Звева Модиньяни - Невеста насилия

Да, еще тогда, в тот далекий день, Хосе Висенте уловил во взгляде девочки серьезность и решимость, внушавшие уважение.

— Я сразу понял: малышка станет большим человеком. У тебя были все качества, чтобы пробиться. Ты оказалась в роли жертвы, но не смирилась и отчаянно пыталась сражаться с обрушившейся на тебя несправедливостью. И мне захотелось всегда быть рядом, защищать тебя, помогать, по мере возможности, подсказать, как найти свой путь в жизни.

— Поэтому ты согласился жениться на мне?

— Поэтому. Были еще и другие причины; не хочу о них распространяться…

— А теперь почему гонишь меня?

— Потому что на последнем этапе подъема, что приведет тебя к вершине, нужна другая рука. Я буду следить за твоим восхождением и помогать только в случае необходимости. Но, думаю, ты сможешь обойтись и без меня…

Нэнси уронила голову на плечо мужу и беззвучно разрыдалась. В эту ночь они с особой страстью и с прощальной нежностью любили друг друга. На рассвете Нэнси и Хосе долго стояли у окна, обнявшись, и смотрели, как шел снег, неумолимый и бесстрастный, как сама судьба.

Через день Хосе Висенте Доминичи уехал в Калифорнию, чтобы лично заняться недавно приобретенными виноградниками. Нэнси вернулась в Нью-Йорк и подала документы на развод.

Через шесть месяцев прошел слух о помолвке Нэнси Пертиначе, талантливого адвоката, с Тейлором Карром, доцентом Йельского университета из аристократической бостонской семьи.

Еще через некоторое время имя Нэнси Карр появилось на вывеске адвокатской конторы, рядом с фамилиями Принтфулла, Кэфлиша и Лоузи. С этого момента началось ее неудержимое восхождение наверх. Двери салонов и клубов распахнулись перед очаровательной, умной, образованной и предприимчивой женщиной, носившей фамилию Карр.

— Ваш брак был счастливым? — спросил Марк.

Он не мог понять, почему Тейлор Карр так добивался этой женщины: она была замужем, имела ребенка, принадлежала совсем к другому кругу и в ее прошлом числилось немало темных страниц.

На вилле Хосе Висенте Доминичи стояла полная тишина, и Нэнси говорила с журналистом почти шепотом:

— Наш брак оказался спокойным и безоблачным. В нем было больше «за», чем «против». Любовь, та любовь, от которой теряешь голову, для меня кончилась вместе со смертью Шона.

Нэнси терпеливо и доброжелательно объясняла журналисту:

— Думаю, в итоге, все сложилось удачно, — продолжала она. — Тейлору нравилось играть роль Пигмалиона. А я стала прилежной ученицей. Его уроки я схватывала на лету. Для меня распахнулись двери самых элегантных гостиных, самых престижных клубов. Родители Тейлора сначала приняли невестку очень холодно, но постепенно лед растаял. Они вели себя очень любезно и со мной, и с моим сыном. Рядом с Тейлором я прожила интересные, насыщенные годы. В Монте-Карло мы были гостями Грейс Келли. На яхте «Кристина» нас принимал Онассис. Мы отдыхали в Акапулько и в Сен-Моритце; имели лондонскую квартиру в Кенсингтоне, и еще одну в Париже, на авеню Фош. В моей адвокатской конторе от клиентов отбою не было. Как адвокат я пользовалась большим успехом. И когда я решила, что у меня достаточно солидных клиентов, мы с братом Сэлом открыли собственную адвокатскую контору. Я активно занималась политикой, мою кандидатуру выдвинули в Конгресс от Квинса и меня избрали. Я всегда чувствовала помощь и поддержку Тейлора: прекрасный муж и верный друг.

Неожиданно Нэнси встала. Марк вопросительно взглянул на нее.

— Пойдемте наверх, — предложила она. — Мне не хочется, чтобы Тейлор, едва приехав, обнаружил бы вас здесь.

Журналист не понял, какая разница, где его обнаружат: на террасе или наверху. Впрочем, он не стал возражать, так как очень устал. Проходя вместе с Нэнси по комнатам виллы, Марк чувствовал, что попал в какой-то странный, таинственный мир. Он не заметил слуг, но все вокруг блистало чистотой. И мебель выглядела тоже странно: великолепные, изысканного вкуса образцы стиля либерти соседствовали с жуткими, грубо сколоченными шкафами и столами.

Они поднялись по лестнице, залитой светом, лившимся с застекленного потолка. Марк залюбовался прекрасными декоративными растениями и улыбнулся, увидев в стенной нише наивную и патетическую фигурку святой Розалии, украшенную драгоценностями. Он боялся, как бы его собеседница без предупреждения не прервала разговор, поэтому поспешил спросить:

— А что случилось потом?

Они как раз проходили по полутемному коридору, и Нэнси ответила совершенно спокойно:

— А потом случилось следующее: я возмечтала о кресле мэра в Сити-Холл. Партия поддержала бы мою кандидатуру. Помогла бы и семья Лателла. Остальное, мистер Фосет, вам известно. На самое начало серьезной избирательной кампании пришлось интервью Натали Гудмен. Гудмен натравили на меня очень вовремя. Мне дали понять: надо отказаться, в противном случае — на Нэнси Карр обрушится волна разоблачений. А потом Гудмен заставили замолчать навечно.

— Кто заставил? — спросил Марк.

Нэнси распахнула дверь спальни, обернулась к журналисту и напомнила:

— Это вы уже спрашивали… Помните?

— А вы так и не ответили, — заметил он, входя в комнату.

— Вам нужно отдохнуть, мистер Фосет. Немного поспите и почувствуете себя лучше, — сказала Нэнси, не отвечая на вопрос.

— Так кто заставил? — настаивал Марк.

Женщина подошла к окну, отодвинула тюлевую занавеску и посмотрела в сад.

— Вы не хотите отдохнуть? — еще раз предложила она, указав на кровать, покрытую белым хлопчатобумажным покрывалом. — Хорошо, мистер Фосет. Я скажу, кто убил Натали Гудмен. Скажу, хотя мне нелегко признаться. Мне вообще тяжело дался мой рассказ. Но я обещала вам правду, — с глубоким вздохом заключила Нэнси.

Нэнси сидела в гардеробной в обществе своего красавца-сына Шона, когда раздался звонок Джуниора Лателлы, известивший ее о смерти Натали Гудмен. Журналистку убрали, чтобы она не выдала имя человека, предоставившего ей информацию, с помощью которой Нэнси загнали в угол.

Шон увидел, как изменилось лицо матери, как медленно положила она трубку. Он не знал, что сообщили Нэнси по телефону, но по ее глазам понял — грядут неприятности. Опыт и такт подсказали Шону, что лучше уйти, иначе матери придется скрывать от него правду, а это ей будет неприятно. Он вполне правдоподобно хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Я чуть не совершил ошибку, и притом непростительную — забыл, что обещал подружке поужинать с ней.

Шон нежно поцеловал мать в волосы, чтобы не испортить едва законченный макияж.

— Ах, дорогой мой, — прошептала Нэнси, взяв руку сына и поднеся к щеке.

В этом благоговейном жесте было столько любви, столько желания защитить сына. Пусть ему останутся неведомы трагические повороты ее собственной жизни! Шон всегда оставался для Нэнси живым воплощением Мак-Лири, вечным воспоминанием о единственном мужчине, которого она любила всем сердцем.

Она запланировала для сына спокойную, бестревожную жизнь, наполненную теми радостями, что дают знания и профессиональный успех. Так всегда жил и продолжал жить ее муж Тейлор, один из немногих людей, умевших снисходительно относиться к человеческим слабостям, понимать и прощать.

— Дорогой мой, — повторила Нэнси, — завтра увидимся?

— Я позвоню утром, мама, не волнуйся, — сказал Шон и ушел.

Сэл ждал внизу, в кабинете Нэнси. С ним была Лорин, его подружка юности, на которой Сэл в конце концов женился. Лорин приближалась к сорока, но так и осталась хорошенькой, простой и естественной. Пухленькая и наивная девушка, встретившаяся Сэлу в школе, совсем мало изменилась с тех пор. Лорин подарила мужу четырех прекрасных детей. Теперь они все выросли, и мать с удовольствием устраивала бесконечные обеды и праздники для своих отпрысков и их друзей.

Нэнси вошла в кабинет, и Лорин сразу заметила, что золовка чем-то расстроена. Действительно, Нэнси не стала задавать обычных вежливых вопросов, а сразу же перешла к делу:

— Сэл, сейчас приедет Джуниор. Извините, но я не смогу с вами поужинать. Мы должны обсудить с Фрэнком важные, не терпящие отлагательства, проблемы.

Лорин, похоже, обиделась и не без горечи заметила:

— Все ясно, когда происходит что-то таинственное, взрослые обсуждают проблемы, а малышку Лорин посылают погулять в садик.

— Прости, — грустно улыбнувшись, сказала Нэнси.

Она прекрасно понимала состояние Лорин и знала, что упреки невестки справедливы.

— Это я виновата, — добавила Нэнси, — прости меня. Но у меня — серьезные проблемы. Ими надо заняться в первую очередь.

— Почему-то твои проблемы всегда серьезные и обязательно оказываются важнее прочих.

Лорин говорила миролюбиво, но в ее искренности ощущалась обида. Сэл хотел вмешаться, но Нэнси опередила его.

— Я понимаю, что отнюдь не идеальна. Но, обещаю сделать все, чтобы ты меня простила.

Она ласково поцеловала Лорин в щеку. Та успокоилась и в знак примирения также поцеловала золовку. Как только появился Джуниор, Лорин вышла.

— Это интервью, что записала на магнитофон Натали Гудмен, — сказала Нэнси.

Они с Сэлом и Джуниором только что закончили прослушивать запись.

— Такую же запись сделала и Гудмен, — продолжала Нэнси. — Вопрос в том, куда девалась ее кассета? Кто заставил журналистку замолчать, после того как она угрожала мне разоблачением? Скорее всего, я — последний человек, у которого Гудмен брала интервью. Если будет полицейское расследование, могут выйти и на меня.