.

— Ну, разумеется, не требуется, но тебе ведь будет приятно побыть в моем обществе, не так ли?

Он только молча посмотрел на нее. Она улыбнулась, чмокнула его в губы и, чуть ли не танцуя, выпорхнула из комнаты. У самой двери она обернулась:

— Хочешь, мы поженимся завтра?

Он взглянул на нее скорее с досадой, чем с удивлением, и ответил:

— У тебя была бы незабываемая брачная ночь. Я бы тут же заснул как убитый, и на том бы все и кончилось.

— Это не имеет значения. Ведь впереди у нас долгая совместная жизнь.

— Я не стану на тебе жениться, пока не буду в силах переспать с тобой, как полагается мужчине.

Он сразу же понял, что сказал глупость. Ему бы следовало жениться на ней в течение следующего часа, если бы только это было возможно. Время уходило, а ему отчаянно нужны были ее деньги.


Синджен праздно сидела на стуле и глядела на беседующих кузенов. Оба они говорили тихо, так что она не могла разобрать слов, впрочем, подслушивать ей все равно не хотелось, хотя, сказать по правде, в этом деле она была великая мастерица. Когда имеешь трех старших братьев, весьма рано начинаешь понимать, что всякие сведения, которые от тебя пытаются скрыть, лучше всего узнавать через замочную скважину. Она посмотрела на сад за окном. День выдался прохладный, но небо было синим и безоблачным, а в саду цвело множество цветов.

Синджен услышала смех Колина и посмотрела на него с улыбкой. Макдуф — вот чудное прозвище, еще чуднее, чем ее собственное, — производил приятное впечатление и, что было куда важнее, похоже, был искренне привязан к Колину. Даже сидя, он казался огромным, не толстым, нет, просто огромным, как сказочный великан. Смех у него тоже был как у великана — громоподобный, сотрясающий все его тело. Положительно, этот Макдуф ей нравился. И его можно не опасаться: она уже предупредила его, что, если он своими разговорами утомит Колина, она его тут же выставит вон.

Выслушав это предупреждение, Макдуф посмотрел на нее с высоты своего гигантского роста и ухмыльнулся:

— А вы не трусиха, как я погляжу, просто самую чуточку глуповаты, если впустили в дом этого мошенника. Ладно, я вовремя закрою рот, чтобы не утомлять беднягу.

Встретив столь полное понимание, Синджен отвела его в спальню Колина.

Теперь он встал со своего места у постели больного и сказал, обращаясь к Колину:

— А сейчас тебе пора отдохнуть, старина. И не вздумай спорить. Я дал слово Синджен, а с ней, как я понял, шутки плохи.

— Ее имя — Джоан. Она не мужчина. Макдуф поднял одну огненно-рыжую бровь.

— Вижу, ты нынче не в духе. Это оттого, что ты хвораешь. Я зайду к тебе завтра утром, Эш. Делай то, что тебе велит Синджен. Между прочим, она пригласила меня на вашу свадьбу.

И великан Макдуф удалился.

— У него совсем нет шотландского акцента, так же как и у тебя.

— Макдуф, несмотря на свое прозвище, отдает предпочтение английской половине своей родни. Его мать была сестрой моего отца. Она вышла замуж за очень богатого англичанина из Йорка, у которого была процветающая торговля железными изделиями. Мы оба получили образование в Англии, но он пошел куда дальше меня. Одно время я думал, что он бы вовсе обрубил свои связи с Шотландией, не будь они такими тесными (во всяком случае, сам он всегда уверял, что они именно таковы). Но, как видно, я был не прав, поскольку последние несколько лет он большей частью живет в Эдинбурге.

— Ты устал, Колин. Я хочу услышать всю эту историю, но только не сейчас, мой дорогой, а позже. Сейчас тебе хватит говорить — и не спорь.

— Джоан, тебе еще никто не говорил, что ты чересчур деспотична и норовиста?

Он разозлился, и это ее обрадовало. Он явно шел на поправку.

— Норовиста? Нет. Норовистой бывает лошадка, на которой ездят верхом, — мягко возразила она, разглаживая одеяло у него на плечах.

Колин ответил ей раздраженным взглядом.

— Такие двусмысленные намеки не к лицу порядочной девице!

Тут он осознал, что понятия не имеет, о чем говорит, и хрипло буркнул:

— Оставь меня, Джоан.

— Хорошо, оставлю. Прости меня, Колин. Ты устал и должен отдохнуть.

Возле двери она остановилась и обернулась.

— Хочешь, мы поженимся послезавтра?

— Если завтра я смогу ходить, то послезавтра, быть может, смогу и ездить верхом.

Она вопросительно склонила голову набок, но, видя, что он молчит все с тем же раздраженным видом, улыбнулась и вышла.

Колин закрыл глаза. Он был встревожен, очень встревожен и зол как черт. Макдуф рассказал ему, что Макферсоны взялись за старое и снова грабят владения Кинроссов. Они прознали о том, что он разорен и на время уехал из Шотландии, и бросились ковать железо, пока горячо. По словам Макдуфа, они нагло совершали набеги на земли Кинроссов и угоняли овец. Окаянные стервятники, никогда не умевшие вести хозяйство на собственных землях, только и знавшие, что плакаться о своих бедах, в которых они же сами и виноваты! Они даже убили нескольких арендаторов, которые попытались спасти свои дома от разграбления. Его люди делали все, что могли, но у них не было вождя, который бы ими руководил. Никогда в жизни Колин не чувствовал себя таким беспомощным. Дома творится черт знает что, а он лежит себе в этой уютной кровати, в этом роскошном доме, слабый, как новорожденный жеребенок, и неспособный чем-либо помочь ни своим арендаторам, ни своей семье.