— Господи! Это еще что такое! Чарли! — зычно позвал он своего ближайшего помощника.

Ла Манна присмотрелся и убедился, что провод протащили в ванную через форточку и подключили к какой-то черной, блестящей прямоугольной коробке, поставленной на зеленых керамических плитках пола, около унитаза. А с другой стороны коробки тянулись вдоль стен несколько тонких проводов, уходя дальше, в спальню.

Чарли Имперанте вбежал в туалет как раз тогда, когда Джо с недовольным молчанием опорожнял мочевой пузырь.

— Ты меня звал, Джо? — спросил Чарли с безмятежным спокойствием монаха-отшельника. Старина Чарли всегда был таким: ничто не могло смутить его отрешенную безмятежность. Он взглянул на справлявшего нужду Джо без всякого интереса, словно на мушку, бьющуюся о стекло.

— Что тут за гадость! Я тебя убью когда-нибудь! — взорвался Ла Манна, показав пальцем кабель.

Споткнуться — плохая примета, она сулит несчастья. В сущности, ничего страшного не произошло, но Джо казалось, будто ему испортили самый прекрасный день в его жизни.

Чарли нагнулся и осмотрел кабель. Потом спокойно заметил:

— Идиоты они и есть идиоты. А ведь я им говорил: делайте аккуратно. Но их тоже понять можно — столько проводов надо подключить…

— Зачем подключать? — подозрительно спросил Джо, застегивая брюки.

— Для иллюминации. Ты же приказал весь парк разукрасить огнями, — объяснил Чарли.

Имперанте явно дал понять хозяину, что тот сам виноват, раз зацепился ногой за провод.

На стеклянном столике рядом с умывальником выстроились флаконы разных форм и размеров с одеколонами лучших марок. Ла Манна схватил наугад один, плеснул в ладонь и провел рукой по лицу.

— Конечно, тащить эти провода надо было непременно через мою спальню, — пробурчал он, стараясь успокоиться и не препираться с миролюбиво настроенным Чарли. К тому же через несколько минут Ла Манна собирался выйти к гостям.

— А это ты скажи своему гениальному декоратору, — съязвил Имперанте. — Он приволок сюда свору техников и электриков, и они перевернули весь дом.

Джо Ла Манне никогда не удавалось одержать верх над Чарли Имперанте. Этот человечек с толстым носом и тонкогубым ртом, с непроницаемыми глазами, спрятанными за толстыми стеклами очков, всегда умудрялся доказать, что не прав именно Джо. Так же вел себя Имперанте и с Альберто Кинничи. Но и старик Кинничи, и Джо Ла Манна считали Чарли ценнейшим приобретением: у Имперанте был недюжинный организаторский талант, мужество, непоколебимое спокойствие и умение примирять интересы самых разных сторон, вступавших в игру. Как ни хотелось иногда Джо отделаться от Чарли Имперанте, он всегда подавлял подобное желание.

Ла Манна выглянул из окна ванной комнаты. Декоратор Джордж Сегал создал настоящий шедевр. Парк виллы в Хай-Пойнте напоминал своей волшебной роскошью картину эпохи Возрождения. Хозяин с удовольствием оглядел это чудо, знаменовавшее апофеоз его карьеры. Элегантные, мощные лимузины один за другим доставляли гостей к роскошной вилле. Здесь были известные политики, финансисты, звезды кино и сцены.

Гостей встречал Альберт в инвалидном кресле, а рядом с ним стояла ослепительная Бренда. Ла Манна пригласил главного прокурора графства и двух заместителей прокурора, трех судей, двух депутатов, главу полицейского управления и шесть инспекторов. Прибыл Виктор Портана, а с ним целый сонм актеров, среди которых и весьма известные. Здесь был Владимир Вроноски, король Уолл-стрита; Джозеф Мортенс, один из хозяев Лас-Вегаса; два банкира и президент крупной авиакомпании. Все в сопровождении очаровательных дам. По такому случаю многие приглашенные надели великолепные драгоценности, подаренные когда-то стариком Кинничи или самим Джо Ла Манной.

«Щедрость — вот отличительное качество членов нашей семьи!» — подумал довольный Ла Манна.

Фрэнк Лателла и понятия не имел, что такое истинное величие. Потому он и кончил плохо. Старина Фрэнк и его семья разбежались в разные стороны, словно кроличий выводок. Они забились на Сицилию, откуда старик много лет назад уехал без гроша в кармане.

Даже верные друзья оставили Лателлу. Кое-кто перешел к Джо, а на остальных можно было уже поставить крест. Об одном жалел Ла Манна: ему пока не удалось поймать Шона Мак-Лири. Джо не забыл бойню, устроенную на пороге «Викки», не забыл он и унижение, пережитое в Гарлеме, когда на сцене выступала Сисси. У этого проклятого ирландца, словно у кошки, оказалось семь жизней. Он растворился, пропал бесследно.

За газоном и огромными цветущими клумбами, с левой стороны парка, Сегал устроил озеро. Несколько десятков рабочих, сменяя друг друга, трудились день и ночь, чтобы в рекордные сроки завершить задуманное. Получилось нечто волшебное. Из Венеции выписали десять гондольеров, а из Неаполя — целый оркестр. Обед заказали в ресторане «Везувий»; грузовик доставил заказ несколько часов назад, и команда официантов готовила блюда к подаче в специальном огромном павильоне, воздвигнутом позади виллы. Предполагалось, что гости будут обедать, разместившись в гигантских гондолах, а оркестр в это время будет услаждать их слух прекрасными итальянскими мелодиями.

Оглядевшись, Джо Ла Манна убедился, что его люди незаметно, но в достаточном количестве расставлены по всему парку. Ситуация была под контролем.

Решив, что наступил момент, Ла Манна спустился к гостям. Он обнял сына и поцеловал Бренду, а она благодарно улыбнулась Джо. Отец испытывал признательность к этой женщине, восхищался ее красотой и нежностью — ведь она скрашивала тяжелую жизнь сына. К тому же не только Альберт любил Бренду, но и Бренда, что приводило в изумление Джо, нежно любила Альберта.

— Ты — великолепная хозяйка дома, — сделал Джо комплимент невестке, — честное слово, превосходная хозяйка!

— Я так счастлива, папа! — прошептала Бренда, целуя свекра.

На ней было изысканное платье от Диора с умопомрачительным декольте, подчеркивающее изящество и совершенство линий ее цветущего тела. Оказалось так восхитительно быть женой! Что бы она ни делала, все обретало какое-то особое значение.

Бесшумно подъехал Альберт в инвалидном кресле, за ним шел официант с подносом, уставленным фужерами с шампанским.

— Я хочу выпить с тобой, папа, выпить до отъезда, — сказал молодой человек.

Джо взял бокал и недоуменно спросил:

— До какого отъезда?

— Уже забыл? Мы с Брендой уезжаем в Европу. В Лозанну.

Нет, Джо, конечно, не мог забыть. Эта поездка так много значила для сына. Отец просто прогнал мысль о Лозанне, опасаясь очередного и, вероятно, последнего разочарования. Один знаменитый швейцарский хирург, ознакомившись с историей болезни Альберта, согласился поместить юношу в свою клинику, естественно, не давая никаких гарантий. Врач обещал посмотреть, что можно сделать для Альберта. Он не исключал вероятность операции.

— Не думал, сынок, что ты бросишь меня прямо в день праздника, — пошутил Джо. — Поезжай завтра, какая тебе разница?

— Нет, мы сейчас тебе не нужны, папа, — возразил Альберт. — Ты стал самым крупным предпринимателем на всем Восточном побережье.

— Но вы мне очень помогли. Удачи тебе, мальчик мой!

Он поднял бокал, благодаря не только Альберта, но и Бренду. Гости вокруг вели оживленные беседы.

— Спасибо, папа! — прочувствованно произнесла Бренда.

— Поддержи Альберта, пусть не падает духом, — прошептал невестке на ухо Джо, целуя ее в щеку.

Они уехали, а отец, провожая сына с женой взглядом, почувствовал жалость к своему мальчику: пригвожденный к инвалидной коляске Альберт еще продолжал надеяться.

Праздник шел своим чередом: речи, аплодисменты, музыка, а в завершение — веселое разноцветье фейерверка. Охрана получила приказ отгонять подальше журналистов и репортеров, которые попытаются выведать какой-нибудь секрет или тайком сделать фото.

Ла Манна отвечал улыбкой на улыбки, обменивался рукопожатиями, обнимался и выслушивал поздравления. Последний лимузин покинул виллу уже на рассвете. Потом ушли слуги, гондольеры, оркестр.

Чарли Имперанте проводил Бренду и Альберта до самолета и вернулся на виллу в Хай-Пойнте.

— Ты тоже уходишь? — спросил у него Джо.

— Праздник ведь кончился.

— Хороший праздник, правда?

— Великолепный, волшебный, — польстил ему Чарли, зная, что Ла Манна обожает комплименты.

— Праздник получился на славу. О нем еще долго будут говорить, — сказал Джо, пожимая на прощанье руку Имперанте.

— Ты — великий человек, Джо, — ответил Чарли.

— В твоих устах такой комплимент — бесценен.

Ла Манна тяжелым шагом вернулся на виллу и поднялся на второй этаж. Сегодня он слишком много ел и пил, слишком много говорил и излишне радовался собственным успехам. Теперь у него болела голова, во рту чувствовалась горечь, а все тело ныло от усталости. Не так должен был бы чувствовать себя победитель в день праздника. Надо поспать несколько часов, и жизненные силы вернутся к нему! В полдень Джо обязательно должен быть в форме. В двенадцать, в соответствии с договором, подписанным доверенными лицами Ла Манны и Лателлы, собственность семьи Фрэнка перейдет к клану Ла Манна. Но мысль об обретенном могуществе, могуществе практически безграничном, не радовала Джо. Может, к этому удастся привыкнуть понемногу, постепенно.

Джо добрался до спальни и начал раздеваться. Он остался один на огромной вилле. Погасли огни праздника, дом и парк погрузились в темноту и в тишину. Ла Манна насвистывал старый, грустный вальсок, напоминавший ему трудное детство и бурные годы молодости.

Он избегал смотреть в зеркало, чтобы не оказаться один на один с собственным отражением. Никогда не был он таким всесильным и одновременно таким слабым.

Раздевшись, Джо отправился в ванну, поднял крышку унитаза и не без трудностей облегчился. Он высунулся в окно и бросил последний взгляд на парк, объятый тревожной тишиной. Такая же тревога поселилась в сердце Джо.